Как пройти мимо развалин римского акведука?

Героем нескольких поколений советских школьников был Павка Корчагин. Кадр из фильма «Как закалялась сталь», 1973

Саша Кругосветов – автор многогранный. В его творческом багаже есть и остросюжетные приключенческие книги для детей, и грустные экзистенциальные рассказы для взрослых, и вдумчивые очерки, статьи и эссе о прошлом и настоящем России для рефлексирующего читателя. Характерная особенность текста этого автора: его персонажи могут на время растеряться, но не потерять себя. Они проходят через все злоключения, иногда с опущенной головой и сутулясь, но в конце понимают главное в своей истории, а именно то, что мешало им жить. С Сашей КРУГОСВЕТОВЫМ беседует Александр ГРИЦЕНКО.

– Лев Яковлевич, в вашей биографии написано, что вы кандидат наук, ученый, изобретатель. Карьера началась в середине ХХ века. Как все это было тогда?

– Я окончил Ленинградский институт точной механики и оптики (ЛИТМО) в 1964-м по специальности «Вычислительная техника». Все еще только начиналось. Наша восходящая звезда Геннадий Иванович Новиков, тогда еще Гена Новиков, будучи еще студентом, руководил созданием первой институтской электронной вычислительной машины на электронных лампах. Мы все были полны энтузиазма. Полет Гагарина. Советская техника на переднем плане прогресса. 60-е годы открыли нам столько нового: рок, твист, Окуджава, поэтические вечера в Политехническом, кинофестивали, журналы «Юность» и «Новый мир» – всего не перечислишь. Я распределился на предприятие «Гранит». Занимался разработкой бортовых центральных вычислительных машин (ЦВМ) – вначале на микромодулях этажерочного типа, потом на микросхемах. Тогда еще было впечатление, что, если мы и отстаем от США в электронике, то совсем немного, чуть-чуть, скоро догоним и перегоним. Уже создавались новые заводы и НИИ для производства микроэлектроники. В те годы мы, молодые инженеры и научные работники, не знали слова «карьера», просто любили свое дело. Проектировали оборонную технику, запускали ее производство на заводах, писали научные статьи, читали книги, смотрели кино, занимались спортом, путешествовали, любили девушек. Как ни странно, времени хватало на все, все успевали. Хотя, конечно, и недосыпали. В 27 лет я защитил кандидатскую диссертацию без отрыва от основной работы инженера-проектировщика. К 30 годам имел более 25 внедренных авторских свидетельств и более ста научных публикаций.

– А почему вы не защитили докторскую?

– Когда я написал первую докторскую диссертацию, произошла реорганизация Вышсей аттестационной комиссии (ВАК). Выяснилось, что, согласно новым требованиям ВАК, необходимо иметь не только значительные научные результаты и публикации, но и определенный объем внедрения научных результатов, нужны акты, подтверждающие экономический эффект полученных результатов. К тому времени я несколько изменил тематику своей инженерной и научной деятельности. Новая работа казалась мне важнее, чем получение новых корочек. И я решил не дорабатывать готовую работу под новые требования, а писать новую докторскую – естественно, по своей новой тематике. Диссертация получалась неплохая: и внедрение было, и акты оформлены. В конце 70-х друзья предложили мне перейти на появившуюся вакансию в научно-техническом обществе (НТО) Академии наук. Мне всегда нравилось менять направление деятельности. Во второй раз я отложил свою докторскую и решил начать новую жизнь. Был очень интересный 10-летний период работы в академии. И работа интересная, и еще одна докторская (третья по счету) была написана. Но, как говорят, не судьба. Началась перестройка, лихие 90-е. Не было смысла защищать диссертацию. Надо было кормить семью. В 50 лет пришлось в очередной раз резко изменить жизнь.

– В те времена вы пробовали попасть в официальную литературу? Через существующую тогда издательскую систему и Союз писателей СССР?

– Нет. В советское время я был в первую очередь инженером, руководителем крупных инженерных проектов, научным работником, математиком. Но я писал всю жизнь. К слову сказать, и рисовал всю жизнь. Из своих путешествий привозил массу зарисовок – пастель, мелок, тушь, фломастер. И путевые заметки. Если вы спросите, для чего я это делал, откровенно отвечу – не знаю. Была потребность, это доставляло удовольствие. Не представлял, как можно было пройти мимо понравившегося пейзажа или развалин римского акведука, как можно было не записать жанровую сценку, которую пришлось наблюдать в Баку или в Сухуми. Многие тексты, записанные в те стародавние времена, вошли в мои публицистические книги «Светящиеся ворота» (впечатления 60-х о Крыме), «Послания из прошлого», «Птицы», в лирическую тетрадь «Пора домой», в двухтомный сборник «Цветные рассказы».

– Сейчас разное отношение к советской литературе. А что вы сами читали в то время? 

– Начнем с того, что я вырос на советской литературе. В школьные годы для меня любимым литературным героем был Павка Корчагин. К слову сказать, Островский и сейчас для меня пример человека, которого не сломили обстоятельства, который продолжал жить в полную силу, несмотря на тяжелый недуг. Считаю, что такие герои нам и сейчас нужны.

В советской литературе было много всякого. Было много очень плохой и начетнической литературы. Но плохая литература была, есть и будет.

В 60-е годы появилась возможность читать книги многих писателей, которые до того времени нам были очень мало известны. Достаточно сказать, что только в эти годы в магазинах появились «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок». Только тогда мы прочли «Чевенгур» и «Котлован». Мы ловили каждую новую современную вещь в «Новом мире» Твардовского, в «Юности» Катаева и Полевого, читали все от корки до корки – «Вопли», «Знамя», «Октябрь», «Звезду», «Неву». Перефразируя  Горького, я бы сказал: «Всем лучшим во мне я обязан русской советской литературе».

– А когда вы начали писать? В каком возрасте написали первую вещь?

– В начале 50-х, в первом или во втором классе. Тогда в нашей семье был период, о котором можно сказать строчками Мандельштама: «И всю ночь напролет жду гостей дорогих, шевеля кандалами цепочек дверных».

Отца нигде не брали на работу. Друзья помогли ему найти работу мастера на строительстве в колонии-поселении уголовников на Севере. Мы с матерью жили в Ленинграде. Ко дню рождения отца я написал ему письмо: «Папа милый, дорогой, очень по тебе скучаю, приезжай скорей домой, жду тебя с горячим чаем». А дальше что-то о том, что вырасту большим и буду бить фашистов очень метко.

Но считать это первой литературной работой, конечно, нельзя. Первые тексты стал писать в институте – для Sтуденческих Окон Sатиры (SOS), которые я единолично выпускал, для агитпоходов и для КВН. Потом во время работы в «Граните» и в Академии наук много писал для «капустников».

А в 90-е годы приходилось особенно много работать без выходных. Я решил, что у нас с сыном должна быть вечерняя сказка. Сажал на колени шестилетнего малыша и придумывал ему сказку или рассказ о «знаменитом капитане Александре», плававшем под Андреевским флагом на парусных судах в конце XIX века. Капитан Александр был, конечно, умным, смелым и добрым. И еще он умел разговаривать с животными. Поэтому с ним происходили опасные, но очень интересные приключения, из которых он неизменно выходил победителем. Вот по мотивам этих рассказов и вышла моя первая детская книга.

– Вы пишете и для детей, и публицистику, и мейнстрим-прозу. Причем все эти сочинения отмечены премиями, уважаемыми в своей области. Как удается совмещать?

– Реальный мир гораздо более фантастичен, чем мы можем себе представить. Параллельные прямые пересекаются. В черных дырах пространство деформируется так, что, летя по прямой, мы возвращаемся к своему прошлому. Солнце излучает энергии гораздо больше, чем дает идущий в ее недрах термоядерный синтез. Кванты не имеют локализации – они могут находиться одновременно в разных точках Вселенной. Частота гравитационных волн находится в звуковом диапазоне. С помощью хорошо настроенного датчика человек может услышать музыку движения планет – музыку сфер. Вселенная существует 10 миллиардов лет. За это время разумные существа с других планет должны были добраться до нас и как-то проявить себя. Почему мы их не видим? Угловой размер Луны и Солнца для наблюдателя на Земле с большой точностью совпадает, разве может быть такое совпадение случайным? Подобного много.

Задача литературы – показать человеку, каков он в окружающем его мире. И чтобы он не удивлялся, если вдруг обнаружит, что совсем не соответствует тому имиджевому облику, той маске, которую много лет носил, холил, лелеял и всячески поддерживал соответствующее представление о себе. Литература всегда фикшен. Я считаю, что даже научная. Наука никогда не сумеет точно отобразить действительность. Сможет только приблизиться.