Андрей Щербак-Жуков
Патриотизм – это стихи не только про березки... а еще, например, про яблони. Фото Андрея Щербака-Жукова
АЛЕКСАНДР ГРИЦЕНКО в первую очередь – прозаик и драматург, автор ряда книг. В прошлом – наш коллега журналист, работал в «Литературной России». Однако в последнее время он много занимается организацией окололитературного процесса. Впрочем, это не мешает ему ни в написании новых произведений, ни в защите диссертации по лингвистике. Беседует с ним АНДРЕЙ ЩЕРБАК-ЖУКОВ.
– Нам как-то странно будет общаться на «вы». Мы знаем друг друга много лет и кое-что даже написали в соавторстве. Поэтому давай на «ты». И поговорим о творчестве.
– Давай. Недавно думал о том, какой творческий метод мне ближе. И в принципе не могу точно сказать. Я умею писать реалистические вещи, однако мне интересен и постмодернизм. Я бываю на разных фестивалях и общаюсь со многими деятелями, и вот что характерно для нашего времени: многие не могут точно сформулировать, что это такое – русский постмодернизм. Вот есть Пелевин, Сорокин. Культурологи патриотической направленности, у меня такое стойкое впечатление, никогда не читали ни того, ни другого. И ориентируются по стереотипам, которые кто-то когда-то влил в медиаполе. Пелевин – это кастанедовщина, наркотики, перепев анекдотиков. Сорокин – копрофилия, людоедство. И на этом все. Для тех людей, о которых я говорю – и их немало, – тема русского постмодернизма закрывается, потому что им внушили, что это неприлично. То что Акунин – это тоже постмодернист, некоторые не могут понять в силу отсутствия багажа прочитанных текстов. Поэтому считается, что автор должен писать о духовном поиске, о березках. Скрепы разрабатывать. Или что там с ними делают. Меня нельзя назвать либералом, я скорее патриот – и не стесняюсь этого, – но такой подход «квасных масс» меня смешит. Я где-то писал, что идеально для современного русского патриота – это пейзажная проза на тему Великой Отечественной войны. Так, чтобы самолет падал в березовую рощу, а вдалеке раздавался колокольный звон.
– Критик Данила Давыдов в одной из рецензий написал, что в твоих текстах кабинетный постмодернизм превращается в свинцовые будни. Ты согласен?
– Давыдов считает, что мы живем не в эпоху постмодернизма, а в эпоху его преодоления. Поэтому ему хочется чтобы игра превратилась в реальность. А вот, например, Лев Аннинский в своей статье написал, что я пишу романтический хоррор. Он так видит. Мне лестно, что люди, которых я уважаю, анализируют мои тексты. Но если ты хочешь, чтобы я сказал, как сам вижу свое творчество, то, наверно, так… Я всегда серьезно прорабатываю характер персонажей и продумываю историю или истории, в которые они попадут. Для меня драматургия – самое важное. Кстати, один из самых любимых моих текстов, это рассказ, который мы написали с тобой и Николаем Калиниченко. «Триумвират. Миссия спасти Наполеона». У этого рассказа хорошая судьба, а казалось бы – рассказ. Но его несколько раз перепечатывали в разных книгах, переводили на другие языки, и вот сейчас его взяла радиопрограмма «Модель для сборки», премьера 27 августа. А дальше – сам знаешь, наши персонажи, точнее их новые инкарнации, перекочевали уже в общий роман, который готовится к изданию. То есть очень важно найти персонажей…
– Раз уж ты считаешь себя и реалистом, и постмодернистом, то возникает вопрос: что для тебя важнее – впечатления, полученные от жизни, или образы, почерпнутые из чужих произведений?
– Вообще я человек книги. Много читал, многое пытался осмыслить через тексты, но умею и наблюдать. Реальность хороша тем, что она неисчерпаема для художника, потому что она видоизменяется. Поэтому я не хочу себя в чем-то ограничивать.
– Звучит весьма самодовольно... Как ты считаешь?
– Да, я доволен собой ровно настолько, чтобы не завидовать другим. Я читал лекцию недавно в Борисоглебске о романе «Елтышевы». Роман Сенчин – автор, человек которому я симпатизирую. Мы давно друг друга знаем, учились в Литинституте, работали в «Литературной России». И вот я все, видимо, так прекрасно рассказал, подал роман с положительной стороны, что кто-то из публики меня вдруг спросил: «А вы не завидуете своему товарищу? Вот вы вместе учились, работали вместе, он написал такой роман. А вы?» Вопрос мне показался крайне неумным, но я не могу его тут не привести. Хорошая иллюстрация. Я ответил: «Чтобы завидовать, нужно не любить себя, быть собой недовольным. А я доволен». Я написал неплохие тексты: диссертацию по метафоре, кучу статей, повесть, пьесы. И самое главное, что все мне это было делать интересно. Бог даст, напишу что-то более громкое. А примерять на себя чужую судьбу странно. Тем более что такой роман я бы не написал все равно. Это Сенчина мысли и переживания. Его творческий метод.
– А какие-то твои пьесы поставили в театре? Ты доволен постановками?
– Тут скорее разочарование... Есть у меня пьеса «Носитель». Она о молодежи и там… Ну, как сказать… Прототипы не говорили на правильном литературном языке… Так вот я сделал все, чтобы пьесу написать без мата, но так, чтобы атмосфера была передана. У меня получилось, и это мне стоило усилий. Но режиссер в реплики моих Александра, Вити, Люси и Кати вписал мат. То есть я специально потел, чтобы было прилично, а он вот так. Еще и всякие стишки сальные, которые в первом классе только интересны, включил в спектакль. И актриса их читала как-то пошло. Понимаешь, можно сыграть на контрасте. Матерится девушка-ангел, а тут героиня выглядит как подзаборная девка, так еще и сквернословит через слово и рифмованные строчки читает, типа «Полюбила парня я...». Я болел как раз и не был ни на одном прогоне. Не был и на премьере. Потом понял, какой это позор, и сделал все, чтобы этот спектакль больше не показывали. Удивил подход некоторых зрителей, бывших на премьере. Были отзывы в Сети, мол, в пьесе Гриценко много мата и мерзости… Обидно, театралы говорят о конце литературоцентричного театра, а зрители все еще путают пьесу с постановкой. Лучше писать научные статьи, там хотя бы тебя коллеги понимают.
– В последние годы ты активно включился в организацию литературных фестивалей. Помогал делать в Подмосковье «РосКон», «Ялос», «ЛиФФт» и «Созвездие Аю-Даг» в Крыму. И вот теперь будет фестиваль в Астрахани…
– Это город, где я родился. И половину жизни прожил там, вторую в Москве. Мы придумали фестиваль «Поехали! В Астрахань» совместно с многими партнерами... Стоит важная задача. Возможно, мы с тобой сможем начать процесс, а закончат люди младше нас. Исторически сложилось в России, что фантастика – это падчерица большого литературного процесса так называемого. Нигде в мире подобного нет. Более того, фантастика – это не жанр, а творческий метод, к которому прибегали Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, не говоря уже об Алексее Толстом и Михаиле Булгакове… И как можно считать автора недостаточно элитарным за то, что он выбирает этот метод, а не иной? Это презрение к методу, я по-другому не могу сказать. И у меня есть хорошая история, которая иллюстрирует это. Такое презрение пришло на фоне борьбы с романтической литературой. Когда-то деятели Российской ассоциации пролетарских писателей решили, что романтика в литературе – это «венерическая зараза» Запада, что им там романтика нужна, потому что у них жизнь не очень, а у нас все хорошо и так, в советской действительности живут герой на герое, так что нам просто нужен реализм без всяких там романтизмов и выдумок. И это разорвало отечественную литературу. Сейчас по отдельности писатели не выживут. Я, как культуртрегер, критик, и коллег, и читателей агитирую пересмотреть отношение, не отделять фантастику от литературы. Поэтому на фестивале в Астрахани будут и авторы, которые известны как фантасты, – Мария Семенова, Андрей Белянин, и Юрий Никитин, писатель, публицист, постоянный автор «Литературной газеты», не путайте с его тезкой фантастом…Всего будет человек 30.
– И все-таки презрительное отношение к фантастике остается…
– Да. По поводу презрительного отношения к фантастике, все почти то же, что с постмодернизмом. Типа, я не читал, но осуждаю. В одном городе был круглый стол на тему «Как спасти нравственность». И вот были зачитаны доклады, как ищут и что ищут персонажи современных произведений. Анализировали журналы «Новый мир», «Наш современник», «Октябрь». А когда я сказал: «А где же Лукьяненко? Где авторы, которые пишут для подростков, следовательно, помогают найти неокрепшим душам нравственные ориентиры?» От меня отмахнулись: мол что ты, мы тут серьезные вещи обсуждаем. Но от меня так просто не отмахнешься. Я еще и еще раз возвращался к этому. Замучил всех. Я считаю, что это важно – проговаривать некоторые вещи, пока большинство не поймет, не поверит. Так меняется действительность. И чем больше нас будет таких, тем скорее это произойдет.
– У тебя есть учителя в литературе?
– Да, покойный астраханский поэт Николай Ваганов, покойный Борис Васильев, это по форумам молодых писателей в Липках начала 2000-х, и моя крестная мама в литературе – Ольга Александровна Славникова. Я ее очень люблю! Дай Бог ей здоровья!
