Мария Галина: «Стругацких мы сейчас цитируем и исследуем больше, чем Гроссмана». Кадр из фильма Андрея Тарковского «Сталкер». 1979
Мария Галина авторитетна как в жанровой, так и в «большой» литературе. Ее фантастику называют высокохудожественной, а переводы англоязычной фантастики – едва ли не образцовыми. О культурных связях России и Украины, разнице между мейнстримом и фантастикой и критике с Марией ГАЛИНОЙ поговорил Владимир КОРКУНОВ.
– Мария Семеновна, вы родились в Калинине, но практически сразу переехали в Украину. Связь с малой родиной поддерживаете?
– Я уехала (точнее, меня увезли) из Калинина, когда мне было два года, но какие-то картинки все равно запомнились, и он мне не чужой. Когда я приехала туда после долгого перерыва, он опять стал Тверью, и какие-то места (набережную, главную улицу, кинотеатр) я узнавала. По-моему, это хороший город, и, когда меня позвали на фестиваль «Из Калинина в Тверь», с удовольствием поехала. И на книжную ярмарку в Центральной библиотеке приезжала. Я вообще очень люблю ландшафты с большой водой, это то, чего в Москве не хватает. Ну и чем ближе к Питеру, по-моему, тем приятней.
– А когда поняли, что без литературы никуда? В годы одесской юности?
– Все это слишком пафосно. Есть вещи, которые делаешь лучше, чем какие-то другие. Этим и надо заниматься.
– Полилог между Россией и Украиной дал трещину. Восстановить его реально?
– Я бы применила слово «диалог», и да, после такого грубого вмешательства России во внутренние дела соседней страны отношение к России и русской культуре гораздо напряженнее, чем до зимы 2014 года, когда культурное пространство двух стран было чуть ли не одним целым (русские книги рецензировались украинскими обозревателями и лежали на прилавках украинских магазинов, русских интеллектуалов принимали очень хорошо и т.п.). Но диалог не совсем иссяк – связи, в основном личные, остались, и люди с обеих сторон стараются сохранить то, что еще можно сохранить. Существует практика взаимных переводов (бескорыстная совершенно), в частности, только за последний год вышли две книжки стихов Сергея Жадана на русском, у меня в Украине вышел роман в украинском переводе и так далее… Но чтобы диалог полностью восстановился, нужны несколько поколений мирной жизни. Франция и Германия не раз воевали…
– Литературную Украину, на ваш взгляд, можно назвать страной свободы?
– Да. Хотя на ввоз литературы из России в коммерческих количествах сейчас существуют определенные ограничения. И да, за эти три года украинское книгоиздание заметно продвинулось, в том числе и там, где это касается переводной литературы. Назову только недавний очень интересный проект «Украина читает Лема»…
– Критик и поэт Людмила Вязмитинова ради литературы отказалась от карьеры инженера. Вы тоже оставили науку – биологию…
– Останься я биологом, я была бы одной из многих, довольно средним специалистом. К тому же наука сейчас здесь, мягко говоря, не в числе приоритетов, а на Западе по специальности я работать не хотела, сейчас не знаю, было ли это ошибкой. Я не была сильно увлечена наукой. Все-таки я по склонностям больше гуманитарий, но даже на излете советского времени должность научного работника давала такую свободу, которая другим профессиям и не снилась, к тому же перед биологом открывалась возможность путешествий, а я очень люблю ездить. Но иногда я завидую тем, кто до сих пор занимается биологией, например поэту Павлу Гольдину, специалисту по китообразным. Это прекрасная область науки, особенно если твое занятие не связано с опытами, которые приводят к гибели объекта.
– Вы одинаково успешны и в жанровой, и в толстожурнальной литературе. Наверное, совмещать подходы – задача непростая. Как вам это удается?
– Да никак, я просто пишу то, что мне нравится и интересно. В любом случае интересно еще и решать формальные задачи, а не только рассказывать какую-то историю, а формальные задачи – это уже по ведомству толстых журналов.
– Фантастику многие отправляют в гетто жанровой литературы. Ставят на место?
– Границы между мейнстримом и фантастикой нет. Во всяком случае, она очень размыта. Чисто жанровые тексты никакой другой задачи, кроме как развлечь читателя, вроде бы не имеют, но иногда поднимаются до уровня обобщения, притчи – тогда они занимают свое место в «большой литературе», хотя в большинстве своем весь жанровый, коммерческий массив вторичен. С другой стороны, почти весь массив «реалистической» литературы тоже новизной не блещет, и Стругацких мы сейчас цитируем (да и исследуем, изучаем) больше, чем, скажем, «Жизнь и судьбу» Гроссмана, как бы это вызывающе ни звучало. В литературе остается либо совершенно новое слово, новый прием, либо символ, притча... Неприятие фантастики как жанра, по-моему, снобизм, и те, кто его демонстрирует шумно и открыто, вполне могут, стыдясь этого увлечения, перед сном читать что-нибудь эдакое про звездные войны.
– Вы признанный автор в жанре фантастики. Ваши романы выходят солидными по нынешним меркам тиражами. Вы переводите зарубежных фантастов. О вас восторженно пишут в том же «Мире фантастики» и других профильных изданиях. Что же вас держит в редакции толстого литературного журнала?
– Мне нравятся люди, с которыми я работаю, и нравится делать журнал. Это такой квест, на выходе в результате совместных усилий получается нечто законченное. Ну, и, мне кажется, добрые дела идут в карму (поскольку мы и правда работаем почти бескорыстно). К тому же вокруг толстых журналов до сих пор существует некий культурный ореол, то есть это почетно. И да, зарплаты в журналах очень маленькие, так что я еще и «немножечко шью», то есть подрабатываю переводами.
– Российская фантастика востребована в мире?
– Я не занималась специально этим вопросом, но скорее нет, чем да. Что-то переводят в Польше, что-то в Германии. В англоязычном мире, насколько мне известно, неплохо знают Глуховского (цикл про «Метро»). Если считать Пелевина и Сорокина фантастикой, то да, востребована.
– Качественная проза, на ваш взгляд – это…
– Как мне кажется, она должна каждый раз решать какую-то новую задачу (любую – смысловую, стилистическую, художественную в целом). И читатель должен понимать, что автор выкладывается, работает на пределе своих возможностей. Вроде бы это трудно уловить, но каким-то образом ощущается…
– Ваш последний роман «Автохтоны» балансирует на грани фантастики и реальности. На мой взгляд, жанровость романа – не более чем ширма. И проза ваша ориентирована не на типичного читателя фантастики. То есть она шире субкультуры. Какой читатель важен именно вам?
– Меня вполне устроит читатель фантастики. Более вовлеченных и неравнодушных читателей я не знаю. Но если меня будут читать просто неглупые люди, то и хорошо. Тем более я бы не сказала, что этот роман жанровый. Он и издательством позиционировался как внежанровый. Но элементы жанра там есть, конечно.
– В одном из интервью главный редактор журнала «Арион» Алексей Алёхин уверял, что именно он «открыл» вас как поэта. Поэтическое высказывание для вас не менее важно, чем прозаическое?
– Я очень благодарна «Ариону». Это первый наш поэтический журнал, и Алехин действительно опубликовал большую подборку моих стихов, а потом выпустил первую солидную поэтическую книгу, и с этого началась, скажем так, моя поэтическая карьера. Но в 1991-м меня уже «открыла» «Юность». Правда, тогда было не до стихов и все это как-то кануло во мрак. Хватает ли времени для написания стихов? Написание стихов не требует времени, требует некоего душевного и умственного усилия, которое дается лично мне довольно трудно, но вроде новая книжка стихов готова и ждет публикации. Из суеверия не скажу где.
– На одном из форумов молодых писателей в Липках главный редактор «Нового мира» Андрей Василевский прямо заявил: «Не присылайте стихи в «Новый мир», шансы на публикацию – призрачные». А в критическом разделе журнала как обстоят дела – требуются авторы?
– Да, требуются, но уровень критики в «НМ» высокий, и требуется еще и определенное профессиональное умение, профессиональный подход. В любом случае предложения приветствуются.
– Вы как-то опубликовали пост о низком уровне критических рецензий из самотека. И дали несколько дельных советов. Проблема остро стоит?
– Критика – жанр еще более безнадежный, чем проза и стихи. Все лавры достаются тому, о ком пишут, а не тому, кто пишет, и хотя известные критики есть, их можно пересчитать по пальцам. Тем не менее критика – важная составляющая литературы как таковой, и тут я бы обратила внимание на институт «непрофессиональной» критики, читательских отзывов на литературных форумах. Это новое и очень интересное явление.
– И наконец, неожиданный вопрос: ваше отношение к феминизму?
– Да никакое. Хотя не будь феминизма, женщин до сих пор не пускали бы в университеты.