Андрей Рудалев
У солдат есть только одна слабость – вдохновение.
Питер Брейгель. Страна лентяев. 1567. Старая Пинакотека, Мюнхен
Почему литературное сообщество смотрит на современную военную прозу как на нелюбимого пасынка и чего пишущим о войне не хватает в обычной жизни? О том, что такое «военлит» сейчас, поэт, прозаик и редактор журнала «Искусство войны» Илья Плеханов рассказвывает критику Андрею Рудалеву.
– Илья, почему профессиональное литературное сообщество, мягко говоря, не замечает современную военную литературу? Если и говорят, то обычно оперируют устоявшимся набором персоналий: Прилепин, Бабченко, Карасев, с «Асаном» появился в этом перечне еще и Маканин...
– Знаешь, я думаю, что лучше всего на твой вопрос ответил Хемингуэй: «Война – одна из самых важных тем, и притом такая, когда труднее всего писать правдиво. Писатели, не видевшие войны, из зависти стараются убедить и себя, и других, что тема эта незначительная, или противоестественная, или нездоровая, тогда как на самом деле им просто не пришлось испытать того, что ничем заменить нельзя».
Формально же военная тема у нынешнего литературного сообщества закрыта перечисленными тобой именами – именами, которые всех устраивают. Таким образом, получается, что нельзя даже и сказать, что в России литература о войне отсутствует, что надо открывать имена, – тебе сразу предъявят список.
С другой стороны, лично мне уже совершенно неинтересно, почему литературное сообщество отвергает военную литературу. Военная литература стала в России явлением самодостаточным, интересным, развивающимся и живущим по своим законам. Она вовлекает в свой круг притяжения все больше и больше людей, обрастает своими ресурсами, своими конкурсами, издательствами, журналами и своими литературными авторитетами. Причем все не замыкается на военных авторах, а, наоборот, военлит привлекает все больше и больше людей как раз из невоенных направлений в творчестве. Если ранее авторы по сложившейся со времен Союза привычке относились к литературному сообществу, литературным союзам, толстым журналам и всей тусовке с неким пиететом, то теперь это военным писателям и читателям практически неинтересно. Река обходит затор и течет дальше.
– Быть может, происходит все потому, что военная-армейская-солдатская-казарменная тематика кажется слишком узкой, локальной? Вроде как столько всего сказано о человеке на войне в мировой литературе, десятки больших писателей релаксировали по этому поводу. Дальше идет перевод этого опыта в штампы и подгонка под новые реалии: не Отечественная война 1812 года, так Великая Отечественная, не Афган, так Чечня... Или действительно за прошедшее десятилетие удалось сказать какое-то новое слово здесь?
– Даже в вопросе уже есть ответ – разница в названиях. Одно дело – войны отечественные, и другое дело – так называемые войны локальные. Войны локальные породили совершенно новое явление – полная брошенность солдата всеми и вся, предательство солдата своей страной, командованием, сослуживцами, мирными жителями, отсутствие тыла и каких-либо систем координат, моральных, нравственных, и бессмысленность боевых действий, полугражданская война, без четкого противника, без четких целей. Изменился образ ведения войны, появились новые реалии жизни, и они, естественно, находят отражение и в новом слове. Особо хорошо это видно на примере англоязычной литературы, где военная тема не замалчивается, где война во Вьетнаме и текущие боевые действия в Ираке и Афганистане породили новое литературное течение – современную военную прозу, многие произведения которой стали мировой общелитературной классикой. У нас в литературной среде этого так и не произошло.
– Я помню, ты как-то сокрушался, что, обозревая прошедшее десятилетие, никто не высказался о военной прозе, которая после Чечни, естественно, должна была так или иначе проявиться. Вот Лев Данилкин с восторгом говорит о десятках отличных романов, которые появляются каждый год, ты заявляешь о бурном цветении военной прозы... Но ведь сам понимаешь, что обилие пишущих, которые по большей части словом реабилитируются, еще ни о чем не говорит и здесь нужны аргументы весомее.
– В военной литературе давно уже происходят процессы, связанные с отходом от чистого реабилитационного содержания. Выкристаллизовывается именно литературная составляющая. Все это происходит на наших глазах, и чертовски интересно видеть происходящее. Авторы-ветераны уже не просто выплескивают свою память, люди профессионально занимаются именно литературой. На моих глазах за 5–10 лет авторы проходили путь от мемуаристики до высокого художественного уровня. Есть что читать.
– Как ты думаешь, не вредит ли такая локализация – «военная литература». Человек, далекий от этого, сразу отмахнется и скажет: «Я уж лучше про любовь или про шпионов, милиционеров...» Ведь если идет разговор о литературе, нужно вливаться в нее, а не становиться островом реабилитации бывших ветеранов. Та же история с «Асаном» Маканина была построена на категорическом отрицании его, но никто не показал, как должно быть, а это был отличный шанс проявиться.
– Как я уже говорил, пора забыть о том, что военная литература – это литература только реабилитации. Одно дело вливаться в Литературу, другое – в старые мехи в виде устоявшейся литературной номенклатуры. Что разительно отличает военных авторов, так это именно желание жить полноценной жизнью, желание писать без оглядки на формальные административные признаки причастности к званию «литератор». Живое слово становится литературой. Уже стало. Другое дело, что об этом не знают в «литературном сообществе». Но главное – об этом знают читатели. Я бы не стал недооценивать аудиторию. Читатель у нас жадный до знаний, до реализма жизни, «далеким от военной темы» или просто «далеким» я бы его уж точно не назвал.
Что касается того, что никто не показал, как должно быть, то ты знаешь, сколько делает наше издание для того, чтобы донести до людей факт наличия военной литературы. Имена я называю постоянно, книги у авторов выходят и спокойно продаются тиражами, не уступающими нынешним раскрученным литераторам от сообщества. Военная периодика выпускается, недавно вышла уникальная антология современной военной поэзии (впервые за девять лет!), военные литературные сайты открыты для чтения – заходи и читай. Не хотят, видимо, в литературной среде этого делать.
– Раз уж ты сам завел разговор о новом сборнике военной поэзии «Осколки», то в чем его уникальность, и, наверное, традиционное: что побудило опять же заниматься этим донкихотством?
– Твой вопрос я переадресовал издателю сборника, замечательному «афганскому» писателю Глебу Боброву. Сам я лишь оказывал поддержку выходу «Осколков» и стал одним из их авторов, поэтому лучше предоставим слово Глебу: «В нашем обществе (говорю в целом о постсоветском пространстве) существует огромная проблема – на фоне общей гуманитарной невостребованности серьезной культуры происходит тотальное засилье суррогатным продуктом. Вместо настоящего, идущего от души творца к сердцу зрителя, нам с маниакальным упорством в ярких крикливых упаковках – с лапшой и мишурой – втюхивают откровенную псевдокультуру. Причем процесс всеобщий – во всех плоскостях и направлениях: в кино, музыке, литературе. Самый яркий, навязший на зубах пример – нашумевшие военные блокбастеры от наших мэтров. В литературе дела обстоят не лучше, чем в кино. Но общество – это большой самонастраиваемый организм. И вот само собой, без всякой поддержки и даже в какой-то мере вопреки общему мейнстриму – этому потоку конвейеризированного культурно-коммерческого хлама, – словно ручейки, стали пробиваться независимые и незаангажированные культурные проекты. Одним из них стал сайт современной военной литературы okopka.ru. Здесь достаточно быстро сформировался костяк из очень серьезных поэтов. Остальное уже было делом техники, ибо было создано главное: поэтический продукт высшей пробы. В результате случилось событие в мире русскоязычной военной литературы – мир увидел сборник современной военной поэзии высочайшего литературного качества и высочайшего же поэтического накала».
– Во вступительном слове к сборнику говорится о том, что последние десятилетия – это жизнь «под прямым или опосредованным давлением войны». Война – это там, где стреляют, или вся наша жизнь?
– Война – это в первую очередь жизнь без всяких прикрас, это самая суть жизни и смерти. Полное отсутствие лжи. И в этом плане война – квинтэссенция всей нашей жизни. Военная литература скажет обо всех аспектах жизни человека. Выстрел – это последний повод, а не причина. Но необязательно доходить до самого края. Война есть до выстрела, во время и навсегда останется после. Она существует независимо от человека. Поэтому в любой самой простой обычной жизни самого простого человека война присутствует в той или иной форме и степени. Увидеть и понять, пережить, осмыслить – задачи военной литературы, которая наиболее грубо, эффективно и честно дает шанс каждому читателю. И что самое интересное – военная литература несет в себе великое очищение души. Самые лиричные и самые трагичные истории о любви и об одиночестве я читал только у военных писателей. Самые трогательные обращения к природе, самые страстные религиозные тексты – тоже у воевавших. Для многих военная тема становится последним оплотом честности и даже добра в нашем мире. И все больше на военную тему пишут люди, никогда не воевавшие, не стрелявшие. Это очень важный момент в развитии военной литературы в России.
– А ты как думаешь, зачем им, невоевавшим, писать о войне? Своеобразная форма сублимации?
– Думаю, что пишущим людям не хватает героев в нашей жизни, не хватает ориентиров. Есть некая общая усталость от нашего хаотичного времени, от сумятицы и суеты, от вечного выживания сугубо хлеба ради, от бесконечного пошлого шоу тысячи мелких трупп на сцене российской жизни. С другой стороны, неприятие тотальной пошлости вызывает в человеке сопротивление, внутренние военные действия души против мира. Все экстраполируется на литературу, и военная тематика возвращает авторов к основам человеческого бытия, к личности и вопросам жизни и смерти, которые решаются здесь и сейчас. Я бы сказал, что у авторов есть нехватка, тоска по реализму в жизни и творчестве, все слишком расплывчато и может быть трактовано как угодно в окружающем мире, а вот реальнее войны нет ничего.
– Илья, такой вот наивный вопрос: стихи – они там, на войне, рождаются в голове как вычленение различимого звукового ряда в общем гуле или по прошествии времени и зудят, как осколки, которые застряли в голове, сердце, селезенке?
– Здесь я могу сказать только о себе. Есть стихотворения, которые родились сразу после пережитой экстремальной ситуации. Как моментальный снимок, как след попадания, выжигается в душе раз и навсегда. Но таковых у меня – единицы. Большинство стихотворений рождается уже потом, в мирной спокойной жизни, абсолютно внезапно, как реакция на что-то, что открывает пласт памяти, сознания, когда в душе происходят тектонические сдвиги и вдруг просыпается Голос и диктует тебе строки. Этим побуждающим мгновением может быть что угодно, но чаще запахи или тактильные ощущения. Реже – увиденный человек, пейзаж или беседа. А есть и третья категория стихотворений, которые ты вынашиваешь днями, неделями, даже годами. Есть тема, есть ощущения, которые ты не можешь никак передать словом. Ты что-то начитываешь из уже написанного, листаешь классиков, читаешь своих коллег, читаешь на языках, изучаешь вопрос. Через девять месяцев (шучу) может появиться чудо, а может и маленький монстр. Здесь ничего невозможно заранее предсказать.
– В завершение давай о планах. Какие перспективы у, «военлита»? Станет ли локальной сферой с очерченным кругом задач, с застолбленной территорией и со своей адресной аудиторией? Вы на голом энтузиазме будете и дальше издавать журнал «Искусство войны», на этом же энтузиазме выйдет новый сборник, а высоколобые литдеятели, поморщившись, пройдут мимо, им чужие не нужны... Или у вас есть какие-то сверхзадачи? Зачем тебе, твоим друзьям все это надо? Не посещает ли отчаяние?
– Конечно же, мне хочется надеяться, что военная литература будет только развиваться и находить все больше и больше поклонников и читателей. Да, я планирую издавать альманах «Искусство войны» и дальше. Скорее всего на энтузиазме. Материальной поддержки ни от государства, ни от издателей или спонсоров не предвидится, а сам альманах изначально задумывался не как рыночное издание.
Сверхзадач каких-то особых я перед собой не ставлю. Машина завелась, и военная литература будет развиваться, с альманахом или без. За пять лет, что мы занимаемся военной литературой, был сделан огромный шаг вперед. Раньше не было и темы-то такой, как современная военная литература. Сейчас все по-другому, и это только начало. Можно сказать, что то, что когда-то я хотел сделать, стало реальностью.
Из каких-то вероятных сверхзадач я бы, может, назвал только одну. Российская современная литература в целом находится на задворках мировой литературы, она никому не интересна в мире, и ее читают лишь такие же «свои» знакомые узкие литературные круги. Но к российской современной военной литературе есть интерес у читателей за рубежом. Это связано, безусловно, с идущими войнами в Ираке и Афганистане. Миру интересно, как наши недавние войны отразились в литературе, какие вопросы поднимались, как раскрывалась тема. Поэтому очень бы хотелось выйти на международный уровень, перевести наши произведения на языки. Военная литература может вытянуть и все остальные направления, пробудить интерес в мире к русской литературе и культуре в целом. Чем не сверхзадача?
