Урок все-таки веду я!

Оценки в дневнике можно и подделать. Кузьма Петров-Водкин. Девочка за партой. 1934. Астраханская государственная картинная галерея им. П.М. Догадина

Татьяна Булатова, писатель, историк:

– Традиционно День знаний считается праздником молодого поколения: школьники, студенты. В вузах примерно тот же сценарий, что и в школах, но уже пафоса поменьше. Понятно, что главное лицо в этот день – студент-первокурсник. Как правило, 17–18 лет от роду. Но однажды мне пришлось вручать студенческий билет «возрастному» студенту, за спиной которого помимо жены стояли несколько детей, в том числе и старшего школьного возраста. В их число входили и братья-близнецы. Именно им я и попыталась первоначально всучить красную книжечку с подходящей фамилией, искренне недоумевая, почему в наличии только одна. Вторую я продолжала искать до тех пор, пока эти двое, устав от моей нерасторопности, дружно не заорали: «Это не нам! Это папе!» Папа, похоже, был старше меня. Вывод напрашивался сам собой: День знаний актуален для любого возраста.

Владимир Вишневский, поэт:

– Школа была для меня не вторым домом, как нас убеждали, а скорее школой выживания, постоянного преодоления опасностей, большую часть из которых правда я создавал себе сам. Так, именно здесь состоялось одно из первых моих испытаний как будущего шоумена. Когда я учился в девятом классе, мой брат – артист, колесивший по всей стране, из гастролей, кажется, по Коми привез мне настоящие лапти. Подарок пришелся мне по душе и, повертевшись какое-то время перед зеркалом, я загорелся показать обновку друзьям. И не нашел ничего лучше, чем прийти в этих лаптях на урок физкультуры. Думаю, представляете, какое впечатление я произвел на своих товарищей, появившись в таком виде на волейбольном поле. Весь класс покатывался со смеху, наблюдая за тем, как в течение 45 минут я с «ловкостью» сказочной кикиморы скользил по физкультурному залу. Но главный урок преподнес мне учитель физкультуры, который не обратил на мою дерзость абсолютно никакого внимания.

Ольга Карпович, писатель:

– Честно сказать, я не слишком любила школу. Любые коллективные мероприятия как учебного, так и развлекательного толка были противны моей диковато-бродяжьей натуре. Однако в памяти остались, разумеется, какие-то забавные воспоминания о школе, моих одноклассниках и учителях. К примеру, один из моих одноклассников, выбравший местом своей дислокации последнюю парту, отличался тем, что все уроки напролет слушал в плеере последние хиты, отбивая ритм башмаками под партой. Временами на уроках происходили забавные диалоги между учителем и учениками, которые я иногда даже записывала на последней странице тетради.

Виктор Коклюшкин, писатель-сатирик:

– Когда учился в школе, у меня было ощущение, что я сижу не на последней парте, а еще дальше – где-то там за стеной. Настолько отдаленно я воспринимал все то, что происходит в классе. Учился я так себе, вполсилы, только чтобы меня из школы не выгнали. То есть старался играть в эти школьные игры так, чтобы это не мешало моему главному делу. А главным моим делом было – гонять голубей. Причем не в переносном смысле, а в прямом. У меня была своя голубятня между Сретенкой и улицей Кирова, поэтому я постоянно должен был о своих птицах заботиться: кормить их и гонять. Судьба моих голубей сложилась почти как в кинофильме «Прощайте, голуби». После 8-го класса я пошел работать на фабрику и раздал своих питомцев друзьям и знакомым. Причем некоторых птиц отдал специально подальше в Подмосковье, чтобы они не смогли ко мне вернуться, но все равно большинство, где-то процентов 70, прилетели обратно, некоторые даже через год или полтора.

Галина Куликова, писатель:

– Когда мне было пять лет, я впервые очутилась в школе на настоящем уроке. Маме не с кем было оставить меня дома, и я отправилась в класс вместе со своей старшей сестрой Сабиной. Ее учительница, добрейшая женщина, посадила меня за отдельную парту с альбомом и большим набором цветных карандашей. Предварительно сестра провела «инструктаж», объяснив мне, что такое урок и какая это замечательная профессия – учитель! Я очень вдохновилась и с волнением следила за всем происходящим вокруг. Наконец прозвенел звонок, дети выбежали в коридор на переменку, кто-то отвлек учительницу, а я села на ее место. Тут-то я и почувствовала себя самой могущественной учительницей на свете! Не помню, сколько оценок я успела проставить в классном журнале, но точно знаю, что получила огромное удовольствие от процесса. Когда меня застукали на месте преступления и сняли с моего «трона», я была совершенно счастлива. Правда, настроение мне потом здорово испортили. И с тех пор я никогда больше не мечтала стать учительницей.

Георгий Ланской, писатель:

– Когда я учился уже в выпускном классе, мне поручили провести концерт, посвященный первомайскому празднику. Концерт состоялся: я и моя соведущая Нина его провели и с чувством глубочайшего удовлетворения разошлись по домам. Спустя неделю нас внезапно огорошили известием, что нужно провести еще один концерт с точно такой же программой, но на сей раз к празднованию Дня Победы. Напугать нас это не могло, но было слегка не по себе оттого, что все решилось в последний момент. Как оказалось, помимо нас педагоги не предупредили и главное действующее лицо мероприятия – школьного баяниста. И тот прибыл на праздник, уже хорошо поддавши. Едва мы вышли на сцену, как я случайно поглядел на баяниста. Это было нечто, не поддающееся описанию – какая-то медуза, растекшаяся над баяном, с бессмысленными глазенками, которые никак не могли сфокусироваться в одной точке. Я подавился словом, задохнулся и начал истерически хохотать. Рядом забилась в припадке смеха Нина. Зал недоумевающее смотрел на двух смеющихся идиотов. Кое-как мы дочитали остальной текст и ушли за кулисы. На сцене показались дети с патриотическими стишками, но их почти не было слышно, потому что за кулисами мы продолжали гоготать и не могли остановиться. До сих пор, спустя 20 лет, мы с Ниной с удовольствием вспоминаем, как опозорились перед всей школой.

Лев Новоженов, писатель, телеведущий:

– Когда меня в очередной раз исключили из института, то, чтобы восстановиться, было необходимо представить положительную характеристику с какой-нибудь комсомольской стройки. По путевке горкома комсомола я поехал на строительство глиноземного комбината в город Ачинск. Сначала работал бетонщиком, затем перешел на кирпичный завод и работал заставщиком. Жил в общежитии вместе с условно освобожденными. От Ачинска осталось, конечно, много воспоминаний, но это не какие-то конкретные случаи, а скорее картины: серый деревянный вокзал начала века, на котором в свое время останавливался Сталин по пути в ссылку, воющий ветер, я куда-то иду в резиновых сапогах и комбинезоне по грязным и топким улицам. Я должен был там год отработать, но выдержал только шесть месяцев. В итоге характеристику так и не получил, да она мне и не потребовалась потому что решил не восстанавливаться, а поступил в другой институт.

Татьяна Полякова, писатель:

– В школе все вокруг, и я в том числе, были уверены, что по призванию я – технарь. У меня были отличные оценки по всем предметам, но точные науки были в тот момент мне наиболее интересны. Даже собиралась поступать на археологический факультет, рассудив, что эта наука требует математического склада ума. В старших классах я перешла в новую школу и там познакомилась с Генриеттой Александровной Петровой – учительницей русского языка и литературы, оказавшей большое влияние на всю мою дальнейшую судьбу. Я очень многим обязана этой мудрой женщине. Именно она убедила меня в том, что мне необходимо поступать на филологический. До сих пор при каждой нашей встрече не устаю благодарить ее за этот совет и за все, что она для меня сделала.

Олег Попцов, писатель, политик:

– Помню, я был влюблен в учительницу истории, молодую и очень красивую, и думал, как произвести на нее впечатление. Моя мама была знакома с академиком Тарле, более того, он за ней ухаживал и нередко бывал у нас в гостях. Его книгу о Наполеоне я прочел от корки до корки. И на уроке, посвященном французскому императору, поднял руку и говорил минут 15. Класс, разинув рот, слушал, а учительница очень мило улыбалась. Я был просто счастлив. Но потом учительница меня прервала и сказала: «Ну, хватит, Попцов, урок все-таки веду я». И на этом, как вы понимаете, мое счастье и закончилось, ни к какому роману с ней все мои усилия не привели.

Эдвард Радзинский, писатель, телеведущий:

– В младших классах на вопрос, кем хочу быть, я всем твердо обещал, что стану оратором. Такой странный выбор вызывал большое недоумение не только у сверстников, но и учителей. И классная руководительница объяснила мне, что такой профессии не существует. Когда же я спросил ее про Демосфена и Цицерона, она сказала мне, что это было в древности. К этому спору мы вернулись через некоторое время, когда я прочел речи Корабчевского и других знаменитых русских адвокатов и опять принялся мучить ее, но она, как сейчас помню, ответила, что раньше адвокаты действительно говорили речи, а сейчас они только защищают подсудимых. Ближе к концу школы я сменил убеждения, и эта тема перестала меня волновать. Но любопытно, что лет 15 назад на праздновании своего 80-летия учительница сама мне напомнила о нашем споре, когда спросила: «Помните, вы мне обещали, что будете оратором?»

Лариса Рубальская, поэт:

– В школьные годы я, как ни странно, любила 1 сентября. Уже в конце августа с легким волнением начинала думать о том, что изменилось в нашем классе, как мы сядем, какие новые мальчишки придут к нам. С тех пор прошло несколько десятков лет, но даже и сейчас каждый сентябрь с легкой грустью смотрю на ребят, идущих в школу, на их яркие букеты. Училась я, впрочем, далеко не всегда хорошо, некоторые предметы давались трудно. Была не самой благополучной ученицей, и никаких оснований предполагать, что когда-то потом меня будут показывать по телевизору и брать у меня интервью, ни у родителей, ни у учителей не было. Оценки в дневнике я, случалось, подделывала, но мне это не помогло: в моем аттестате зрелости нет ни одной четверки – одни тройки. А осенью после десятого класса, когда кто-то из моих подруг уже замуж вышел, а кто-то поступил в институт, я пересдавала химию. В десятом классе, можно сказать, осталась на второй год, но каким-то чудом я ее все-таки сдала.