Привычки держателей просторечья

Зеркало

"Зеркало". Литературно-художественный журнал. # 17-18. - Тель-Авив: 2002 г.

Память и воображение покровительствуют открывающей номер прозе иерусалимского поэта Александра Бараша ("Счастливое детство" в разделе "Двойное время"). Небезусловное, как можно было бы решить из чтения, счастье этого благополучного детства уже потому становится непреложным, что его можно вспомнить, сделав достоянием рассказа, мемуарно-правдивого вымысла, и чувственно, чувствительно сплетаемое слово соединяет оба взгляда - начальных лет, позднейших времен.

Одышливое несовпадение любви, высокомерная речь и блуждающая география - таков троякий корень набоковской "Лолиты". Этот самогубительный кодекс далеко не чужд и прозе Виктории Урман ("Новая Лолита" в разделе "Эпистолярный роман"; подготовка к печати Анны Соловей) - намеренно легкой, инфантильной, трепетнокрылой, но оттого не менее трагичной, ибо в ней к тому же саднящая страсть подлинного изъявления, персонально прожитого документа.

Стихотворения московского поэта Марии Степановой, одной из наиболее примечательных фигур молодой русской литературы (раздел "Стихи"), демонстрируют возможности современного лирического высказывания, в условиях, когда достоинство и власть прямого, без личин и масок, слова представляются многим исчерпанными.

"Хлеб и гранат" - опубликованная в том же разделе поэма иерусалимского автора Владимира Тарасова - это средиземноморская медитация, чей курящийся, мерцающий пафос гармонично уравновешен геометрической строгостью композиции.

Текст Александра Гольдштейна "Профили освобожденных" в разделе "Иконография" - цикл дневниковых опытов на тему избавления от гнета материи, избавления, совершаемого такими многоразличными агентами художественного действия, как летающие "варвары" русского балета, чернокожие дионисийцы рэпа, безумный профессор Луи Альтюссер и одержимые повстанцы, гностический посыл которых рассеивает их пепел в облаках.

В "Трех воспитонах" Моисея Винокура (раздел "Местное время"), где в согласии с определившейся поэтикой израильского автора туго закрученные привычки держателей просторечья увиты изобретательными гирляндами литературного артистизма, прозаический слог отказывается от своей плавной распространенности в пользу жарких компрессий поэзии, читателю же дарована нечастая привилегия наблюдать за тем, как происходит это обращение.

Помещенный в разделе "Новый Вавилон" текст "Ночной баб" художника и писателя Валерия Айзенберга переносит нас в Нью-Йорк лунного света, тщеславных костров и бедственных эмигрантских гротесков. С эксцентричной чаплинской тщательностью описаны сто верных способов добиться успеха в искусстве, и лишь благодарное удивление, что жизнь продолжается и после того, как ни один из них не срабатывает, позволяет душевно возвыситься над несправедливостью мира сего.

В разделе "Разговоры" напечатана беседа Ирины Врубель-Голубкиной с известным математиком и поэтом Михаилом Дезой, уже несколько десятилетий обитающим на просторах от Парижа до Токио ("это европейская культура призывает вас умереть"). В серии парадоксов, изящных и вызывающих, обрисовано отношение современного европейского Запада к еврейству - неутешительные выводы следуют из анализа противоречий, жестокость которых не сглаживается и провозглашенной терпимостью.

Валентин Воробьев, художник и нелицеприятный эссеист из Парижа, воздает дань Игорю Холину, обновителю русской поэзии второй половины ХХ века ("Друг Земного шара" в разделе "Из прошлого"); человек, посвятивший свои годы тому, чтобы добиться отчетливых слов о мире, изображен в адекватной его художественной этике безуклончиво ясной манере. В этом же разделе - эссе из наследия крупнейшего знатока русского авангарда Николая Харджиева: подготовленная им публикация текста великого поэта Велимира Хлебникова, рассказывающего о своей сестре.

В заметках филолога, философа и литератора Дмитрия Сливняка ("В одном преисподнем", раздел "Фрагменты") аптекарски точное остроумие сопрягается с вполне нешуточной дерзостью, утверждение - с концептуально равным ему отрицанием; в пункте аннигилирующего пересечения крайностей и возникает неспокойная мысль.

Впервые публикуется письмо Ольги Шор, многолетнего друга, конфидента и литературной помощницы Вячеслава Иванова, к известному русскому философу и прозаику Федору Степуну (раздел "Звенья", вступительная статья и комментарии Нины Рудник и Димитрия Сегала). В "Звеньях" же помещено исследование иерусалимского искусствоведа Григория Казовского "Штетл versus megapolis ("штетл" - на идише "местечко") в творчестве еврейских поэтов и художников в Америке" - содержание этой фактографически оснащенной работы удачно характеризуется ее титулом.

Профессор Еврейского университета в Иерусалиме Димитрий Сегал продолжает в статье "Эпоха канунов и канун эпохи" (раздел "Обратная перспектива") исследование избранной им проблематики: на сей раз взаимодействие эстетических и социальных механизмов культуры трактуется на материале Советской России 20-х-30-х годов, пытающейся - в лице своих революционных художников и революционных политиков - предсказать собственное будущее.

Раздел "Современные записки" составили отклики на недавно вышедший в свет первый том книги Александра Солженицына "Двести лет вместе", посвященной русско-еврейским отношениям. Михаил Гробман републикует в новом контексте, образованном нынешним витком старых споров, свои тридцатилетней давности статьи, доказывающие художественную отсталость и националистическую узость солженицынских сочинений. Наум Вайман в "Переписке из двух углов", обмениваясь посланиями со своим московским корреспондентом, весьма критически оценивает не только сам труд знаменитого писателя, но и породившую его культурную ситуацию; наконец, в обстоятельном разборе Якова Шауса ("Уравнение без неизвестных") речь идет и о собственно фактической, а не только экзистенциальной уязвимости нашумевшей книги.