Дело серьезное и кровное

Поддержана книга, но обругана сама «республика». Кадр из фильма Геннадия Полоки «Республика ШКИД».1966

Кажется, существуют два человека под одним паспортом – Лёва и Лев Григорьевич. Лёва учился музыке и живописи, увлекался авторской песней, обожал цирк, писал стихи. Лев Григорьевич окончил Институт народного хозяйства им. Г.В. Плеханова, служил в армии, работал художником-оформителем, стал лауреатом детского фестиваля «Чукфест». О разделении на взрослую и детскую литературу с Львом ЯКОВЛЕВЫМ беседовал Игорь МИХАЙЛОВ.

– Лев Григорьевич, с чего все начиналось?

– Начиналось все 25–30 лет назад. Наша группа «Черная курица» объединила таких замечательных людей, как Борис Минаев, Николай Ламм, Владимир Друк, Тим Собакин, Сергей Седов, Олег Кургузов, Юрий Вийра, Марина Бородицкая, Марина Москвина, Григорий Кружков, Юрий Нечипоренко, Александр Торопцев, Алексей Зайцев. И не менее замечательные люди дружили с нами. Это и Эдуард Успенский, и Юлий Ким, и Генрих Сапгир, и Юрий Кушак, и Юрий Коваль, и Валентин Берестов, и Роман Сеф… Изначально это было творческое объединение, первые публикации которого вышли в журнале «Пионер». У нас два светлых человека было. Во-первых, Анатолий Мороз, который с риском для жизни отдал нам два номера «Пионера», и мы смогли заявить себя как серьезная группа со своей программой. Во-вторых, Ролан Быков, который нам дал комнату в своем фонде. Если бы не тот и не другой, может, ничего и не было бы. Отдельная благодарность критику Лоле Звонаревой, которая азартно поддерживала нас. И издательству «Малыш», которое издало толстенный альманах «Звездочка» с нашими текстами. И Рубену Варшамову, который отдал нам номер «Веселых картинок» и поплатился за это. И Ольге Кучкиной, которая помогла издать в «Слове» альманах «Кукареку». Конечно, пути наши (я имею в виду участников) потом разошлись – как и должно было быть, ведь 25 лет – это целая жизнь. 

– Быковского центра сейчас уже нет?

– Он разгромлен. Там поселились миграционные чиновники. Я страшно переживал, но, очевидно, так было надо. Мы подготовили к изданию 600 книг, получили, кстати, немало премий, нашли замечательных художников, друг друга нашли, общались, пили и пели (привет, Саша Пинегин!), творили, придумывали журналы и альманахи… Было хорошо… Да нет, здорово! Кстати, снова происходит собирание. Люди ушли в одиночное плавание, а теперь хотели бы встретиться в какой-нибудь гавани. Такой гаванью стал Клуб детских писателей все в той же Гайдаровке. И «старички» туда приходят, чтобы узнать, что у кого вышло, приходят и новички, иногда интересные, чаще – неинтересные. Они понимают, что есть такое место, где встречаются детские писатели. Это место нужное. А графоманов мы стараемся не привечать (ох, как это бывает трудно!). Когда «Черная курица» образовывалась, мы себе говорили так: «У нас не должно быть ни одного халтурщика, ни одного ремесленника». Так оно и вышло. И сейчас осталось чувство уважения. Не потому, что мы в одном корпоративе, не потому, что ты печатаешь меня, а я тебя. Мы уважаем друг друга, потому что каждый создал что-то свое, авторское, талантливое.

– А что такое талант?

– Талант – это что-то такое, чего не было до тебя и после не будет. Твоя особенность. Ну, плюс язык, стиль, темы. Словом, когда ты не похож на других и при этом мастер. Как только ты становишься похож на другого, ты становишься неинтересен. Хотя такое, конечно, случается частенько. По касательной люди соприкасаются в творчестве друг с другом, один придумывает, другой подхватывает и пошло-поехало… Ну что поделаешь, есть писатели, которые пишут «под кого-то». Мне они не нравятся, но они вошли в тусовку и стали способными подражателями, имитаторами. Ну и бог с ними... Они в литературе ничего не значат и не останутся в ней. А значат и останутся Михаил Есеновский, Артур Гиваргизов, Герман Лукомников (Бонифаций), Тим Собакин, создающие свою литературу, неповторимую. Список, само собой, можно продолжить…

– Должно ли государство помогать детской литературе?

– Государство должно что-то сделать. Нельзя пускать это на самотек – вы посмотрите на невероятное количество безумной графомании в магазинах… Не так много денег нужно, чтобы сделать несколько серий. Пусть за одну серию отвечаю я, за другую – Юра Нечипоренко, за третью – Марина Москвина, за четвертую – Марина Бородицкая, за пятую – Миша Яснов. Эти люди, которые уже зарекомендовали себя, имеют право на свою серию. И они не пропустят графомании и поделок. И я не пропущу, все-таки у меня такие учителя были, не буду подводить их.

– Есть ли разделение на детскую, юношескую и взрослую литературу? Справедливо ли оно? 

– Один писатель мне говорил (за что купил, за то продаю), что это разделение придумал Анатолий Алексин, чтобы втиснуть себя в детскую литературу. У него были как бы подростковые рассказы и повести. Он тогда это придумал, и секция стала называться секцией детской и юношеской литературы. Вот это «юношеское» все дело и испортило. Потому что непонятно, что такое юношеская литература. В наше время юношеской литературой были Джек Лондон и Конан Дойл. Но ведь она создавалась как взрослая. Все что из XIX века и сейчас позиционируется как детская, была литература взрослая. Либо это были малышовые журнальчики. Святочные рассказики. Стишки про то, как надо быть хорошим. И как тебя отлупят, если ты не будешь хорошим. Ну, была Чарская, которая писала романы для девочек (я ни один не осилил). Чарская была одной из немногих, кто писал специально для этой категории. Все остальные писали книги, которые волей-неволей, а не специально, становились любимыми детьми, если им это было понятно и интересно. И Кэрролл написал «Алису» не как детскую книгу. И Милн написал «Винни-Пуха» не как детскую. И Толкиен. И Льюис. А знаете, как Лофтинг написал «Доктора Дулитла» (который превратился в «Доктора Айболита»)? С фронта посылал своему сынишке в письмах, чтобы с ума не сойти. Детская литература – дело серьезное и кровное, если по-настоящему.

– Для Театра имени Наталии Сац вы написали либретто спектаклей «Оливер Твист», «Повелитель мух». Они, с одной стороны, считаются детской литературой, с другой – совершенно взрослой. 

– Эти книги совершенно взрослые. И совершенно детские. Происходит правильная и странная история. Мир вырастает, и то, что было взрослым, опускается к детям. А взрослое становится более взрослым, чем то, каким оно было. Вот «Республика ШКИД», она какая книга? Детская? Взрослая? Книга была поддержана Крупской и Макаренко. Поддержана, но с другой стороны – обругана ими же. Поддержана книга, но обругана сама «республика», которая была создана Викниксором – он ведь на самом деле существовал. И республика (то есть школа имени Достоевского) была закрыта. Книга стала компроматом. Это было не социалистическим направлением педагогики, но книжка стала бестселлером. Успех ее был невероятным. Один из ее авторов погиб в сталинских лагерях, поэтому наступило забвение. Потом, когда ее переиздали, она снова стала бестселлером. Надеюсь, скоро выйдет спектакль-мюзикл по моей пьесе по мотивам «Республики ШКИД». А ведь эта книга самая что ни на есть приключенческая и вневозрастная. Интересно, что еще один ученик школы имени Достоевского написал про те же события, но как же это скучно и тяжело! А в «Республике ШКИД» все эти приключения, порой трагичные, описаны эксцентрично и весело. И невероятно талантливо. Наверное, детская литература – это жизнерадостное отношение к своему  детству, оно и делает книгу Литературой (без скидок на детскость). Потому что детство – это счастье. Когда погружаешься в чужое счастье, ты переносишь его на себя и вспоминаешь свое счастье, и тебе хорошо. То же самое можно сказать о рассказах Виктора Драгунского, о книгах Юрия Коваля, о рассказах Ксении Драгунской, Бориса Минаева, Александра Блинова, который только что появился, но как же он фонтанирует! О Юрии Нечипоренко, в мемуарах которого о детстве тоже мерцает счастье. И в рассказах Александра Торопцева оно есть. Счастье детства. Я всегда говорил, что нет детской литературы, нет взрослой. Для меня. Я пишу то, что интересно и тем и другим, потому что это интересно мне. Я пишу для собственного удовольствия. 

– А почему на книжные полки попадает столько графоманов? Раньше была советская цензура, происходило структурирование, отсев. Сейчас, если взглянуть на книжные полки, волосы дыбом встают. Кто вложил деньги, тот и занимает полки? 

– У меня лично ощущение катастрофы. Когда я захожу в магазины, каждая вторая книга написана просто безграмотно. И переводные, и наши. Это не метафора: именно безграмотно – и не по-русски, и с ошибками, и как будто корректор там даже не ночевал. Ниже плинтуса. Особенно это касается повестей в стиле фэнтези, фанфиков, романов для девочек. Безграмотность текста запредельная! А серость почти поголовная! Причем это касается и премиальных книг. Из десяти книг «национального» конкурса «Заветная мечта», которые я прочитал несколько лет назад, восемь – либо серенько-серенько, либо ужас-ужас! А знаешь, какой тираж у каждой? 150 тысяч! Чтобы в каждую библиотеку! А еще есть, например, такой автор Андрей Сметанин. Он просто кошмарит детей! Написал кучу корявых стишков и благодаря дикой энергии и пронырливости все это наиздавал. И не он один. И все-таки настоящее бедствие, очень масштабное – именно они, тошнотворные по тексту повести и романы для подростков. Бедным детям, которые ими зачитываются, они отбивают вкус к настоящей литературе напрочь. Что с этим делать? Когда можно все, что хочешь, издать и привезти в магазин – по идее, с этим сделать ничего невозможно. Запретить этим людям печататься за свой счет и запретить издателям с очень плохими редакторами печатать и продавать эти книжки тоже невозможно. Единственный шанс – вытеснять их хорошими.

– Как это сделать? 

– Должна быть серьезная государственная программа по поддержке хорошей детской литературы. Я, к примеру, за всю эпоху 18-летнего существования «Черной курицы» не допустил ни одной графоманской публикации. Даже со многими поссорился. Люди мне звонили, не буду называть имена, и говорили: почему ты меня не печатаешь, мы же друзья? Я не объяснял, но ясно же, не печатаю, потому что не считаю достойным публикации. Я держался очень крепко, поэтому со многими ссорился. Критиковал великих мира сего, да и моих знакомых не обходил стороной. Я считал, что должен участвовать в литературной борьбе, что в этом есть смысл. Сейчас я делаю это очень редко. Потому что мне нужно писать мои пьесы, нужно заниматься с моими талантливыми детьми. И зачем тратить время на чтение и цитирование чудовищных текстов, тем более от этих публикаций результат нулевой. В сухом остатке – я потерпел поражение. Зато было весело.

– И все же почему именно детская литература?

– Когда я начинал этим заниматься (до этого тусил с метаметафористами), в основном выступал перед детьми (тогда вообще не печатали). И я понял, что мне это нравится. Нравится погружаться в детство в моих стихах и пьесах. Мне просто нравятся дети. Я растворяюсь в детстве. Вот еду в метро – мне не интересны взрослые. Они одинаковые и предсказуемые. Если садится ребенок напротив, начиная с 2 лет и кончая 15–16, я начинаю наблюдать. И улыбаюсь. Они любопытнее взрослых стократно. У меня, наверное, повернутое, неправильное сознание. Дети естественные и очень наивные, незащищенные, улыбчивые, симпатичные, очень эмоциональные и отзывчивые. Когда разговаривают друг с другом, счастье от них исходит…