Этнос как жанр

Писателю нужно быть умеренным выпивохой. Виктор Олива. Пьющий абсент. 1901. Историческое кафе Slavia, Прага

Многолетние литературоведческие исследования – это уже повод для интересного разговора. Однако в творчестве Сергея Боровикова нашлось место не только для критики, но и для эссеистики. С Сергеем БОРОВИКОВЫМ побеседовал Сергей ДМИТРЕНКО.

– Сергей Григорьевич, хорошо помню ваши боевые книги «Перекресток традиций», «Замерзшие слова», «Разумная душа». В них были явственны черты той критики, которая развивалась и концептуализировалась в журнале «Наш современник», издательстве «Современник». Но после 1985 года  вы, как мне представляется, сделали резкий интеллектуальный да и общественный поворот в вашей судьбе. Чем вы его объясняете?

– Резкостью поворота в общей ситуации в стране, в литературе, в необходимости выбора. Редакция «Волги», бывшая изначально органом Союза писателей РСФСР, предпочла в 1990 году независимость. За это пришлось расплачиваться.

– «Волга» до 1985 года отличилась, наверное, только публикацией статьи Михаила Лобанова «Освобождение», вызвавшей резкую партийную критику, а вы сделали её одним из самых интересных литературных журналов СССР-России. Но после 2000 года разобраться в истории «Волги» непросто. Можно ли узнать эту историю из первых уст.

– История журнала за 35 лет требует не краткого ответа, а монументального исследования. А к 2000-му году редакция и прежде всего я, не научились добывать достаточно денег для нормального выпуска журнала, хотя занялись и книгоизданием, и даже книготорговлей, перестали платить гонорары авторам и зарплаты себе. (Последнее обернулось для нас, в частности для меня, утратой части трудового стажа при оформлении пенсии). Сейчас журнал делает маленькая группа бескорыстных профессионалов, во главе с Анной Сафроновой, которая при моем редакторстве была в «Волге», заведующей отделом критики.

– Как вы оцениваете деятельность «Волги» тех лет, где сочетались мощные публикации, современная поэзия и проза, произведения ваших местных авторов? Чем была сильна литература в Саратове тогда? И чем сильна сегодня?

– Литература в Саратове и тогда была сильна не крупными талантами, а филологами, редакторами, просветителями. Сейчас тон в городе задают крикливые «патриоты» из Союза писателей России, существующие под знаменем премии одного из самых одиозных советских литдеятелей Михаила Алексеева. Дошло до того, что проводятся чтения под девизом «Произведения Михаила Алексеева как исторический эквивалент бытия своего народа». Они получают поддержку местной власти, за счет которой дается премия и издается мнимый двойник «Волги» под названием «Волга ХХI век», который распространяется по библиотекам области.

– Не могу не спросить и о жанровом повороте в вашем творчестве. Как все видят, настоящие литературные критики сегодня наперечет, их не хватает. А вы, имея литературно-критическую репутацию, что называется, переквалифицировались в эссеисты. Почему?

– Я никогда не переставал заниматься критикой и публицистикой, чему свидетельство 40-листный том «Двадцать два» (Саратов, 2011), где собраны мои тексты с 1989 по 2010 год. После закрытия «Волги» в 2000 году я много печатался не только в «Знамени» и «Новом мире», но и в местных газетах, одну из которых – «Новые времена в Саратове» – в 2003-м и в 2005-м редактировал. Так что я не дезертировал в эссеисты. Что же касается жанра, который я назвал русским, он соответствует моей, скажем так, литературной индивидуальности.

– Еще в начале ХХ века Лев Толстой не раз писал в дневнике о том, что придумывать надоело, что хочется рассказывать о том, что было. Теперь вновь так или иначе повторяют толстовское суждение. Например, только что Игорь Шайтанов, представляя длинный список «Русского Букера», отметил тяготение к нон-фикшн претендентов на звание автора лучшего русского романа. Как вы полагаете, может, и вправду фикшн исчерпан и пришла пора новой изящной словесности?

– Вспоминая высказывания Толстого, не будем забывать, что, несмотря на это, он написал тогда и «Смерть Ивана Ильича», и «Холстомер», и «Живой труп», и роман «Воскресение». А несомненное предпочтение современного читателя в литературе к, скажем по-русски  «невыдумке», вызвано низким уровнем современной художественной прозы.

– Какие книги прошлого будут читать, несмотря ни на что?

– Все настоящие книги разных времен и народов.

– Сейчас благодаря развитию Интернета писание стихов обрело, конечно, не новое качество, однако новое, неслыханное по возможности обнародования количество. И порой возникает мысль, извините за некоторую интертекстуальность выражения, «У поэзии сегодня единственное будущее – ее прошлое». Как вам видятся перспективы современной русской или даже мировой поэзии?

– Поэзия – часть жизни. Куда же она может исчезнуть?

– В ваших эссе не раз возникают темы любви, Эроса как такового. Не убит ли тот прекрасный, трепетный Эрос, которого мы знали в советском табуированном прошлом, нынешним валом сексуальных откровений? А в литературе? Где границы описания, чтобы не свалиться в изображении страсти в пошлость?

– Лучше вообще не изображать натурально половой акт в искусстве, в том числе в литературе. Даже великий Бунин не избежал пошлости, когда занялся этим в «Темных аллеях». Этой теме я посвятил статью «Служители русского Эроса, или Мой спор с Никитой Елисеевым» («Новый мир», 2002, № 4).

– Вы также не раз писали об алкоголе, о выпивке, в частности, в литературной, творческой среде. Пьянство зло, спору нет. Но все же, хотя его относят к кругу наркомании, это нечто иное. Что вы могли бы сказать по теме «Писатель, художник и алкоголь»?

– Я столько написал на этот счет, что кратко ответить не получится. Только одно о различии наркотиков и алкоголя: невозможно быть умеренным наркоманом, писателю можно и нужно быть умеренным выпивохой.

– У меня хранится июльский номер «Волги» за 1991 год, полностью отданный книге отца Александра Меня «Сын человеческий». Его читали очень многие, он был нужен многим. Прошло почти четверть века... Задам вопрос, может быть, неполиткорректный, но все же не пустой. Сейчас у нас в стране устанавливаются некие новые отношения между государством и Церковью, между наукой и религией. А каковы, на ваш взгляд, сегодня отношения современного человека с религией?

–Я не настолько владею этой трудной темой, чтобы высказываться.