"У меня нет никакого выхода, и никакой возможности жить так дальше…"

Летом 1936 года Александр Иванович Введенский, которому было немногим больше тридцати, приехал вместе с Сергеем Михалковым в Харьков по каким-то издательским делам и в Харьковском отделении Союза писателей познакомился с молоденькой двадцатитрехлетней секретаршей Галиной Борисовной Викторовой, у которой, однако, был уже полуторагодовалый ребенок, сын Боря. Вскоре они поженились, и Введенский переехал из Ленинграда в Харьков. В следующем, 1937 году у них родился сын Петя.

Ко времени переезда Введенский был уже известным детским писателем. С основания "Ежа", а потом и "Чижа" он сотрудничал в этих журналах. И с 1928 года выходили его книжки для детей, среди которых самой популярной была "Кто?" с рисунками Л.Юдина,

Дядя Боря говорит,
Что
Оттого он так сердит,
Что
Кто-то на пол уронил
Банку, полную чернил,
И оставил на столе
Деревянный пистолет,
Жестяную дудочку
И складную удочку.

Гораздо меньший круг людей знал Введенского-поэта не для детей. Это было связано с тем, что после двух стихотворений, опубликованных в 1926 и 1927 годах, и устных выступлений во второй половине 1920-х - самом начале 1930-х годов Введенский-поэт нигде больше не появлялся. И о том, что он по-прежнему пишет еще что-то недетское, знали, пожалуй, только его близкие друзья: Хармс, Липавский, Друскин... И московские знакомые - Харджиев, Крученых, завлит театра кукол Ленора Шпет... Может быть, кто-то еще. Вместе с тем именно в эти годы (во второй половине 1930-х) Введенский написал одни из лучших своих вещей: "Некоторое количество разговоров", "Потец", "Елка у Ивановых", "Элегия", "Где. Когда". Возможно, что он написал и больше, но эти вещи не дошли до нас.

Однако, перебравшись в Харьков, Введенский не порвал с главным издательством детской литературы, Детиздатом, и наезжал по своим издательским делам и в Ленинград и в Москву, иногда (в Ленинград) даже вместе с женой и маленьким Петей.

В Ленинграде и в Москве он немало издавался. Конечно, не так, как того заслуживал, но все же нередко.

Во второй половине 30-х очень широко печатались его превосходные пересказы сказок братьев Гримм (под общей редакцией С.Маршака). В 1937 году в Детиздате вышла большая прозаическая книга А.Введенского "О девочке Маше, о собаке Петушке и о кошке Ниточке". И в том же году Детиздат выпустил отдельным изданием его прекрасную поэму "Щенок и котенок". Стали появляться кой-какие издания и на Украине.

Однако новая жизнь поэта, когда он стал главой семьи и на его иждивении оказались жена и двое детей, требовала, по-видимому, больших расходов, чем давали издания его книг, и Введенский начал не на шутку нуждаться. Удаленность от столичных детских издательств (я имею в виду Детиздат в Москве и его ленинградское отделение) усугубляла его положение.

Но именно благодаря тому, что он теперь не жил в Ленинграде и должен был с московским и ленинградским отделениями Детиздата переписываться, мы десятилетия спустя узнали, каково ему жилось в эти годы.

В фонде Детгиза, который находится ныне в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ), хранится переписка А.И.Введенского с главой и редакторами Детиздата. И эта переписка, и все, связанное с изданием книжек А.Введенского в эти годы, лучше всего свидетельствуют и о жизни поэта, и о том, как небезоблачно складывались отношения человека такого таланта с главным детским издательством.

Письма Введенского адресованы тогдашнему (в 1937-38 годах) директору Детиздата, впоследствии репрессированному - Сергею Андреевичу Андрееву и редактору Дошкольного отдела издательства - Лидии Феликсовне Кон.

Это всегда - в отличие от редакторских - собственноручные письма (чернила фиолетовые и красные). Публикуя их, мы сохраняем некоторые особенности авторской орфографии и пунктуации.

18 сентября 1938 г.
Уважаемый т. Андреев

Я обращаюсь к Вам с этим письмом, потому что дошел до совершенно безвыходного положения. Для того, чтобы я мог жить - мне надо работать, а для того, чтобы работать - мне надо жить. Сейчас же я, кажется, не могу ни жить, ни работать.

Я имею семью (жену и двух детей), и т<ак> к<ак> моим единственным источником заработка является заработок литературный, а его в 38 г. почти не было (в плане не стояло ни одной моей книжки), то я вынужден был все продать с себя, и сейчас мне не в чем выйти на улицу, и семья моя и я голодаем.

Мне очень трудно и неприятно писать об этом. Я с 1927 г. работаю в детской литературе, я написал около 30 книг, и не все же они были плохие. Но почему-то получается так, что если меня ругают, то меня не печатают, и если меня хвалят, то меня тоже не печатают.

Я не хочу, сейчас, вступать в споры о том, так ли уж плоха моя книга "Повесть о Девочке Маше", о которой была такая резкая статья в ж<урнале> "Детская Литература" (собственно с этой статьи и начались все мои несчастья) - м<ожет> б<ыть> это и так, м<ожет> б<ыть> действительно эта книжка и плоха, хотя я имею ряд совершенно противоположных отзывов, от ряда писателей, и читателей, знающих эту книжку наизусть. Но неужели из-за одной этой книги надо зачеркивать и меня, как писателя, и все мои книги.

Изд<ательст>во - не Литфонд. И я не инвалид. Я не обращаюсь к Изд<ательст>ву с просьбой о пособии, но я думаю, что Изд<ательст>во, если оно считает меня писателем, могло бы найти сейчас способ, дать мне возможность жить и работать.

Так например: в последний мой приезд в Москву, в конце августа Л.Ф.Кон выдвинула предложение о переиздании в одной книжке двух моих лучших вещей: "Кто?" и "Щенок и Котенок". Они имели хорошие рецензии.

Л.Ф.Кон сказала мне, что она в самые ближайшие дни переговорит с Вами об этом. Я не знаю, состоялся ли этот разговор? На посланное мною Л.Ф.Кон письмо об этом я никакого ответа не получил.

Я очень прошу Вас, независимо от того, какое решение Вы примете, не задержать меня ответом на это письмо.

Я думаю, что учитывая мое положение, вы поймете, что я жду, во всяком случае, срочного ответа.

А.Введенский.
Харьков. Совнаркомовская ул. 8 кв. 4**

Введенский упоминает о "резкой статье", посвященной его "Повести о девочке Маше┘". Но в журнале "Детская литература" была даже не одна, а по крайней мере две бранные статьи. В них говорилось, что книга А.Введенского "чужда нам идейно", "является примером┘ никчемных, ненужных для нашего советского ребенка книг", и он обвинялся в том, что, "не зная┘ жизни Советской страны и детворы, желая посмешить детей┘ искажает жизнь", и "это искажение граничит с клеветой" ("Детская литература", 1937, # 16 и # 17). Цену таких оценок в 1937 году понимали уже многие┘

И, помимо нашедшего отражение в письмах, надо еще помнить, что Введенского преследовали неприятности, связанные с репрессиями 37-38 годов, которым подверглись причастные к его книжкам люди. Так, Введенский сочинил серию книжек про мальчика Федю (нам известно по крайней мере о четырех книжках), проиллюстрированные художником Б.Малаховским, арестованным в 37 году. И эти книжки, конечно, не вышли. Осколки серии начали печататься в журнале "Сверчок", редактором которого был Н.Олейников, арестованный и погибший в том же году┘ Вот на этом страшном, однако не оглашаемом фоне и шла переписка поэта с издателями.

Наконец Л.Ф.Кон ответила (ответ не сохранился), и Введенский ей пишет:

Уважаемая Лидия Феликсовна,

Только что (30/IХ) получил Вашу открытку от 22 IX., которая меня очень огорчила. Я не знаю, ставил ли Вас Андреев в известность о моем письме на его имя. Я ему изложил со всей резкостью мое невозможное положение. Из телефонного разговора с Михалковым я вынес впечатление, что Андреев готов по настоящему пойти мне навстречу, однако из Вашей открытки этого не видно. Дело в том, что если будет переиздано только "Кто" и пойдет оно по тому старому договору, то это значит, что сейчас я не получу ни одной копейки, тем более, что из каждой получки бухгалтерия Детиздата вычитает у меня 25%. Если же "Щенок и Котенок", то, очевидно, при перезаключении договора, это даст мне сейчас рублей 300-400 р., а я писал Андрееву, и это соответствует действительности, что я все с себя продал, что моя семья голодает, и что мне с наступлением холодов будет не в чем выйти на улицу. Я ждал или отрицательного ответа, или чего-то более положительного. Мне для того, чтобы как-то выскочить из того положения, в котором я сейчас нахожусь, нужно немедленно 1.500-2000 р. Поймите, что у меня нет никакого выхода, и никакой возможности жить так дальше.

А.Введенский.

Р.S. Прошу срочно сообщить, к какому окончательному решению пришел т. Андреев и редакция. М<ожет> б<ыть> тот старый договор пойдет сам по себе, а "Щенок и Котенок" будет издан отдельно. Во всяком случае, Вам понятно, что для меня желательнее переиздание "Щенка и Котенка", тем более, что эта книжка была издана всего 1 раз. тир<ажом> 50.000.

А.В.

Не сердитесь на меня за резкий тон письма, но мне трудно писать сейчас иначе.

Наверное, А.Введенского могли бы обеспечить гонорары за пересказы сказок братьев Гримм, которые довольно часто переиздавались, но, как известно, в советское время существовала жесткая шкала гонорарных ставок, которые понижались с каждым последующим переизданием и в зависимости от тиража.

В 1940 году Детиздат все-таки выпустил "Стихи" А.Введенского, с рисунками В.Вакидина, в книгу вошли и его действительно лучшие вещи - "Кто?" и "Щенок и котенок", о переиздании которых он хлопотал. (Директор издательства был, конечно, давно другой.)

В заключение еще несколько слов о его некнижных делах. Только в самые недавние годы стало известно, что Введенский написал в Харькове две пьесы для кукольного театра Сергея Образцова - взрослый и детский варианты - под названием "Концерт-варьете", не поставленные при его жизни (детский вариант опубликован в журнале кукольников "Театр Чудес", 2001, # 0, с предисловием Бориса Голдовского). И выясняется, что эти пьесы А.Введенского послужили прообразом самого знаменитого спектакля Образцова "Необыкновенный концерт" (в первые годы - "Обыкновенный концерт", попавший в Книгу Гиннесса).

Трагическая судьба гениального Александра Ивановича Введенского теперь всем известна. Он был арестован в Харькове 27 сентября 1941 года и при невыясненных обстоятельствах погиб на этапе в том же году 19 декабря.

Я думаю, что как всякий истинный поэт он предчувствовал, что его поэзия, и взрослая и детская, будет еще долго жива.

* Войдет в подготавливаемую книгу "Мы из Детгиза" (Санкт-Петербург, "ДЕТГИЗ-Лицей").

** Автографы этого и следующего письма: РГАЛИ, ф. 630, оп. 1, ед. хр. 925, лл. 48-48 об., 182-182 об.