Шестьдесят секунд рвут меня на части

Минута тишины в нью-йорской спешке. Эван Грузис. Памятник моде.
Фото автора

Название этой экспозиции – «Нью-йоркская минута» – намекает на сверхскорости художественной мысли и жизни в главном городе мира. Внушительную часть «Гаража» отдали на откуп художникам, для которых столица Штатов – место жительства (или ближайший город), творческая мастерская и центр тусовки. Их больше 50 – почти по числу секунд той самой минуты. Главное впечатление от выставки, которую за пару минут никак не пройти, – будто мимо пронесся яркий ком. Который нужно распутывать, хотя, кажется, ничего сверхсложного или сверхнового в нем не найдется.

Козырная карта «Гаража» – огромное пространство, которое воздухом и светом высоких окон так аранжирует вещи, что до известной степени показу можно простить концептуальные огрехи. До определенной меры, конечно.

Зрителя встречает ветерок планомерно крутящихся медитативных цветных вертушек (Джим Дрейн, Ара Петерсон) – кажется, в «Завете» Кустурицы с помощью похожей вертушки усыпляли. Здесь по идее эффект должен быть обратным – взбодриться от бодрой яркости. И вперед к будущему, обозначенному символом экспозиции – часами Криса Йохансона (черной краской по белой стене). Они спешат и одновременно отстают сами по отношению к себе, причем настолько, что стрелки стоят уже на всех делениях разом. Нужно признать, часы эти никак не могут конкурировать с завораживающим 24-часовым видеоколлажем Кристиана Марклея (эта выставка в «Гараже» только что закрылась), где часы на экране, что бы ни происходило, всегда показывали реальное время.

Чтобы было легче разматывать большой цветастый клубок нью-йоркских «самых свежих трендов» (как гласит пресс-релиз), экспозицию поделили на три части. Водораздела, впрочем, почти незаметно, так что деление можно считать условным. Первая часть трилогии – «Уличный панк», это «энергия улиц», призванная на подмогу жестким проектам. Следом выступает «Буйная фигуративность» – тут про зрелищность и командный дух тусовки. Наконец, «Новая абстракция» апеллирует к местной традиции, обыгрывая на свой лад появившуюся в далекие 1940–1950-е «нью-йоркскую школу» (она же – «абстрактный экспрессионизм»). В центре этой местной нью-йоркской вселенной – магазин с работами художников, где найдутся, к примеру, цветные баночки с жвачкой для рук и другие забавы.

Заголовки разделов отражают дерзкий дух творцов. Однако когда идешь по залам, пытаясь конкретнее структурировать смысловую составляющую объектов (упорядочению она поддаваться отчаянно не желает), замечаешь несколько более простых линий.

Первая – условно провокативная. Тут стоит сказать про дух места и дух времени, поскольку некоторые объекты экспозиции – почти в унисон с недавно проходившей в «Гараже» выставкой премии «Инновация». Группа «Война» переворачивала милицейские машины – тут к потолку подвесили перевернутую полицейскую Спенсера Суини. Американский художник попал в двух зайцев – служебная мигалка, которую он, музыкант и владелец клуба, вписал в дискотечные огни, не только разнообразит обстановку для клабберов, но и походя будто бы делает их соавторами провокативного жеста «Низвергни власть!». Но только протест все-таки требует усилий и ответственности, а машина, превратившаяся в элемент интерьера, от выражения недовольства уже свернула в направлении незамысловатого дизайна.

В «Нью-йоркской минуте» достаточно и гениталий, правда никакую жесткую позицию они не выражают – не «Х.й в плену у КГБ», как у той же «Войны». Здесь трепыхающиеся на ветру манекены-трансвеститы группы assume vivid astro focus (очень напоминающие те, которые служат фоном телепрограмме «Культурная революция»).

Здесь же здоровающийся с нефтяником не вполне одетый Микки-Маус от Лизи Бугатсос – все про смену культурных кодов.

Спецпараграфом идет тема моды – в критическом, разумеется, ракурсе. «Памятник моде» Эвана Грузиса из серьезных материалов – мраморная женщина-манекен в бронзовых очках. Мода, с другой стороны, поймана в разных вывесках – от призванных вселить оптимизм разноцветных букв «Всё – дерьмо, кроме того, что ты любишь» до многократно увеличенных копий значков с перечеркнутыми свастиками, аббревиатурой СПИДа или надписью «Нормальный». Вывески, вынесенные в пространство улицы, становятся стрит-артом – Барри Макги воспроизвел в масштабе 1:1 «Таггера на мусорном ведре», обрабатывающего огромную граффити-стену. Идея не новая – нечто подобное сделал еще в 1960-х художник Джордж Сигал, в чьей инсталляции так же, стоя лицом к стене, манекен менял буквы под стеной кино.

Еще более яркое измерение контркультуры близко нью-вейв и битникам. Тут стоит зайти в выглядящий как осклабившаяся физиономия павильон «Кладовая 16» Кенни Шарфа – склад всякой всячины психоделического толка. А инсталляция Брендана Линча «Калифорнийский восход» – взгляд со стороны художника-панка на вялых хиппи в кедах и накрытых тряпками психоделических же цветов возле картины с – да-да, снова психоделическим – «Калифорнийским закатом».

Как всегда при такой разнородности работ, что-то запоминается особо. «Горящий стул» Бэнкса Вайолета, сделанный некогда в память о поджогах старых церквей норвежского Бергена, стал оригинальным памятником – стул полыхает ясным пламенем, не сгорая. Парящие в воздухе «Ножи» Роберта Лаццарини – про изящную изощренность зла. А «Белый тягач» Нейта Лоумана превратился в выразительное минималистское надгробие-крест, сделанное из куска машины-эвакуатора.

В целом на новых трендах как сложившихся уже явлениях отчего-то внимание не заостряют – их будто ненароком упоминают в увлекательном разговоре. Поэтому вся выставка в целом напоминает заботливо составленную коллекцию эффектных трюков. Без артикулированных смысловых осей разваливается экспозиция, зато прекрасно действует парк аттракционов.