Вольфганг Казак: "Сегодня невозможно без Христа"

Название вашей книги выглядело бы вполне академическим, если бы не объект вашего исследования. Церковь сдержанно относится к христианской тематике в светской, художественной литературе. Не будет ли соответствующая работа литературоведа и подавно неугодным, еретическим трудом?

- Задачи церкви и литературы существенно отличаются друг от друга. Церковь проповедует учение Христа; литература показывает, как люди с этим учением живут, как они это учение видят, воспринимают, что оно для них значит. Русская литература возникла в сфере православной церкви, немецкая - в сфере католицизма и евангелизма, к которому принадлежу и я (даже седьмой год играю на органе в нашем храме). Литература - великолепное зеркало, в котором отражается отношение писателей к религии, их жизнь с ней, их вера и поиски┘ И я искал в русской литературе, у кого и в какой религиозной и литературной форме встречается тема Христа.

Как многообразны уже сами по себе пересказы происходящего в Новом Завете! В фольклорном творчестве они часто служили заменой самой церкви, так как люди в большинстве не только не умели читать, но и не понимали церковнославянский язык, на котором велась служба.

Как убедительны изображенные писателями встречи с Христом - словно авторы пережили это самолично. Вы думаете так, когда читаете произведения Тургенева, Лескова┘ Некоторым писателям, без сомнения, выпало постигнуть это видение, эту Благодать. Оно лежит в основе "Радуницы" Есенина. Видение Алеши Карамазова трудно объяснить иначе. Я нашел подобное даже у поэтов советского времени.

При этом в русской литературе я знаю только один роман об Иисусе, в то время как в западной литературе таковых очень много. Большинство из них отклоняются от Евангелия, а его основу надо бы все же сохранить. Роман Ивана Наживина "Евангелие от Фомы", вышедший в 1933 году в Китае, подчеркнуто направлен против Христа и искажает фактические и духовные предания. Неудивительно, что этот эмигрант просил у Сталина разрешить ему возвращение назад и высказывал готовность послужить советской России.

Представители Церкви выступают принципиально против литературных изображений Христа (в том случае, если они направлены против христианства или если они исходят не из внутреннего убеждения, если, как писала Зинаида Миркина, "духовная поэзия оторвется от духовного опыта". При этом неважно, признает ли писатель себя христианином или же он просто ищет истину. Решающими являются честность, слова, сказанные от сердца. Мое отношение точно такое же.

Я заново проверил как литературное качество, так и соответствие христианскому вероучению всех использованных мною текстов, обсуждал это с духовенством - протестантскими и католическими священниками, и не в последнюю очередь с архиепископом Марком, главой Германской епархии Русской Православной Церкви за границей.

В конце концов не забудем, что моя книга является книгой христианского литературоведа, а не теолога.

- Книга на эту тему первая в мировой славистике?

- Кажется, это так. Странно. Конечно, мне встречались исследования на эту тему, посвященные небольшим литературным периодам и отдельным произведениям (некоторые о поэме "Двенадцать", где вдруг в конце: Христос "и за вьюгой невидим, // и от пули невредим", Христа Блок, к своему собственному удивлению, увидел внутренним взором. Это один из типичных примеров возникновения настоящей литературы по вдохновению. А впоследствии толкования могут быть разными).

Но это неважно, что я первым написал книгу на эту тему. Представьте себе книги об образе реки, о смерти или о знаменитых женщинах в русской литературе - в каждом случае может быть написано немало хороших книг и при этом проанализированы одни и те же произведения. Решающим остается собственный подход исследователя.

- Как возник замысел вашей книги?

- Да, я собирал материал для этой книги на протяжении многих лет и при этом получил значительную помощь от немецких и русских филологов, а также и от самих авторов, тех, конечно, которым я в связи с темой мог написать.

Но не помню точно, как и когда возник этот замысел. На торжественном симпозиуме, посвященном тысячелетию Русской Православной Церкви, который я организовал в 1989 году в Мюнхенском университете, я говорил об образе Христа в русской литературе ХХ века. Для меня были очень важны строки из "Реквиема" Анны Ахматовой, описывающие распятие:

Нет ни одной иконы, на которой мы бы видели Марию такой одинокой, отделенной от других. Нет ни одного места ни в одном из четырех Евангелий, в котором это было бы так описано. В двух строчках Анна Ахматова смогла высказать чувство неизмеримых страданий, которые советское правительство принесло миллионам женщин, чьи мужья, друзья, сыновья были приговорены к рабской работе в ГУЛАГе или просто уничтожены, с которыми без риска для жизни был невозможен любой контакт. Это такие страницы русской литературы, которые меня захватили, которые я хотел бы сделать понятными людям. Может быть, это было то, что стояло у истоков книги.

Передо мной было два композиционных подхода к теме "Христос в литературе". Первый - по мотивам, например, Распятия, Рождества, встречи с Христом в России, моления, деяний Иисуса и в том числе его исцелений больных, описаний видений - я использовал в своих предыдущих работах. Другой принцип - по авторам - я выбрал для моей книги.

В этом случае предлагаемые изображения Христа у каждого автора выглядят законченными, новое выступает четче. Для распределения авторов я выбрал привычное деление в литературной хронологии. Таким образом, соотношение разных подходов к образам Христа и времени, когда они возникли, яснее. Эзопова критика в советской обстановке, например, у Льва Друскина; сознательное сохранение русской православной жизни в эмиграции, например, Иван Шмелев; отчетливая приверженность христианству в сегодняшней действительности (Зинаида Миркина); протест против государственного вмешательства в церковные дела (Пушкин)┘

- Такую работу не могли не сопровождать разного рода литературоведческие открытия. Так, читателям интересно будет узнать, что, рассматривая запутанную историю с известным, якобы есенинским стихотворением в ответ на кощунственное сочинение Демьяна Бедного ("Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна"), вы ссылаетесь на публикацию в "НГ" (29. 04.1994), где впервые был назван подлинный автор стихотворения - журналист Николай Горбачев...

- Открытия! Их подарила мне эта книга. В них же был подарок за работу над этой книгой! Многие упомянутые писатели имели свои литературные репутации. Подарок был в том, что они уточнились. Возьмем еще Державина. Многие ли из российских читателей этого интервью, госпожа Малыгина, знают, что Державин написал большую оду "Христос"? В ХХ веке в России она никогда не печаталась. Мой немецкий коллега Лудольф Мюллер перевел и напечатал ее у нас в 1982 году. Там одиннадцатую строфу (всего их сорок) из сорока строф можно считать ответом на ваш первый вопрос, который ставит себе и всякий серьезный писатель:

Кто Ты? - и как изобразить
Твое величье и ничтожность,
Нетленье с тленьем согласить
Слить с невозможностью
возможность?.

А сколько открытий в новейшей литературе! Связь энциклопедического знания с христианской верой у Сергея Аверинцева; более чем тридцать лет тому назад случившееся, а недавно бережно изображенноe видениe Бога у Николая Панченко; духовное восприятие Христа у Анатолия Кима; многие стихотворения о Христе у петрозаводского поэта-философа Юрия Линника (строкою из его сонета 1995 года озаглавлено это интервью. - "EL-НГ".) основываются на духовных видениях, что можно сказать и о стихотворениях Дмитрия Кленовского и Вениамина Блаженного.

Вы упомянули о сатирическом ответном ударе Николая Горбачева. Другой пример: поэма Евгения Евтушенко "Мама и нейтронная бомба". Там есть критическое описание изображения Христа, якобы увиденное автором в Италии. Он рассказывает, что в Перудже есть картина, где Христос изображен как оболочка, "без малейшего намека на плоть или дух", свисающая "с плеча усталого ученика". Это было черным по белому напечатано в 1982 году. Я провел исследование. На той картине был не Христос. Это была фреска Святого Варфоломея, изображенного с символом его мученической смерти в руках - его же содранной кожей.

- В монографию входит ценное приложение: антология, которую хочется назвать хрестоматией, произведений о Христе (полностью или в отрывках). Большинство текстов взято из редких или труднодоступных изданий. Все они напечатаны по-русски, то есть на языке оригинала. Появляется и вопрос о русском переводе книги, представляющей интерес не только для немецких славистов и книголюбов. У вас уже есть какие-то предложения из России, других стран?

- Вскоре моя книга должна выйти еще в одном немецком издательстве, текст идентичен, но это издание для широкого немецкого читателя, и поэтому тексты приложения в него не войдут.

Как-то одна русская исследовательница написала мне, что мои книги в России важнее, чем в Германии. Мой "Лексикон...", кажется, подтверждает это, но он еще не распродан полностью. Моя книга о Христе содержит много новой информации, что может оказаться полезным для моих русских коллег. И вообще российским читателям. Антологию - или хрестоматию - я приложил для тех в Германии, кто достаточно силен в русском языке. Особенно трудно собрать в России и у нас новейшие стихотворения. Вообще-то я должен был бы дать в приложении все рассматриваемые в книге произведения, во всяком случае, все стихотворения полностью, дать полновесную антологию. Но для этого у меня нет сотрудников, финансовых средств и издательства. Я думаю, это задача для России.

- И последний вопрос. Какие у вас, как говорится, планы на будущее?

- На протяжении многих лет я собираю тексты по мотиву "смерть". Мною опубликованы статьи о смерти в произведениях Гоголя, Паустовского, о "Смерти Ивана Ильича". Я был рядом, когда умирала моя жена, пережил умирание и близость смерти в советском плену. Я знаю: смерть - это переход в другую форму существования. Это могло бы стать книгой "Изображение смерти в русской литературе".

После моей опубликованной год назад книги о Достоевском я в ближайшем будущем издам в новом переводе и с дополнением в виде цитат из Священного Писания "Легенду о великом инквизиторе". Текст легче понимается, если видим, как сильно великий инквизитор искажает текст Нового Завета.