По другую сторону объектива... Фото Ольги Чеховой
Что такое быть поэтом, прозаиком или драматургом, это нам более или менее понятно. Что же таит профессия фотографа, да еще специализирующегося на съемках поэтов, прозаиков и драматургов? Кто попадает под его прицел? Об этих и прочих секретах с Анатолием СТЕПАНЕНКО беседовала Елена СЕМЕНОВА.
– Анатолий, вы известны тем, что фотографируете на литературных мероприятиях, но, по сути, знают о тебе мало. Когда началась твоя фотографическая судьба и почему именно на литвечерах?
– Все очень просто. Мне интересны стихи. Так бывает, что не только поэтам нравятся стихи. Вышел на «Стихиру» (www. stihi. ru), почитал и для себя выделил несколько авторов. Один из них – Борис Панкин. В 2005 году вижу афишу – Борис Панкин выступает в Булгаковском музее. Интересно! Одно дело – текст с листа, другое, читает сам автор. Это два разных восприятия. Но самое интересное третье: знаешь текст и слушаешь его в авторском исполнении.
К слову сказать, просматривая материалы с литературных вечеров, понимал, что фотографии чудовищные – на мыльницу, темные, нерезкие, размытые. И я подумал: я же могу это дело поправить. И тогда стал брать камеру. Собственно, с этого и началось.
– А что вы снимали до этого?
– Да ничего серьезного. Куда-то поехал, поснимал, получилась туристическая любительская съемка. Начал снимать еще в школе, в 9-м классе. Какое-то время снимал старую Москву, понимая, что все эти старые дома, старинные балконы скоро разрушатся, дома снесут или они развалятся. Хотелось всю эту уходящую натуру как-то оставить в памяти, сохранить хотя бы на фото.
– Это, конечно, вы еще на пленку фотографировали?
– Да, а тогда еще не было цифры. Это же было с 1976 (я тогда был в 9-м классе) по 1984 год.
– Кажется, в России тогда толком-то и специальных вузов не было, где обучали бы фотографии?
– Нет, были. Наверное, что-то было во ВГИКе, затем всякие фотографические клубы и был такой Заочный народный университет искусств (ЗНУИ). Кстати, оператор фильмов «Ночной дозор» и «Дневной дозор» Сергей Трофимов его как раз и оканчивал.
– Но фотография тогда была не профессией, а увлечением. А чем вы по жизни занимались?
– В море ходил. Это в Мурманске. Рыбообрабатывающий флот. Потом в армии служил начальником продовольственной службы.
– Если вернуться к фотографии, есть ли у вас какая-то особая концепция? Кто из мастеров фотографии для вас авторитетен?
– Ни на кого не ориентировался. Потом для себя сформулировал правило: авторитетов нет ни в фотографии, ни в жизни, ни, по большому счету, в философии. Я просто отмечал для себя, что мне нравится, а что нет; смог бы я сделать так же, как это сделано… одним словом, учился и учусь.
– Кого из знаменитых поэтов удалось поймать в неожиданной яркой ситуации?
– Я не очень понимаю, что такое неожиданная яркая ситуация. Перекошенная и потому смешная рожа? Тут не это важно. Я же не снимаю людей. Я снимаю состояние…
– Вот это интересно.
– Тут то же самое, что с авторитетами. Для меня не важна фигура. Конечно, на известное лицо реакция будет иная, чем на Васю, которого никто не знает.
На днях, например, на конференции «Журнальная Россия» снял Александра Архангельского, читающего журнал «Дружба народов».
Понятно, что он медийное лицо. Но там было состояние «Архангельский, читающий «Дружбу народов». Будь это неизвестный, такой реакции не было бы. Конечно, с точки зрения картинки или репортажа пиаристее снять узнаваемое лицо.
– Я замечала, у вас манера фотографа-охотника, который караулит кадр…
– Примерно так. Я не очень люблю фотографировать поэтов во время чтения: они тогда впадают в свое отрешенное состояние. Интересно состояние до, между и после, когда люди встряхиваются, оживляются, беседуют или вдруг как-то по-особенному смотрят.
Еще очень интересно снять кадр сразу со многими людьми, где каждый занят чем-то своим, а фотографа они не видят… Желательно, конечно, чтобы при этом были видны лица, а не затылки. Смайл.
– Насколько я понимаю, ваши фотоархивы поэтической жизни огромны. Какие из ваших снимков, по вашему мнению, можно назвать историческими, то есть есть уверенность, что они войдут в анналы?
– Сложно сказать. Это же очень субъективно. Бывает так: то, что появилось первым, то и вошло. А бывает, нужно время, чтобы фотография всплыла. Может быть, есть фотографии, которые я еще не увидел. Вот вошли в анналы, если говорить о поэтах, фотографии Ахмадулиной, Евтушенко, Вознесенского, Рождественского, когда они выступали в Политехе. В них вроде бы нет ничего особенного. Но они появились в то время, сняты в другой манере, отличной от газетных репортажей того времени. Смотришь на фото, и они узнаваемы: знаешь, кто это и где это происходит. Не знаю. Я не ставил себе цель сделать исторический кадр. Что войдет, то войдет.
– Расскажите, что у вас был за проект с поэтическим календарем?
– Собственно, понимал, что у меня есть удачные фото, которые уже или затерялись в Сети, или которых я нигде прежде не выставлял. Просто так сунуть их на сайт или еще куда-нибудь не хотелось. Надоело.
Все думал, куда бы их приспособить, чтобы они остались в виде материального, а не виртуального воплощения.
Пришла самая банальная идея: сделать календарь 12 месяцев – 12 поэтов, 12 текстов, 12 фотографий. Авторы по месяцу рождения. Авторы и тексты на мой выбор.
Идея со временем трансформировалась: от просто текст–фото до взаимного соответствия картинки и содержания текста. А поскольку месяц один, а авторов еще много, то и выбор единственного… В итоге работа заняла примерно полгода.
– А кто в итоге стал персонажем?
– Там были Сергей Шестаков, Мария Маркова, Ирина Ермакова, Андрей Коровин, Николай Байтов, Лев Болдов, Анна Аркатова, Анна Логвинова, Ольга Сульчинская и еще троих я с ходу не скажу.
– Были ли у вас литературные проекты с постановочной съемкой?
– Говоря про постановочную, я имею в виду студийную. Ну да, были. «ПоПуГан» я снимал таким образом. Ничего особенного. Они потом сделали свой календарь с моими фотографиями, и он шел в качестве презента на их вечере в Булгаковском.
– Вы снимаете поэтов. А какие авторы, книги произвели на вас сильное впечатление и почему?
– Из поэтов моим любимым автором был Мандельштам. И хотя с тех пор утекло очень много времени, воды, истории, поменялись многие оценки, Мандельштам как был, так и остался любимым.
В свое время Булгаков нравился. Году примерно в 75-м, на каких-то листах отвратительного фиолетового цвета, по рукам ходил самиздатский «Мастер и Маргарита». Читался за ночь. Позже, уже в институте, действительно потряс рассказ Дюрренматта «Авария».
– А вы сами не пишете стихи?
– Нет, я не пишу стихи. Но заметил интересную взаимосвязь – начинаешь со стихов и приходишь к фотографии. В школе начал читать стихи, вскоре начал снимать. Стихи как бы дали толчок, чтобы начать приближение к себе. И так несколько раз.
– Вас можно увидеть на самых разных вечерах. По какому принципу вы выбираете, куда пойти?
– Я могу тебе сказать на примере. Вот сейчас «Культурная инициатива» провела веерное закрытие сезона в клубе «Дача на Покровке», Музее Серебряного века и клубе «Китайский летчик Джао Да». Выбрал Музей Серебряного века, поскольку там сразу все. Но не численность главное, важнее событие или автор. Если произвольная программа, то при прочих равных условиях выбор зависит от того, какой свет. Например, в «Даче на Покровке» в этом пространстве свет ужасный, и там практически не снимаю, но фигура всегда перевесит свет.