Борис Кутенков
Свободное взаимодействие русскоязычных литераторов разных стран, широкие возможности сетевого и живого общения вроде бы должны отменить проблему поэтической региональности. Однако, несмотря на это, эмигрантская литература продолжает восприниматься как обособленная часть общего потока. О справедливости такого отделения и о новой поэтической книге Борис КУТЕНКОВ побеседовал с Андреем ГРИЦМАНОМ.
– Андрей, в отзыве о стихах Артема Морса вы пишете о «врожденной грусти – профессиональном недуге настоящего поэта», который «и проклятие, и дар». Замечательное определение, на мой взгляд. А является ли этот «недуг» свойством именно русской просодии в противовес европейской или им заражена поэзия в целом?
– Этот профессиональный недуг является свойством поэта, художника вообще – русского, европейского, американского. К просодии, на мой взгляд, это не имеет отношения. Просодия – это языковой аппарат, который душа поэта использует для выражения своей неустроенности в мире. Просодия – это язык, культурная традиция, прием и звук, навязанные гениями. Противовеса между русской поэзией или какой-либо другой нет вообще. Есть сравнение исторических фаз развития поэзии (русская, например, молодая), исторических обстоятельств. Появление или недород гениев, задающих направление, – и в этом могут заключаться отличия, противовесы. А то можно договориться до того, что одна культура, или народ, или язык – лучше другого!?
– Что происходит сейчас с русскоязычной поэзией зарубежья? Намечаются ли новые тенденции, есть ли яркие имена?
– С падением железного занавеса и развитием Интернета, международных фестивалей значение понятий «там» и «здесь» уменьшилось, если не исчезло. Поэзия в диаспоре – это больше не эмигрантская поэзия в противовес поэзии метрополии. Хотя, конечно, где и как поэт живет, каким воздухом дышит, имеет некоторое значение. Тенденции могут намечаться только в связи с развитием творчества определенного художника. Мне кажется, что время платформ и школ прошло. Есть мощная нью-йоркская группа, «гудзонская волна», но и то это скорее круг, салон или просто группа друзей-поэтов вокруг журнала «Интерпоэзия», но не школа. В Израиле есть пара таких кругов талантливых авторов, в частности вокруг «Иерусалимского журнала». Имена яркие, конечно, есть, и все их знают: в Штатах – Цветков, Кенжеев, Гандельсман, Стесин, Машинская, Н. Резник, Стариковский, еще пять–десять имен. Среди них есть несколько авторов помоложе, которые состоялись уже здесь. Полагаю, что развития особой школы поэзии в диаспоре с появлением совсем молодых авторов не произойдет. Дети, выросшие за рубежом, вряд ли будут этим заниматься. Конечно, возможно редкое исключение, что какие-нибудь суперталантливые юноши или девушки, выросшие за рубежом, станут светочами русской поэзии. Но это маловероятно. Да и важно ли это? Как я уже говорил, поэзия – субстанция летучая, она путешествует вместе с дарованием: Сибирь, Колорадо, Иерусалим, Москва, Хельсинки – большой пересадочный аэропорт.
– А как поживает институт критической мысли диаспоры?
– Да, собственно, ответ тот же. Следует за тенденцией поэзии, не очень придерживаясь границ. Борис Хазанов (Мюнхен), Марина Гарбер (Люксембург), Лиля Панн (Нью-Йорк), Марина Борщевская (Израиль), Владимир Гандельсман (Нью-Йорк). Кстати, последний – подходящий пример, что лучшая критика поэзии – критика поэта. Я перечислил имена авторов нашего журнала.
– Возглавляемому вами журналу «Интерпоэзия» уже больше 10 лет. Как изменилось направление журнала за эти годы? Есть ли сожаления, глобальные планы?
– Журнал основан в 2002 году. Вначале он существовал в двуязычной форме – по-русски и по-английски. Это не сработало, слишком далеки полюса языков, культур и традиций. И журнал развился в современный профессиональный журнал поэзии. Мы стали больше следить за процессом развития самой поэзии, а не навязывать свою концепцию. Поэтому появились некоторые «рискованные» публикации. Мы публикуем любую талантливую поэзию, откуда бы она ни шла. Но у нас нет интереса к погоне за «суперклассиками». Зато мы стараемся поддерживать поэтов диаспоры, которым сложнее войти в толсто-журнальную культуру метрополии, поэтов российской периферии. Для нас важны тематические рубрики, освещающие работу групп, кругов: поэты Австралии, Израиля. Недавняя публикация – поэты Волошинского конкурса-фестиваля. Причем стихотворных подборок очень много, но не хватает хорошей эссеистики. По качеству и по возможностям, учитывая очень хорошее знание языков в круге журнала, уникальным разделом являются переводы. Мы создаем новую рубрику – хроника современной американской поэзии. Глобальные планы – выжить! И делать лучший, профессиональный журнал. У нас нет никакой поддержки извне. Журнал делается кучкой энтузиастов, с кругом поддержки. Надеюсь, что хватит сил. Со стороны толстых журналов и литературной общественности в Москве, «Русского журнала» хотелось бы большего понимания того, что это такое – больше десяти лет создавать и вести журнал за рубежом без всякой поддержки. Хотелось бы понимания, насколько это важно для развития русского слова, культуры, нашей традиции в диаспоре, где живут миллионы русскоговорящих соотечественников!
– В России 2014-й объявлен годом литературы, идут разговоры о целесообразности поддержки литераторов. Делается ли что-нибудь подобное в Америке? Вообще, как смотрите на вмешательство государства в литературу?
– Конечно, литераторов надо поддерживать в какой-то форме. Поскольку, за исключением продукции ходовых бестселлеров, литература – не прибыльное дело. Мягко говоря. Но государство ни под каким видом не должно влиять на искусство. А фонды должны распространяться литературными, художественными организациями, то есть коллегами. В Америке есть целый ряд организаций, дающих средства на искусство, разные премии, гранты. Национальный фонд искусств (как бы государственная организация) и множество разных частных фондов. До одиночки поэта или художника это все не очень доходит, если он не вписался в какую-то поддерживающую систему – университет, крупный журнал.
– Расскажите немного о вашей только что вышедшей книге эссе «Поэт и город».
– Это сборник эссе, интервью, дорогой для меня короткой прозы. Предыдущая моя книга нон-фикшн вышла в 2005 году. За это время накопились публикации в центральных журналах, где я высказывал соображения о поэзии в диаспоре, поэзии одного автора на двух языках, философии и физиологии поэзии, статьи об Америке (Новый Орлеан, Нью-Йорк), о важнейших для меня фигурах, таких как Кафка, Целан. Там больше ответов на вопросы, которые вы задали. Я люблю жанр интервью. Он ближе к поэзии – речевой поток, свободно выражающий эмоцию-мысль, как в стихе.
