Виталий Нуриев
Джаник Файзиев: «Сейчас актуально нарративное, зрительское кино».
Фото Василия Кудрявцева
Продюсер и режиссер Джаник ФАЙЗИЕВ знаком российскому зрителю прежде всего по масштабной экранизации романа Бориса Акунина «Турецкий гамбит». Вместе с тем на его счету множество других проектов, в том числе на телевидении, где он работает с 1980-х годов. Самым известным стал, пожалуй, цикл новогодних музыкальных программ «Старые песни о главном». В 2008 году Файзиев выступил продюсером фильма «Адмиралъ», а сейчас он готовит новый проект. О нем, а также о сериалах, женщинах и войне режиссер рассказал корреспонденту «НГ» Виталию НУРИЕВУ.
- Слышал, делаете новый фильм. Расскажете?
-═Мне кажется, мы затеяли очень крупный, серьезный проект – большое сложно-постановочное кино. Основа его довольно проста – это история про любовь, которая, как известно, присутствует в подавляющем большинстве сюжетов в мировой культуре. Чтобы сохранить интригу, скажу уклончиво: есть романтическая завязка, куда внедряется фантазийный мир, с которым приходится как-то соотноситься нашей героине, потому что речь идет о ее личной жизни и о ее семье. Часть фильма происходит в Москве, где собственно героиня живет, работает, пытается строить семью после развода, но потом неожиданно в сюжет вторгаются, как это часто и бывает с нами, некие непредвиденные события. Главная героиня отправила своего ребенка отдыхать в горы, а там началась война, и дальше история разворачивается совершенно неожиданно: она отправляется в путешествие за своим самым родным человеком, чтобы вернуть его, выцепить из лап неожиданно случившейся катастрофы.
- Сначала спрошу про героиню. Такой вопрос возникает, когда режиссер-мужчина снимает фильм и делает центральной фигурой женщину. Героиня списана с кого-то, или же это фикционный образ?
- В кино у продюсеров есть такая примета (как в музыке, где продюсеры говорят: «Медленняк – не хит»), так вот в кино: «С главной героиней кино не полетит», кино обязательно должно быть именно с главным героем, а не героиней. Но мы решили сделать главным все-таки женское начало. Скорее у нас будет то, что называется «The Sum of All Women Fears» (как в фильме «The Sum of All Fears») – сумма всех женских страхов. Начиная с базовых. Когда-то много лет назад одна моя знакомая женщина сказала: «Представь, каждая женщина живет с человеком, который, как минимум, в несколько раз сильнее нее». И это если мы говорим только о физической силе, не останавливаясь на всех остальных моментах.
- Но ведь женщина хитрей?
- Да, это отчасти генетически необходимо, защитный механизм. У меня дома живет ма-а-ахонькая собачка. Как она себя ведет? Маленькое существо подсознательно пытается сделать так, чтоб его не задавали, не съели, чтоб случайно не прихлопнули дверью, оно все время все проверяет по двадцать пять раз, все время внимательно всем смотрит в глаза, на всякий случай, когда что-то не так, отбегает в сторонку. И если уж совсем грубо и некорректно проводить аналогии, заранее извиняясь перед прекрасным полом, то, по большому счету приблизительно так себя чувствует некое химически чистое женское существо по отношению к миру. Маленькая, она слабее, чем среднестатистический мужчина, ей надо выжить, вырастить, выкормить, родить, сберечь, не погибнуть самой, и чтобы не погибло еще одно маленькое существо. Это только природой запрограммированные страхи, а дальше есть опасения другого порядка – не понравлюсь, останусь одна. Или – не могу наладить отношения с мамой. А дальше же есть вообще чудовищный страх – а как вот с этим маленьким? Пока его надо грудью кормить и памперс менять, как-то понятно, а когда он или она разговаривать начинает, это ж нужно еще и отношения выстраивать. Дальше больше – наступает момент, когда вдруг ни с того ни с сего это маленькое родное существо становится тебе чужим. Я ж тебя своим молоком кормила, своими руками тебе еду грела, вещи стирала, утюжила, а ты чужой стал. Почему!? В большинстве случаев говорят – сама виновата, надо было┘и начинается┘ Возвращаясь к кино – весь этот набор сомнений, переживаний и страхов, генерирующий поистине стоическую силу духа и способность перевернуть мир, спасая своих близких, мы попытались собрать вместе. И поместить на контраст военных действий и мирной жизни, так как там, как в капле воды, отражается практически все, на чем строится жизнь.
- Но при этом образ собирательный, основной реальной модели нет, я так понял?
- Никого одного, безусловно, нет. Ну, считайте, что это мой жизненный опыт. Меня вырастили женщины. Мои родители развелись, когда я был совсем маленький, в семье главной была бабушка. Очень яркий персонаж – революционерка с папиросой «Беломор». После бабушки – мама и ее сестра. Вот они втроем и руководили нашей жизнью. И, имея опыт многолетнего и ежедневного общения с женщинами, мне кажется, я кое-что про женский пол понимаю. Хотя когда мужчины говорят, что разбираются в женщинах, они всегда совершают страшную ошибку. Думаю, что и я лишь чуть-чуть замочил кончики пальцев в прибое большого океана.
- После сравнения с собачкой немножко реверанс в сторону женщин.
-═Нет, в сравнении с собачкой есть только добрая ирония и нежность. Я просто знаю, что есть женщины, которые в страхе живут всю жизнь и проживают эту жизнь. Мужикам это несвойственно, в основной массе. Кроме того, по мере взросления ребенка, ниточка, ведущая к отцу, хотим мы или нет, слабеет. А с мамой все равно связь продолжается долго, и от нее что-то продолжает зависеть. Поэтому страхи мужские, они могут там утонуть где-то в волосатой груди, а женские страхи – ими управляется поведение.
- Война – действительно только как способ раскрытия неких страхов, иди же есть какие-то другие причины и поводы поговорить об этом?
- Вообще, нет места более страшного для человека, чем война. Так случилось, что Россия – много лет воюющая страна, каждая война требует отдельного многотомного разговора, и все равно исчерпывающего разговора не получится. Мы говорим со зрителем по поводу осетино-грузинского конфликта, конкретной войны, пока (и дай Бог!) последней в хронологии нашей бывшей огромной страны. И нам хотелось бы по горячим следам заставить людей задуматься, во-первых, над тем, что произошло, а, во-вторых, над тем, как можно исправить ситуацию, которая сейчас, как мне кажется, невыгодна и не нужна никому. Мне больно и страшно смотреть, что происходит, уж не знаю, как Вам.
- Мне? Моя осетинская подруга как раз была там, она решила в это время навестить семью, и в результате лежала, схватившись за руку дедушки и слушая, как падают бомбы.
- Отчасти, если вы спрашивали про героиню и прототипы – то, что является основой этого сценария, состоит из двух-трех реально произошедших историй. По-видимому, ваша подруга – одна из множества тех людей, которые так же точно поехали туда отдыхать, и получилось то, что получилось. В этом смысле есть у героев реальные прообразы. А если говорить о войне, тема очень сложная, ответов определенных никто не знает. Сейчас многие хотят подождать, посмотреть, что будет дальше, чтобы прошло время, не высказывая при этом своей позиции. Проведу аналогию – Ильф и Петров когда-то говорили: «Если советского книжного критика запереть в комнате с книгой, которую до него не успел никто ни поругать, ни похвалить, он выйдет оттуда поседевшим». Приблизительно то же самое происходит в умах большого количества нашей отечественной интеллигенции, которая очень боится высказаться определенно про произошедший конфликт. Если мы не будем об этом говорить, мы никогда не договоримся. Как в семейной жизни. Возникла проблема, ее надо спокойно вынуть из кармана, начать ее обсуждать и сделать это обсуждение открытым и публичным. Кстати сказать, мы провели огромное исследование на политическую тему среди кинозрителей, и удивительным образом выяснилось, что большинство людей точно понимают, как все происходит, у них нет никаких сомнений, кто первый начал, кто второй, надо было атаковать, не надо было. Причем, я даже говорю не о радикально настроенных, а о совершенно нормальных, обычных, простых людях. В общем, нужно разминировать эту ситуацию, я очень люблю и грузинское вино, и грузинскую кухню, у меня много друзей, с которыми хочу поддерживать отношения, хочу ездить в Тбилиси и т.д.
- Скажите, а эта недавняя ситуация в Москве (события на Манежной площади), которая тоже по-своему сродни локальной войне. Можно ли ее каким-то способом разминировать? И вообще что это? Как нам с этим быть?
- Это вопрос долгий, многолетний. Вопрос воспитания следующего поколения. Не знаю, можно ли как-то повлиять на этих людей. Мне было очень приятно, что состоялся этот митинг – «Марш согласия». И, конечно, не евреи, не узбеки и не киргизы должны на этот митинг ходить. Этот митинг должен состоять из русскоговорящих, голубоглазых представителей титульной нации. Когда меня спросили, пойдешь ли ты на этот митинг, я сказал – пойду, но мое присутствие будет там неправильно расценено, потому что как раз против таких, как я, и восстают такие, как они.
- Название есть уже у будущего фильма?
- Название рабочее. «Август, 8-го» по аналогии с августом 1944-го. Надеюсь, что аналогия будет считываться.
- Раз уж мы много о чем говорим, спрошу еще кое-что. Вы же постоянно в Москве живете с 1993-го? Я живу в Москве с 1979-го года.
- Я тогда поступил во ВГИК, в первый раз, и переехал жить в Москву. Пока учился, домой ездил только на летние каникулы, после института пошел в армию, служил под Подольском. После армии поступил на режиссерский факультет, правда, уже не столько учился, сколько снимал. Соответственно считаю, что с 1979-го года я полноценный житель города Москвы.
- Насколько комфортней стало жить в городе?
- Как раз недавно на эту тему рассуждал. Я ненавидел Москву до конца Перестройки. Я не любил этот город, а любил в нем отдельных людей, отдельных жителей, отдельные уголки, отдельные музеи, но зато все театры. А в целом город мне не нравился, и жители в нем мне не нравились.
- Почему?
- Помню свою первую поездку за границу, в Чехословакию. Больше всего меня поразили смеющиеся, улыбающиеся люди на улицах. И вот тогда я четко сформулировал для себя, в чем различие, и не в нашу пользу. А в 2003-м, наверное, я впервые обратил внимание, что и в Москве стал появляться смех, какая-то раскованность, исчезла злость в глазах. Мне кажется, что хамства стало чуть меньше. Водители стали уступать дорогу и пешеходам, и друг другу. Конечно, поскольку Москва – город огромный, тут не без контрастов. Но мне кажется, если норма жизни в то время, советское, была – «Пошел на┘», сейчас она все-таки базово поменялась: «Хотел бы послать, но пока чего-нибудь другое скажу┘».
- Несмотря на этническое многообразие?
- Да-да, все равно.
 «Старые песни о главном» запомнились многим зрителям. Кадр из программы |
- Знаете, вчера сидел и перебирал мысленно «куски» вашего творчества, знакомые непосредственно мне. И первая такая личностная история была связана с вашими «Старыми песнями о главном-2» (это был канун 1997 г.). Помню, бабуле моей они понравились меньше, чем «Первые песни», она в «Первых» песни оценила, все-таки она такая залихватская крестьянка по натуре. «Вторые» понравились мне и маме. Папа воздержался и не высказался. А вопрос вот о чем. Вы там культивируете ностальгию по 1960-м, и это ностальгическое возвращение в прошлое стало по-настоящему востребованным на протяжении всего последующего десятилетия в кинопродукции самого разного рода. Откуда пришла идея?
- Это действительно был схваченный тренд: наголодавшись, настрадавшись, люди невольно начинали вспоминать прошлую жизнь. А 1960-е годы – это мое детство, поэтому я время это люблю. Что касается сравнений, то первые «Песни» были больше концерт, вторые больше кино. У меня много усилий пошло на то, чтобы придать этому более-менее завершенный, эстетический вид, с прослеживающимся сюжетом. Я понимал и надеялся, что мы делаем нечто большее, чем просто телепрограмму для одноразового просмотра, соответственно и играть пытался – на том, что существуют воспоминания. Пришел Демьяненко, и он уже не выглядит, как Демьяненко сорокалетней давности. Варлей не выглядит, как Варлей сорокалетней давности, но при этом они остаются самими собой, она выглядит замечательно, и он тоже. Правда, Варлей очень пугала эта отраженная действительность. Она спрашивала меня: «Это кто, это артист Демьяненко? Почему тогда я его не узнала?» Нет, это не артист Демьяненко, это – кто-то. «А почему тогда, когда я позвала – Шурик, он оглянулся?» Получилась на полутонах история.
На самом деле, это было сложно объяснять всем. Почему вдруг Пугачева приехала на машине? Она кто? Объяснял я так: люди будут воспринимать ассоциативно – приехала на дорогой машине, в дорогой шубе женщина во двор. И дворничиха говорит: «Как вас давно не было». Значит, жила здесь когда-то, что-то ее сюда ностальгически потянуло, тем более она поет у нас песню «Осенние листья». А это вообще мистическая история. Когда я получил предложение делать «Вторые песни», мама моя, кстати, народная артистка, была здесь, в Москве. Ей категорически не понравились «Первые песни». Не то чтобы ей не нравятся сами песни, они-то как раз нравятся, она считает, что их не смогли правильно реализовать, получился набор упущенных возможностей. «И ты, и вот эту пошлятину, ну нет, ты должен отказаться». Я ей в ответ: «Мам, ну я хорошо это сделаю, я же занимался хореографией, работаю с кино, большой бюджет, я знаю, как хорошо сделать, что ты волнуешься».
И она, помолчав секунду, вдруг сказала: «Было бы здорово, если бы Пугачева спела «Осенние листья»». Ну, сказала, а я и забыл, тем более, что подтверждения Аллы Борисовны на съемки в тот момент еще не было, а у меня голова и так шла кругом – времени было в обрез.
- Сколько?
- Я могу точно сказать. 19 октября 1996 года мне подписали бюджет, 20 октября я открыл комнату в Отделе декоративно-технических сооружений «Мосфильма». Это была огромная 35-тиметровая совершенно пустая комната, толстенный слой пыли на полу, и некуда поставить портфель, даже стула не было. Да ладно стул, в стране не было ни одного профессионального танцевального коллектива, а нужно было написать сценарий, провести подготовку, построить декорации. Приходилось работать практически круглосуточно, и, если считать с 20 октября до 31 декабря, то мы уложились за 70 дней. Практически все делали параллельно, выглядело примерно так – утром съемки, вечером запись новой песни, утром опять съемки, после записи монтаж, утром опять съемки. На очередном вечернем ежедневном совещании я говорю, так, привезите мне лошадь с телегой, найдите дирижабль, швейную машинку, двадцать человек солдат не так одетых, а так одетых, и еще двадцать одетых вот так-то, и ополченцев, одетых так-то. Так мы снимали песню «На безымянной высоте», во время которой я запланировал панораму на 360 градусов, это когда камера, не останавливаясь, снимает все по кругу, начиная от мелких деталей на полу и заканчивая движением наверх к 18 метровой отметке. Зритель, конечно, всех этих нюансов не замечает, но многие специалисты были ошарашены.
- А чем закончилась история с «Осенними листьями»?
- Как раз в этот момент мы приступили к обсуждению съемок с участием Аллы Борисовны. Звоню Пугачевой, волнуюсь. Она в лоб: «Так, и кого я буду играть?» Я начинаю вслух рассуждать: «Честно, у меня конкретной идеи нет, но есть весь диапазон, все свободно. У нас есть двор, разные там соседи. Самые яркие персонажи, которые у меня в голове крутятся, - какая-нибудь комическая старуха». И в эту секунду я понимаю, что болтонул что-то не то. Я продолжаю - «Или, например, ⌠Моя прекрасная леди■, помните вот эту девушку, которая┘» Она – мне: «Так, Джаник, спокойно. Диапазон отменный. Для вашей прекрасной леди я чуть-чуть старовата, а до комической старухи все-таки еще не дошла. Давайте где-нибудь поищем в серединке». И как-то тогда мы в обсуждении нашли ее персонаж, она вдруг говорит – «Точно! А петь я буду ⌠Осенние листья■». И у меня, как в плохом кино, пошла ретроспекция под песню «Осенние листья шумят и шумят в саду». Она феноменально эту песню спела, до слез пробирает, я много раз ее прослушивал, пока мы решали, что будет происходить в кадре. И для нее самой это тоже было очень важно, потому что это любимая песня ее родителей, она и не совсем в 1960-е гг. была, хотя именно тогда ее вытащил Райкин.
- А у меня остался в памяти эпизод с Маликовым и Ветлицкой. И потому что он сам по себе очень красивый. И еще я года за два, за три до этого посмотрел «Мужчину и женщину». А тут только спустя несколько дней понял, что песня-то оттуда, просто переложена на русский.
- Да, и сюжет там очень красивый, кинематографическая обманка, они идут и поют в одном состоянии, а идут не друг к другу. Тоже мистическая история. Я же совершенно не грамотный был с точки зрения эстрады, так сказать. Ну, выбрал двух героев. Они мне просто показались персонажами, работающими друг на друга. Теперь-то я понимаю. Думали, наверное: «Вот, сволочь циничная». А вокруг все продюсеры – «Да, Маликов, отличная идея, отличная». И только во время съемок мне сказали: «Ну, ты что, ты же понимаешь». Сам я очень люблю главу, где поет Буланова с Мазаевым. Но это личные радости. Очень нравится номер Макаревича «Люблю я макароны».
Как я уже и отмечал, эта идея ретроспекции стала очень востребованной в кино 2000-х. Далеко ходить не надо, хороший пример – сериал «Безумцы». Не смотрели? А вообще сериалы смотрите?
- Да, смотрю. Сегодня то, что мы связывали с кино двадцать – двадцать пять лет назад, полностью стало прерогативой телевиденья. Более того, у него гораздо больше оказывается преимуществ по отношению к кино. Есть огромное количество историй, которые нельзя рассказать в два экранных часа, которые нуждаются в пяти, семи, десяти экранных часах, и оттого они становятся только лучше, а не хуже. Сегодня кино превратилось, прежде всего, в аттракцион и только потом во все остальное. Чтобы сейчас прийти с очень глубоким киновысказыванием, нужно под него придумать аттракцион. Поэтому так много становится фильмов военных, приключенческих. Нужен повод, чтобы показать технические совершенствования и возможности. А в телевиденье ничего этого не нужно, и в Америке туда ушли лучшие сценаристы, и лучшие актеры уже пытаются на полном серьезе рассматривать свое присутствие в телепроектах, что десять лет назад было совершенно невозможно. Причем, действительно, это произошло всего за 10-12 лет. Помню, когда я еще работал на «Первом канале», и мы приезжали в Лос-Анджелес для закупок фильмов, нам сообщали, что NBC потратил миллион долларов на один эпизод. Нам это казалось невозможным. Первый сериал, который я снимал в качестве режиссера, был с бюджетом 47 000 долларов за один эпизод. Я запускал его как продюсер, режиссер сначала был другой, просто на третий съемочный день он упал с инфарктом, поэтому я вынужден был доделывать сериал. И я помню, как собиралось совещание руководства «Первого канала», и всерьез принимали решение, запускать или не запускать такой дорогой проект.
- Какие сериалы смотрите сейчас?
- С огромным удовольствием смотрю «Доктора Хауса», смотрел «Декстера», посмотрел «Подпольную империю». Посмотрел то, что сделали Спилберг с Томом Хэнксом - «Братья по оружию». Понравился сериал «Грань». С дочкой посмотрели «Героев».
- А полнометражки?
- Стараюсь смотреть все, что выходит, и в кино хожу регулярно. Если что-то не успеваю посмотреть в кино, то обязательно покупаю диск и смотрю дома.
- Что из последнего обязательно нужно было смотреть на большом экране?
- «Рапунцель».
- «Овсянки» видели?
- Нет, не видел. Вообще, из артхаусников выделяю Вырыпаева, талантливый парень.
- «Как я провел этим летом?» Понравилось?
- Смотрел, но не очень понял, наверное, с моей личной режиссерской точки зрения.
- А кто вообще заслуживает внимания из наших отечественных кинематографистов?
- Я по-прежнему проявляю любопытство к Тимуру Бекмамбетову. Любопытно, что сделает Федя Бондарчук. Мне интересен режиссер Прошкин Александр, младший.
- Борис Хлебников – нет?
- У него есть почти однофимилец – Миша Хлебородов. Очень я люблю Хлеба, да. Обидно, что у него не получилось с «Параграфом». Но сейчас у него есть интересные предложения, и я уверен, что впереди у него большое, хорошее кино. Я с любопытством посмотрел «Темный мир» Антона Мегердичева. Мне кажется, что сейчас актуально нарративное, зрительское кино. К сожалению, оно не всегда правильно понимается коллегами, и попытки делать «Самые лучшие фильмы» - это все-таки не кино по большому счету, но такой продукт тоже имеет право на существование, во всяком случае, зритель благодарен создателям фильма за то, что его хотя бы пытаются развлечь. «Яйца судьбы» были в этом смысле удачным проектом, «Любовь в большом городе». Там есть попытки какого-то внятного изложения, попытки собрать историю, поговорить со зрителем на «злободневные» темы. Идти навстречу зрителю – это тяжелейший труд, где нужно знать и учитывать огромную кучу вещей, внимательно изучать изменения зрительских настроений, сто пятьдесят тысяч раз себя перепроверять.
- У кого из западных коллег получается идти навстречу зрителю?
-═Ну, у Кристофера Нолана, прежде всего.
- «Начало» понравилось?
- Да, очень. Я большой фанат и «Темного рыцаря». Ридли Скотт для меня на втором месте. Хотя, если хорошо подумать, пусть будет на первом. Просто я его дольше знаю. Скотт – режиссер, который пытается держаться на грани, стараясь быть и умным, и интересным зрителю. Не всегда, к сожалению, получается. Именно потому, что это тяжелый труд. Ни «Робин Гуд», ни «Царствие небесное» не случились. Но об этом легко рассуждать в теплой комнате, а не стоя на площадке.
- У Бёртона получается?
- Его я не очень люблю. Это не моя эстетика, он чуть более вымороченный для меня, чем нужно. Я спокойно к нему отношусь. Хотя он невероятно талантливый человек.
- У меня на стыке «Бэтменов» случился в свое время этот диалог между Бёртоном и Ноланом.
- Понимаете, «Бэтмен» - это жесткое нарративное кино. Если бы Бёртона всегда ставили в жесткие рамки вроде «Нет, чувак, широкий зритель здесь тебя не поймет», он мог бы стать главным сказочником Голливуда┘ Мне его «Бэтмен» как раз очень нравится. Они совсем разные с фильмом Нолана. Фильм Нолана был революционным, потому что режиссер ушел в реализм, а тот сказочный (и я «Бэтмена» таким люблю больше, он для меня – вечная сказка, я не согласен с тем, что его надо «реализировать»). Но то, как это Нолан сделал, заслуживает восхищения. Здесь разница, как между Гофманом и Кафкой. И тот, и другой в определенной мере схожи, но первый еще из Золотого века, а второй уже из Постмодернизма.
- Можно по «Турецкому гамбиту»? Вчера пересматривал, еще раз обратил внимание на отличный ритм. Несмотря на мой двухнедельный недосып, во время просмотра не уснул. Там меня привлекли некоторые цветовые решения. Ну, допустим, сцена с подсолнухами. Яркий, пронзительный ультрамарин на фоне желтого. Это какие-то особые пристрастия художественного плана?
 «Турецкий гамбит» стал самым крупным проектом Джаника Файзиева. Кадр из фильма |
-═Да, я очень люблю желтый и еще красный. Ну, я остаюсь тоже на позициях Золотого века, и для меня кино – это, прежде всего, сказка, радостная сказка. Читал где-то, как Феллини в беседе с Дино Де Лаурентисом сказал, что кино – это выдуманная реальность, вот например, как «Кинг Конг». Де Лаурентис спрашивает: «Будешь снимать ⌠Кинг Конга■?» Феллини: «Я вообще всю жизнь мечтал». На следующий день Феллини спрятался где-то на чердаке у друзей. Дино Де Лаурентис бегал с контрактом по всему Риму, хотел, чтоб Феллини снимал «Кинг Конга». Я б с удовольствием снимал «Кинг Конга», не прятался бы, честно скажу, ну, потому что не Феллини. И я стараюсь делать так, чтобы было радостно, было приключение в этом мире, который виртуален, но прикидывается реальным. Из этого и исходили – яркое, светлое, детское восприятие серьезных событий.
- То есть, это ваши решения, а не оператора Андрея Жигалова?
- Скажем так – самостоятельных решений не бывает, если работаешь в коллективе.
- Про литературу. Вам предложили экранизировать Акунина?
- Сложная история. Я тогда работал на «Первом канале». Мы купили контракт с Акуниным, телевизионные права на Фандорина. Сделали «Азазель». Получилось не очень. Были страшно расстроены.
- Ругался Акунин?
- Нет, он нормальный человек, все понимает. Тем более там довольно быстро стало понятно, что не складывается проект. Подошло время следующего проекта, и мы решили, что надо начинать, писать сценарий. Я поехал с Акуниным в Болгарию. Мы там ходили, ездили, долго собирали материал. А потом вдруг в какой-то момент мои коллеги, Эрнст и Максимов, сказали: «Нет больше никого (по контракту Акунин утверждает фигуру режиссера), кого ему сейчас ни предложи, скорее всего, никого не выберет. Вы хотя бы вместе в Болгарию ездили, давай попробуем тебя подсунуть». Григорий Шалвович сглотнул, но согласился.
- Что сейчас читаете?
- «Историю живописи» Бенуа. Оказалась на книжном столике, и стал читать. Когда читал в институте, читал информативно, кусками, а вот сейчас воспринимаю просто как гимнастику ума, никуда не тороплюсь, экзамены сдавать не надо. Еще «Демоны в раю» Липскерова.
- Сильный контраст.
- Последнее время судорожное чтение приводит к тому, что читаешь в основном то, из чего может получиться кино или сериал. Недавно перечитывал Воннегута. Что-то вдруг соскучился. И, кстати, мне попалась книжка, о существовании которой я не знал. Называется «Времятрясение». Это его последний роман. Потрясающее совершенно произведение, которое мог написать только гений, причем, сохранивший трезвые взгляды на мир. Начал читать «Завтрак для чемпионов», не дочитал. Из последнего отечественного на меня «Хлорофилия» произвела впечатление, такое опять кинематографическое, но я понимаю, что мы пока не готовы к таким экранизациям. Люблю Улицкую. Очень хотел пригласить ее работать над «Августом 8-го». Но она была во Франции. Мы с ней писали один сценарий вместе, должны были делать фильм по ее рассказу «Бронька» много-много лет назад, и у нас сложилось очень теплое и нежное сотрудничество. Во всяком случае, мне оно казалось таковым. Она была тогда уже большой писательницей. Мне было очень приятно, что работали мы у нее дома, на кухне, как в хороших книжках про искусство.
- «Турецкий гамбит» сразу две вызвал ассоциации, с двумя разными фильмами. «Опочтарение» - экранизация Терри Пратчетта. И «Необычайные приключения Адель». Оба произведения фантастического плана. Никогда не хотелось снять сказку?
- Очень хотел всегда. Мечтаю. И вообще готов заниматься сказками с утра до вечера. Обожаю это и с технической точки зрения (чтобы сказку сделать, как раз надо находиться на пике технической формы), и потому что люблю очень всевозможные сказочные повороты повествования. Детское – просто с удовольствием всегда.
- Есть какая-то конкретная сказка?
- Моя несостоявшаяся песня – это «Гарри Поттер». Каждый раз прихожу, смотрю и думаю: «Ну, блин, опять прокакали, безобразники» (смеется).
- А «Нарния» вам как?
- Это для меня загадка. Загадочная история, не понимаю успеха этого фильма совсем.
- Ну да, фильмы-то плохие. Первая и вторая часть особенно, а третья еще ничего.
- Вот-вот. И неужели так сильна литературная основа? По части экранизаций я считаю, что совершенно недореализованный кладезь русских сказок. Наших старых добрых русских сказок. «Иван да Марья», «Конек-Горбунок», «Золотой петушок». «Сказку о царе Салтане» сегодня сделать техническими современными средствами, блестящая была бы история.
- Как и многие коллеги, перед интервью залезаю в интернет, а частности, в «Википедию». Про вас там не сказать, чтобы много написано. Какие три факта из своей персональной истории, не задумываясь, обнародовали бы. Три замечательных события, которые оставили след в жизни и сделали вас таким, каким сейчас себя чувствуете?
- О каких лучше событиях? О профессиональных, о человеческих? Наверное, о человеческих. Одно и другое часто не совпадает, к сожалению. Для меня очень важен был момент, когда я служил в армии, и вдруг началась тоска – очень захотелось позвонить бабушке домой (ходил и думал, откуда же можно позвонить, это же междугородние звонки, а денег нет). Тогда я вдруг понял, что, несмотря на кучу друзей, есть еще семья, о существовании которой нельзя забывать, потому что это какой-то корешок, который тебя держит. Другое событие. Очень хорошо помню свое решение окончательно осесть в Москве в 1993 году, потому что это был период распада страны, и перед тем в Ташкенте я год сидел и практически ничего не делал, что-то как-то писал, без работы, без денег. Я сел в поезд, и опять все так смешно получилось, символично, как многое в жизни. Ноябрь месяц, пока поезд шел эти два или три дня из Ташкента в Москву, отменили деньги, выпущенные до 1992 года. Я вышел на перрон, как новорожденный, вытолкнуло меня чрево этого поезда, без копейки денег, практически голого. Иду в город, на меня надвигается Казанский вокзал. Иду и думаю: «Что я буду делать? Зима. Денег нет». При этом умом я понимаю, что приехал работать. Меня позвали монтировать кино коллеги. И если такое с деньгами случилось, то, скорее всего, монтировать тоже будет нечего. А я еще заболел в поезде. Но в то же время, вытолкнуло меня чрево поезда, и – как обрезанная пуповина. Дальше сам. И третье событие, это, наверное, какое-то обретение себя в Москве. «Кинопанорама». Именно она стала переломным моментом. Было несколько выпусков, они выходили в 8 вечера. А было дело летом, и тогда никто не понимал, что есть время, когда лучше смотрят, когда хуже смотрят. К несчастью Ксении Марининой, которая меня тогда приласкала, программу передвинули с 8 вечера на 11. И этот 11-тичасовой выпуск посмотрела вся телевизионная элита. Тогда, я думаю, они впервые узнали обо мне как о человеке, который умеет что-то делать.
- Под занавес предлагаю блиц-опрос. Что непременно хотелось бы снять?
- Я мечтал снять фильм «300 спартанцев». Реальные события про 300 спартанцев. Как только об этом задумался, узнал, что фильм уже снимается. Так расстроился, что поехал на съемки. После чего перестал разрабатывать свой сюжет, сказав, что они дураки. Очень хочу снимать набоковскую «Камеру обскура». Много лет мечтаю. С Набоковым младшим связывался по этому поводу. Сын одобрил, он ко мне очень трогательно отнесся. Когда в Москве была премьера «Лолиты» Лайна, мы оказались за одним столом. Он сидел напротив и сказал мне: «Послушайте, мне нужно еще посмотреть пару постановок набоковских в московских театрах, я почему-то вам очень доверяю, вы мне можете что-нибудь рассказать про это?». Буквально это были первые его слова, обращенные ко мне за весь вечер. И я ему стал рассказывать про то, что видел, какие постановки, где хорошо, где плохо. Он подробно все записывал. А потом спросил: «А вы сами не хотите?» «Я очень хочу». «А что бы вы хотели?» «Хочу ⌠Камеру обскура■». «Ой, это мое любимое произведение, да-да, вот вам телефон, позвоните». Так что это у меня в планах. Еще очень хочу сделать научно-фантастическое кино.
- Конкретное? Или пока еще абстрактное?
- Пока абстрактное. Но с супергероями, с супервозможностями. Как дань антологии научной фантастики, прочитанной в детстве. Хочется свою «Матрицу» снять.
За что бы не стали браться ни при каких условиях?
- Нет такого. Не могу сказать.
- Каким сейчас должно быть телевиденье и кино российское. Что хочется изменить?
- В российском кино катастрофически не хватает людей, которые умели бы делать фильмы, возвращающие деньги. Российское кино должно научиться возвращать деньги через кассу, и это касается не только производства фильмов, но и тех механизмов и законов, которые обеспечивают прохождение и возврат этих денег. Знаете, иногда спрашивают меня в интервью, а почему мы не продаем наши фильмы на Запад? И я терпеливо объясняю, потому что многие этого не понимают. Послушайте, а вы знаете автомобили наши, которые продают на Запад? А производство кино, оно точно такое же, как производство автомобилей, оно ничем не отличается, может быть, только еще сложнее, потому что ты автомобиль придумал, оттестировал, дальше наладил производство и штампуй. А тут ты каждый раз новый автомобиль выпускаешь. С телевиденьем сложнее, это такая вещь, я даже не знаю, что там хотеть видеть сейчас, потому что сегодня, когда есть интернет и все остальное, люди сами решают, что они будут смотреть. Мы, конечно, страдаем по тем временам, когда всей страной вместе смотрели телевизионные передачи, но сегодня телевизор смотрит совершенно определенная категория людей, все остальные в качестве информационных ресурсов используют какие-то другие носители и источники.
- Вы смотрите телевизор?
- Практически никогда.
- Что интересней: снимать рекламу или музыкальный клип?
- Нельзя сравнивать, это принципиально разные отрасли.
- Хотел спросить, маменькин вы сынок или папенькин? Но выяснили. Бубушкин?
- Бабушкин. Ну, у меня потрясающие отношения с мамой. Но родила-то она меня в 17 лет, и с мамой у меня скорее дружеские отношения, чем родительские. Она меня воспринимает не как сына даже, а как друга, которого очень по-матерински любит.
- Кем сложнее быть – режиссером или продюсером?
- Физически – продюсером, работы в два раза больше. С другой стороны, у режиссера так много мелочей, за которыми надо следить. Я вам скажу так, дело в том, что я формировался как продюсер в те годы, когда у нас такого понятия не было, в те годы, когда режиссер был в одном лице и продюсером, и режиссером. Поэтому конкретно для себя я не вижу разницы. Если есть режиссер на проекте, я стараюсь не лезть в какие-то нюансы, хотя это всегда довольно сложно. Если я в едином лице продюсирую-режиссирую проект, то автоматом решаю и большое количество продюсерских вопросов.
- Любимый фильм о войне?
- «Падение ⌠Черного ястреба■».
- У вас есть темные очки, как у Анвара из «Гамбита»?
- Нет, но были. Хотел даже учредить премию, когда закончился фильм. У меня есть такая дурацкая привычка, я многих называю «Мамедов». Вот я и хотел организовать «Клуб Мамедовых». Очки – членский билет клуба. Две штуки мы выпустили и потеряли эскизы. Не смогли восстановить эскизы, и клуб не состоялся.
- Если б предложили переехать из Москвы, куда захотите, куда б захотели?
- Единственное место, куда я согласился бы переехать, но только применительно к работе – это Лос-Анджелес. Только из-за кино. А так, мне и здесь все нравится.
- Почему люди смотрят сериалы?
- Сериалы люди смотрят, потому что это компенсация или сублимация каких-то отношений. Если люди живут полной счастливой жизнью, им не до телевизора.
