Борис Акунин: "Так веселее мне и интереснее взыскательному читателю..."

- Чтобы действительно к этому не возвращаться, псевдоним я взял сам, а вот интрига - не моя. И она мне не нравится. Псевдоним нужен был по нескольким причинам. Во-первых, я действительно стеснялся своего хобби. И правильно делал. Потому что, после того как мое авторство раскрылось, первое же редакционное совещание, на которое я чуть опоздал, началось словами: "А вот и Боря пришел!" Потом, два года назад, когда вся эта история началась, моя голова была занята совсем другим. Тема серьезная: я работал над книгой "Писатель и самоубийство" (рецензию на книгу см. "EL-НГ" от 08.04.99. - Прим. ред.), которая вышла в издательстве "Новое литературное обозрение". Когда читаешь каждый день о писателях, добровольно ушедших из жизни - из-за болезни, политики, несчастной любви, пьянства и так далее, - очень тяжело и грустно. Хочется устроить отдых, заняться чем-нибудь веселым, легкомысленным и приятным - игрой. Чтобы почувствовать себя по-другому, надо дать себе другое название. В средневековой Японии эта традиция была весьма распространена. Когда человек чувствовал, что достигает какого-то жизненного рубежа, он менял имя и с этого момента начинал жить по-другому. И так три, четыре, пять раз на протяжении одной жизни. Когда я называю себя иным именем, я и пишу по-иному.

- Это не тяжелый труд, это приятнейшее времяпрепровождение. Все зависит от того, как относиться к своим занятиям: если вы собираете марки и считаете это работой - будете страшно уставать. Но если это для вас удовольствие...

- Половина написана, остальное придумано. "Борис Акунин" - это, помимо всего прочего, литературный проект. При том что я всю жизнь занимался иностранной литературой, больше всего люблю русскую. Но мне не хватает в ней беллетристического жанра. У нас ведь или "Преступление и наказание", или "Братва на шухере", середины нет, а вот нормального развлечения для взыскательного читателя, чем в Европе были "Три мушкетера", потом Агата Кристи, Честертон, в России не было никогда. В течение двухсот лет русская литература вынуждена была брать на себя функции то философии, то публицистики, то руководства к действию, то чего-то еще. Авторитет известного писателя был на уровне митрополита или министра. Сейчас же литературная ситуация в России нормализовалась. Писатель больше не залит ослепительным светом народных чаяний. Его не выбирают депутатом, не дают звезды Героя и квартиры в хорошем доме. Впрочем, я не писатель, я беллетрист. То есть выплескиваю на бумагу не свою душу, а всего лишь чернила и при этом существую не в режиме монолога, а все время помню о читателе, веду с ним диалог. Мне с моим читателем интересно. Мой читатель - не ребенок, которому нужно на ночь рассказывать одну и ту же сказку. Бесконечный однообразный сериал - это скучно и ему, и мне: уходит энергия, драйв. Я вообще начал писать отчасти оттого, что моя жена и ее высокообразованные подружки любят детективы, а когда едут в метро - держать в руках глянцевые обложки с обнаженными блондинками и окровавленными кинжалами стесняются и заворачивают в газетку. Хотел написать такие детективы, которые можно в газетку не заворачивать.

- Мне скучно повторяться и интересно преодолевать сопротивление. На русском, кажется, нет такого слова - "challenge" ("вызов") или что-то вроде этого. Я нарочно усложняю себе задачу. В романе, который я только что закончил и на днях сдам своему издателю Игорю Захарову, нет того мармеладного гладкого стиля, который понравился читателям и критикам. Роман написан от первого лица - слуги, дворецкого - казенным, суконным языком. Писать "плохим стилем" гораздо труднее, чувствуешь себя кем-то вроде клоуна, прикидывающегося, что он не умеет идти по канату... Когда я выдумываю очередную книжку, мне любопытно, потому что я знаю - она будет не совсем похожа или даже совсем непохожа на предыдущие. "Азазель" я написал очень легко: он простой, как лаянье щенка. "Турецкий гамбит" - это шпионский роман о Русско-турецкой войне. Я хотел так написать про войну, чтобы было интересно читать девочкам, - задача, очень трудно выполнимая. Последний роман - "Статский советник" вышел не больно-то веселым. Это детектив политический - о террористах, бомбистах, о том, как они борются с Охранкой, а она - с ними. О провокаторах, о крови, о предательстве. Тема не вполне для Бориса Акунина, тяжелая тема, вокруг нее особенно не повальсируешь.

- Вокруг этой темы много теней - еще и Толстого, и Чехова, и это замечательные тени, среди них мне совсем не страшно. Тени великой русской литературы - вообще лучшее, что есть у России. Мне кажется, сейчас как раз самое время к ним вернуться. Можно обнаружить вещи совсем неожиданные...

- Нет. Во-первых, Бакунин не был бомбистом, во-вторых, Б. Акунин не имеет к Бакунину никакого отношения. Смысл псевдонима совсем в другом. Так же как и фамилия Фандорин не имеет отношения к тому Фандору, который сражался с Фантомасом.

- Дело не в консервативности. Как я понимаю Фандорина - а я не всегда его понимаю, - это человек, который живет в мире, наполненном хаосом, и пытается в этом мире упорядочить, организовать пространство, хотя бы расположенное непосредственно вокруг него. Он красивый человек, при том что не идеальный. У него есть и черты, которые меня раздражают, но его благородная сдержанность мне очень импонирует.

- Не скажу.

- Переговоры идут с "НТВ-профит". Трудность в том, что мне не все равно, кто будет ставить фильм и кто - играть главных героев.

- С Масленниковым было бы неплохо, он чувствует эпоху. Мне нравятся некоторые фильмы из его конан-дойлевской серии, особенно первый, где Холмс и Ватсон боксируют...

- Знаю. Но он человек такой опасной профессии, что может взять да и погибнуть раньше, чем я планирую.

- И тогда... Я сейчас начинаю вторую серию, параллельную фандоринской. Новым сыщиком станет женщина, монашка, сестра Пелагия, рыжеволосая и очкастая. Она будет пользоваться совсем иными методами, чем Фандорин, хотя живет примерно в то же время. Дело будет происходить в провинциальной глуши... И это еще не все. Я написал пьесу с хорошим названием "Чайка". Все те же персонажи, только действие начинается с того момента, где Чехов ставит точку. Поскольку пьесу написал Акунин, выясняется, что Треплев не застрелился, его убили...

- Когда я сочиняю - не задумываюсь, почему слова составляются именно таким образом; потому что если ты прочитал много книжек и если ты хоть сколько-то чувствуешь слово, - то все это в тебе уже есть. С другой стороны, у меня, конечно, есть математический расчет, и довольно замысловатый, многослойный. Скажем, есть слой исторических шуток и загадок. Есть слой намеренных литературных цитат - так веселее мне и интереснее взыскательному читателю.

- "Стильный" - мне не нравилось. А тексты серии об Эрасте Фандорине - это действительно для русской литературы нечто новое. Оно же хорошо забытое старое, на что и указывает "ер". Очень надеюсь на то, что лыжню, которую я сейчас прокладываю, не засыплет снегом, что другие профессиональные литераторы двинутся тем же путем и мы вместе построим затейливое сооружение под названием "новая русская беллетристика".

- Средний читающий человек прочитывает за год около сорока развлекательных романов. Столько мне, увы, не написать, как бы я ни старался. В эту "экологическую нишу" поместится как минимум еще полтора десятка беллетристов. Да и необязательно писать детективы, это может быть фантастика, авантюрный роман. Например, интересно было бы посмотреть, что сегодня сделал бы хороший профессионал с жанром семейной саги.

- Вытеснил. И я об этом не жалею. Борис Акунин для меня - новая увлекательная игрушка, в которую я еще не скоро наиграюсь.

- Не совсем я сам. Борис Акунин и Григорий Чхартишвили - это не один и тот же человек. На мне сейчас очки Акунина, а когда я Чхартишвили, я надеваю другие очки.

- Мне об этом обществе ничего не известно. У меня - Григория Чхартишвили - свои друзья. У Акунина могут быть свои. Я знаю, что в скором времени появится фандоринский сайт, там будут тексты, тесты, игры.

- Негров у меня нет. И вообще я такой графоман, что вполне сам со всем справляюсь...

- Как раз на следующей неделе увидите. "Библиотечку "Иностранной литературы" мы возродили, но она теперь будет лучше: это будет покет-бук в твердой обложке.

P.S. "Akunin" - по-японски "злой человек", "негодяй", "злодей".