0
2007
Газета Люди и положения 2 Интернет-версия

30.09.2011 00:00:00

Леонид Шварцман: "Мир спасет юмор"

Тэги: шварцман, союзмультфильм, юмор


шварцман, союзмультфильм, юмор Леонид Шварцман пришел на «Союзмультфильм» в пору расцвета студии.
Фото ИТАР-ТАСС

Имена созданных им персонажей – это история отечественного анимационного кино в его лучших образцах. «Шварцман, который нарисовал Чебурашку» называлась ретроспективная выставка его работ. Но кто не помнит Снежную королеву, Золотую антилопу, котенка Гав, тридцать восемь попугаев и других друзей своего детства, придуманных и созданных Леонидом Шварцманом. Народный художник России по существу, он получил это звание официально, когда ему было за 80. Был представлен на Сталинскую, Ленинскую и Государственную премии, а награжден лишь американской хрустальной звездой «Голливуд – детям». Зато фильмы, над которыми он работал, уже с середины прошлого века брали самые престижные призы в Лондоне и Париже, Риме и Белграде┘

Несколько месяцев тому назад, накануне 75-летия «Союзмультфильма», аниматоры направили письмо в адрес президента РФ Дмитрия Медведева и премьер-министра страны Владимира Путина о бедственном положении уникальной студии. В числе авторов письма – Леонид Аронович ШВАРЦМАН. С мэтром отечественной мультипликации встретилась Татьяна СЕМАШКО.

– Леонид Аронович, после известных событий – письма аниматоров к правительству страны, их встречи с Путиным прошло несколько месяцев. Что произошло за это время на студии? Какова конкретная реакция властей?

– Произошло важное событие: назначен новый директор «Союзмультфильма», профессиональный аниматор, режиссер, художник и продюсер Николай Людвигович Маковский. Мне импонирует, что одной из своих первоочередных задач он считает создание коллектива и воссоздание творческой атмосферы студии.

– Некоторые известные аниматоры считают, что «Союзмультфильм» восстанавливать не нужно: сегодня большая студия не выдерживает конкуренции с маленькими, мобильными. В чем вы видите преимущество большой студии?

– «Союзмультфильм» – это было не только здание, в котором делаются фильмы. Это был огромный коллектив, который воспитывал, формировал и режиссеров, и художников, и мультипликаторов, и сценаристов, и композиторов. Общение творческих людей – это заточка таланта, как оселок и коса. Именно в общении я вижу преимущество большой студии, где фильмы делают разные группы, с разными режиссерами, характерами, в разных художественных направлениях и стилистике. На маленьких студиях – маленькие коллективы, зачастую всего одна киногруппа. А у нас их было 15, а то и больше. Так создавалась творческая атмосфера, которая формировала художников. Поэтому я считаю, что если удастся восстановить студию, которая в какой-то степени будет похожа на ту, что в этом году должна была справлять свое 75-летие, то это будет большое дело.

– Может быть, развал «Союзмультфильма» начался из-за конфликта с компанией Олега Видова, которой он отдал права на прокат коллекции?

– Думаю, что дело не в этом, а в том, что в последующие годы почти прекратилось государственное финансирование. Не на что было делать фильмы. Видов же заключил договор со студией на дубляж и прокат нашей коллекции фильмов за рубежом и вначале даже какие-то дивиденды присылал, но вскоре все прекратилось.

Наверное, это была попытка «Союзмультфильма» жить за счет собственных доходов. Хотя, с моей точки зрения, анимационная студия не может быть самоокупаема. Возможно, если показывать старые фильмы по телевидению, что делает в последнее время «Госфильмофонд», то определенный доход будет. Но анимационное кино почти не пробивается на телевидение. Когда-то были кинотеатры: «Баррикады», «Орленок», зал в России – считанные места, где на утренних и дневных сеансах показывали анимацию для детей, но эти деньги, безусловно, несоизмеримы с расходами на ее производство. Поэтому во всех цивилизованных странах государство помогает развитию такого рода искусства. Сейчас же что получается? Основная задача режиссера и продюсера не столько работать над фильмом, сколько доставать деньги. Считаю, что это ненормально, как и многое другое в нашей жизни. Кино – это лишь маленькая частица жизни страны. Но это все экономика и политика – тут я не очень компетентен.

– Леонид Аронович, тогда расскажите лучше о своей жизни. Как вы стали аниматором? С чего все начиналось?

– До войны я учился в Ленинграде, в школе при Академии художеств. А когда война началась, оказался на Кировском заводе токарем, потом на оборонных работах под Ленинградом, потом эвакуировался с заводом в Челябинск. Там была самая страшная зима 1941/42 года. Думаю, что я все перенес и выжил потому, что был очень молод. Вокруг меня умирали старшие товарищи, сменщики. Голод был по всей стране. В Питере я потерял мать. Чудом выжила моя сестра, умерли ее маленький четырехлетний ребенок, муж.

В Челябинске, когда узнали, что я художник, мне поручили заниматься наглядной агитацией. Так дожил до Победы. Естественно, после войны хотел поступать в Ленинграде в Академию художеств – это была моя заветная мечта. Но брат, который служил в ПВО в Москве, написал мне: приезжай, здесь я, будешь поступать во ВГИК на художественный факультет.

В августе 45-го я приехал в Москву сдавать экзамены на художественный факультет ВГИКа. Передо мной был выбор: стать художником по декорациям (специализации художника по костюмам еще не существовало) или идти в анимацию. Я всю жизнь любил книжную графику и решил, что анимация к ней ближе.

– А как оказались на «Союзмультфильме»?

– На третьем курсе в своей курсовой работе «Буратино» я нарисовал персонажи, которые очень понравились моему учителю Пантелеймону Петровичу Сазонову, и он предложил мне стать своим ассистентом в фильме «Федя Зайцев». Этот фильм делали сестры Брумберг – очень известные режиссеры, а Сазонов работал на нем художником-постановщиком. Я был, конечно, счастлив – началась другая жизнь: не только на стипендию, а еще и на зарплату. Но главное – я стал сотрудником «Союзмультфильма». Это случилось в феврале 1948 года. А в 1951-м, когда я защитил диплом, меня пригласил замечательный режиссер-мультипликатор Лев Константинович Атаманов на фильм «Аленький цветочек». Так мы вместе с Александром Винокуровым, который за год до меня окончил ВГИК, стали более чем на десять лет художниками-сопостановщиками. А свою последнюю картину на «Союзмультфильме» я сделал в 2002 году вместе с Инессой Ковалевской – сказочку для самых маленьких «Дора-дора, помидора»┘

– Каким был «Союзмультфильм» во времена вашей юности?

– Он был как сказка. Как большой родной дом. В то время там работали свыше 500 человек. Множество съемочных групп. Уже в 50–60-е годы студия выпускала в год 40 фильмов. В том числе и большие – такие как «Снежная королева» и «Аленький цветочек», а в основном маленькие в одну-две части. Но, возвращаясь к студии, – это был огромный коллектив, со своим укладом, с очень веселыми людьми. Увлечены работой были все: и ведущие творцы, и самые рядовые сотрудники. Ведь это необыкновенно интересно, когда на твоих глазах возникает картина. Я всегда вспоминаю и наши веселые вечера, и костюмированные карнавалы, и балы, и остроумные розыгрыши.

– Не секрет, какие?

– О них можно рассказывать бесконечно! Например, один мультипликатор (не буду раскрывать имя – это человек очень известный) был очень рассеянным, погруженным в творчество и не очень аккуратным. Мы тогда все носили галоши, и они у него всегда были грязные. Он вешал пальто у себя в комнате, ставил под ним галоши и садился за работу. Потом соответственно одевал все это и уходил домой. И вот однажды кто-то придумал: а давайте помоем ему галоши! Сказано – сделано. Коллега свои галоши в помытом виде не узнал. Долго искал, а потом так и ушел домой без галош. Но это очень простой розыгрыш. А были сложные, многоходовые┘ Мастера наши были люди с юмором.

Что говорить, тогда в послевоенные и 50–60-е годы мы жили довольно стесненно. Ни у кого не было отдельных квартир – только комнаты в коммуналках. И, естественно, уходили в студию в девять утра и возвращались в двенадцать ночи, чтобы поменьше быть дома. А там весело, там и шахматы, и выпивка, и всевозможные романы. Моя жена, Татьяна Владимировна Домбровская, тоже работала на студии (она была фазовщицей – рисовала движения персонажей, а потом стала ассистентом режиссера), мы с ней там познакомились и поженились. И это не единичный случай. Так что жизнь на «Союзмультфильме» била ключом.

– Леонид Аронович, а как вы для себя все это объясняете? Все вокруг так непросто, так бедно, а жизнь счастливая?

– А как иначе? Собрался огромный коллектив, сотни по-настоящему талантливых людей, столько юмора, шуток, веселья! И это понятно. Моя жена всегда говорила: везет тебе – занимаешься своим любимым делом, рисуешь, а тебе еще за это и деньги платят! Так ощущали себя все. Мы чувствовали себя уверенно: киностудия наша была ведущей – к нам приезжали учиться из Грузии, Украины, Белоруссии, даже из Болгарии и Чехословакии. Ведь и на самом деле мы делали очень хорошие фильмы, которые живут до сих пор. Когда их показывают по телевизору, то и дети, и взрослые смотрят их с большим удовольствием, чем современные.

– Но не все же было так лучезарно! Был и Художественный совет, который вмешивался в творческие вопросы, была цензура┘

– У нас в Художественном совете собирались самые опытные, талантливые и уважаемые люди студии. В подготовительный период работы над картиной мы занимались созданием персонажей, эскизов декораций и режиссерским сценарием – все сдавали Художественному совету. Художественный совет по возможности находил наиболее интересные моменты в том или ином проекте и помогал их развивать. Потом принимал готовый фильм. Так что у меня самые добрые слова по отношению к моим товарищам, членам Худсовета. Он был необходимым моментом работы нашей студии. И роль цензора не выполнял. Нужно сказать, что поскольку мы делали не большое кино, а кино для маленьких, то к нам и отношение было более мягкое. Во всяком случае, больших политических моментов мы не затрагивали, поэтому цензуры практически не было. Я знаю только один очень старый фильм, сделанный сразу после войны. Был тогда такой план Маршалла, который предусматривал сбыт товаров и продуктов странам Европы. Один из наших режиссеров сделал об этом фильм, где Маршалл был удавом, а Европа – кроликом. То есть это был фильм о большой политике того времени. Его так и не выпустили. Это, наверное, единственный случай, когда анимационный фильм не был показан на экране. Той цензуры, которой подвергалось большое кино, у нас не было.


Образ Чебурашки рождался постепенно.
Кадр из мультфильма

– Разговаривая со Шварцманом, нельзя не спросить, как родился Чебурашка┘

– Это было примерно в начале 70-х годов. Случайно, в гостях, режиссер Роман Качанов увидел книжку Эдуарда Успенского «Крокодил Гена и его друзья», которая тогда только что вышла. Он предложил мне делать фильм по этой книжке и вместе с Эдуардом Успенским написал первый сценарий «Крокодил Гена». Потом они написали сценарии «Чебурашка» и «Шапокляк». Я читал сценарий и создавал эскизы персонажей так, как они мне представлялись. Над образом Чебурашки работал очень долго, много переделывал, пробовал, показывал Качанову, мы с ним обсуждали, часто спорили, и, в конце концов, получился персонаж, который сейчас так полюбился многим зрителям. Я помню наизусть, какое описание было у Успенского в сценарии: «Когда я был маленьким, родители мне подарили бракованную игрушку: непонятный зверек, непонятно на кого похожий – не то на зайца, не то на медвежонка с большими желтыми глазами, как у филина, и с маленьким хвостиком, как у медвежонка». Вот, собственно, и все. Большие уши даже не упоминались. Я сразу не стал рисовать желтые глаза, как у филина. У меня получились большие черные глаза, как у маленького ребенка. Уши вначале на голове были сверху, потом стали сползать и увеличиваться в размере, пока не приняли тот облик, который мы сейчас знаем. Вначале у него были небольшие ножки. Когда приступили к съемкам, мультипликаторы стали говорить, что им не совсем удобно, и я убрал ноги, оставил только ступни, потом убрал хвостик, и Чебурашка стал напоминать просто человеческого детеныша.

Что же касается Крокодила Гены и Шапокляк, то в сценарии есть такие слова: «Крокодил работал в зоопарке крокодилом. А когда кончался рабочий день и звенел звонок, он надевал шляпу, пиджак, брал трубку и уходил домой». Здесь я увидел задатки джентльмена и сразу стал рисовать респектабельного джентльмена. А шапокляк – это складной цилиндр, который появился где-то в середине XIX века и удобен тем, что складывается: в средине была кнопочка, нажимаешь на нее – и цилиндр складывается, потом опять нажимаешь на кнопочку, цилиндр выстреливает. Само слово меня сразу перенесло в XIX век, поэтому весь образ я стал сочинять в модах начала–середины XIX века. Жабо, темное платье, складная шляпа на голове, седой пучок, поскольку она называлась Старуха Шапокляк, а чтобы придать ей характер зловредности, вытянул нос, который она сует, куда надо и не надо, и приделал ехидные глазки. И под мышку дал ей ридикюль, куда в дореволюционные времена дамы клали лорнет, носовой платок, косметику – типичная принадлежность костюма XIX века. А у нее была крыска Лариска, которую она носила в этом ридикюле. Я таких старушек еще встречал в своем детстве.

– Прототипы персонажей – это, как правило, ваши знакомые?

– Мои персонажи обычно напоминают знакомый человеческий характер. В этом мой подход к их созданию. В фильме «Варежка» я нарисовал судью-боксера, который напоминает Романа Качанова. И все это заметили. А мама девочки – безалаберная особа, которая без конца курит, читает книжки и которой некогда заниматься ни своими делами, ни своей девочкой, напоминает не только внешне, но и по характеру одну нашу художницу. Когда я вижу, что персонаж начинает напоминать кого-то из знакомых, я специально подтягиваю сходство, делаю в какой-то степени шарж на этого человека. Так, в одной из серий про обезьянок, которая называется «Обезьянки и грабители», – два грабителя. Один огромный – шарж на актера Смирнова (помните, «надо, Федя, надо»), а второй – маленький, шарж на себя с бородкой и длинным носом. Мне кажется это забавным, интересным и более выразительным.

– Ваш Чебурашка популярен во всем мире. Но особенно его полюбили японцы и теперь сами снимают сериал о его приключениях. Насколько это целесообразно с творческой точки зрения?

– В Японии очень трепетно относятся к творчеству Романа Качанова, досконально его изучают. Режиссер сериала Макото Накамура, с которым я встречался, пытается воссоздать дух его картин. Готовы две серии – «Чебурашка и цирк» и «Советы Шапокляк», которые я видел, где присутствуют основные персонажи: Крокодил Гена, Чебурашка, Шапокляк. Они остаются такими, какими были у нас, но появилось много новых действующих лиц. С моей точки зрения, это сделано достойно и не профанирует наши фильмы. Поскольку до Японии я уже добраться не могу, там присутствуют российские режиссеры и художники, с которыми они работают. Насколько мне известно, в этом проекте принимал участие режиссер, художник и продюсер Михаил Алдашин.

Весной у меня была большая выставка на Солянке: «Шварцман, который нарисовал Чебурашку». Японские аниматоры специально приезжали, смотрели выставку, мои фильмы, мы общались.

– Вас не разочаровывает современное состояние анимации?

– То, что я вижу по телевизору, мне не интересно и не близко, поэтому отношение скорее негативное. Вижу утрату душевности, человечности, тепла, что, впрочем, происходит во всей нашей жизни. Правда, современная мультипликация берет иногда другим – интересным замыслом, а вот воплощение и характеры мне не интересны. Мультипликации доброй, которая воспитывает настоящего хорошего человека с самого маленького возраста, сегодня очень мало. С кем бы вы ни говорили по этому поводу, вам все скажут, что ультрасовременная мультипликация, которую показывают по телевидению, в массе своей уродует души.

Но если считать по лучшим результатам, то они в современной отечественной мультипликации меня не разочаровывают. Из того, что мне кажется интересным сегодня – серия «Гора самоцветов», сказки народов России, которая делается на студии «Пилот». Там есть замечательный фильм «Жихарка», созданный в лучших традициях нашей детской мультипликации. Нравится мне и серия «Колыбельные мира». Созданы забавнейшие персонажи, придуманы очень смешные истории. И главное – есть юмор. А для меня юмор, не только в анимации (хотя в анимации прежде всего) – основа основ. Там, где присутствует юмор, там все будет хорошо.

– Вы имеете в виду только в кино или и в жизни тоже?..

– Я вообще считаю, что юмор – самое прекрасное качество в человеке. Это можно сказать и о писателях, и о художниках, и о зрителях. Тот, у кого есть чувство юмора, будет получать от жизни гораздо больше удовольствия, чем человек, у которого это чувство отсутствует. На одном из обсуждений фильмов я как-то сказал: одни говорят, что красота спасет мир, другие, что любовь спасет мир, но мне представляется, что мир спасет юмор. Я, конечно, пошутил, но, во всяком случае, для меня это очень важно.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


КПРФ планирует удерживаться на волне советской ностальгии

КПРФ планирует удерживаться на волне советской ностальгии

Дарья Гармоненко

Иван Родин

От лица руководства партии Юрий Афонин пропагандирует разворот россиян к социализму

0
377
Памфилова загодя ставит вопрос о будущей избирательной системе

Памфилова загодя ставит вопрос о будущей избирательной системе

Иван Родин

Разделение Госдумы пополам между депутатами-списочниками и одномандатниками – это чисто политическое решение

0
438
Путин призвал закрепить уровни владения мигрантами русским языком с учетом нужд при трудоустройстве

Путин призвал закрепить уровни владения мигрантами русским языком с учетом нужд при трудоустройстве

0
301
Глава Республики Коми Владимир Уйба заявил, что покидает свой пост

Глава Республики Коми Владимир Уйба заявил, что покидает свой пост

0
323

Другие новости