В России есть на что посмотреть

Кеннеди готов писать даже за столиком в московском кафе...Фото Владимира Андреева

Романы могут быть остросюжетными и при этом глубокими и философскими. Мысль тривиальная и, казалось бы, очевидная, однако писателей, которые подтверждают ее своим примером, не так уж и много. 

Один из них – Дуглас КЕННЕДИ, американский романист, широко известный в Европе и особенно, как ни странно, во Франции, – приехал в Москву и поговорил с Алисой ГАНИЕВОЙ. Немного о личном, немного о публичном. О литературе в жизни и жизни в литературе. Впрочем, в случае Кеннеди понять, где грань, невозможно.

– Дуглас, это ведь ваш второй приезд в Россию?

– Да. В первый раз я приезжал сюда в 1988-м. Перестройка и гласность только начинались. Воздух еще стоял, как бы сказать, застойный… Я и подумать не мог, что все так переменится. Сейчас здесь, в Москве, капитализм! Чувствуется, что гораздо больше свободы. 

Я и раньше заглядывал в социалистический лагерь, даже написал книгу о Восточном Берлине. Помню, спорил с друзьями, которые видели в этом мире одну чернуху, уверял их, что ему присуще особое обаяние. Но, разумеется, я нисколько по нему не ностальгирую.

– А эту неделю вы провели в постоянных встречах с российскими читателями. Наверняка среди заданных вам вопросов попадались и такие, что отличали бы именно нашу публику?

– О, да. Меня постоянно спрашивали, в чем схожесть между Соединенными Штатами и Россией, есть ли какие-нибудь общие черты. Думаю, что есть. Обе наши страны велики, географически изолированы. И вы, и мы довольно высокомерны. У нас сложная история взаимоотношений: космос, литература… 

Вообще-то я три с лишним десятка лет провел за пределами Америки, жил в Дублине, Лондоне, Париже, Берлине, да где я только не жил. Выучил французский и немецкий языки, завел семью, детей, которых тоже раскидало по свету, расстался с женой. 

В общем, вернулся в Нью-Йорк совсем недавно в возрасте 58 лет. И, знаете, я бы хотел, чтобы люди больше путешествовали. Тогда у них была бы возможность видеть разные типы общества, разные модели взаимоотношений между людьми. Это помогает преодолевать собственные душевные проблемы. Ломать стереотипы.

– А соприкасаетесь с литсообществами тех стран, в которых живете?

– И да, и нет. У меня есть друзья-писатели, иногда я посещаю какие-то литературные мероприятия, но не сказал бы, что в этом варюсь. Мне интереснее узнавать новую страну через других людей. Встречаться с женщинами, к примеру. У меня была француженка…

– Вас, наверное, все спрашивают, чем отличаются француженки от американок и так далее…

– Да, спрашивают, но ведь обобщать невозможно! Женщины из Техаса абсолютно другие, это такой довольно консервативный штат. В Вашингтоне – совершенно другой тип. Леди там амбициозные, прогрессивные. Насчет немок и прочих европеек слышу сплошные клише. На деле все гораздо сложнее…

– Кстати, в ваших текстах, с одной стороны, очень подробно разбираются взаимоотношения и внутренние «тараканы», а с другой – декорации этих терзаний все время меняются. Место действия ваших книг перескакивает из страны в страну, из города в город. Можно ли сказать, что переезды сильно отразились на вашей творческой работе?

– Первая моя книга и вовсе была путевыми заметками о Египте. И это не единственная документальная работа такого рода. 

Но вообще я родился на Манхэттене, учился в университете в Тринити, папа хотел, чтобы я стал юристом. И писал бы по ночам, если уж меня настолько тянет. Но мне повезло, одну мою радиопьесу практически сразу купила Би-би-си. 

Я перебрался в Лондон, стал активно сотрудничать с известными газетами и журналами. Писал статьи, брал интервью (совсем как вы), в общем, потом работа с телевидением, книги, переводы. 

Постепенно я стал успешным писателем. И я рад, потому что деньги дают мне шанс заниматься тем, чем я дышу и чем владею. И самое главное – возможность путешествовать. Успех дает свободу. И потом, согласитесь, когда тебя узнают в парижском метро или когда таксисты начинают делиться своими впечатлениями о твоих книгах – это особое ощущение.

– Пишете, значит, не ночами, а когда заблагорассудится?

– Сначала я был очень недисциплинирован. Но мало-помалу начал себя приучать к непрерывной работе. Я пишу постоянно. Мог бы сейчас спокойно писать и здесь, за этим столиком…

– Вы и сейчас в Москве пишете? Несмотря на такую нагрузку и график мероприятий!

– Да, я обязательно пишу каждый день. Шесть дней в неделю, вернее. Минимум – 500 слов. Сейчас вот – сценарий сериала.

– Но это немножко другое. А как с романами? Заканчиваете один, отправляете рукопись нетерпеливому издателю и сразу принимаетесь за второй?

– Да, сразу принимаюсь за второй. Я и молодым писателям посоветовал бы: пишите много. Это развивает и настраивает на темп, с которого не сбиваешься. 

Начиная роман, я никогда не знаю, чем закончится. У меня не бывает четких, железных планов, хотя, конечно, я держу в голове несколько поворотов, несколько характеров… Каждый раз поведение героев – для меня неожиданность. Они могу выкинуть такое…

– В России вышло уже несколько ваших романов. О чем последний, «Пять дней»?

– Каждую новую книгу я пишу иначе, чем предыдущую. Меняю ракурс, ситуации, манеру изложения. Эта книга написана от лица женщины. Она рентгенолог, давно замужем, давно укоренена в повседневность, но семейная жизнь – ни к черту. Ее брак идет прахом, но случается поездка в Бостон на конференцию, и там она встречает страхового агента. 

Это на самом деле очень психологически важный для меня роман, я много копался в теме встречи, отношений, расставания двух людей. Я сам пережил очень тяжелый развод, что, кстати, меня по-дружески сблизило с моим адвокатом.

– Писание стало своего рода психотерапией?

– Да, отчасти. Просто, когда сам через это проходишь, лучше понимаешь, что такое брак, что ощущают люди на разных его стадиях, с чем готовы мириться, а с чем нет. 

Вообще-то все, что я описываю – вымышлено. Если герой и списан с кого-то, то всегда под другим именем и так далее. И тем не менее даже в этих вымышленных ситуациях есть определенный автобиографизм, вы понимаете?

– Да. А то, что ваши герои, бывает, меняют личность, полностью перекраивают жизнь? Как тот персонаж бестселлера «Крупным планом»…

– Муж, убивший любовника бутылкой и скрывшийся…

– В серьезной литературе не часто встречаются увлекательные сюжеты.

– Сюжет – это важно, каким бы ты ни был серьезным писателем. Вообще литература способна менять… Я так говорю не потому, что я оптимист, а потому, что я – реалист. Писатели вообще должны быть реалистами, хотя нас и представляют фантазерами.

– А что бы посоветовали писателям начинающим? В России их, надо сказать, довольно много.

– Писать. Писать, что бы ни случилось. Потому что жизнь – она у всех разная. Кому-то везет, кому-то меньше. Это касается и карьеры, и брака, и чего угодно. Но никакие внешние обстоятельства не должны мешать постоянной работе пера и мысли. Это держит в тонусе, и это позволяет многое понять о себе самом. Я, например, постоянно открываю в себе что-то новое… Даже сейчас, в этот момент. И да, надеюсь, что это не последний мой приезд в Россию. Здесь есть на что посмотреть.