Дарья Курдюкова
Проект Луки Маркетти и Эммануэля Кинза Dysfashional задуман как эксперимент междисциплинарного свойства. Моду, дизайн и современное искусство свалили в один котел. Fashion-индустрия перестала быть собранием дорогих предметов одежды, а приняла на вооружение образ действия contemporary art, вдохновившись его свободным, даже отвязным характером. Этот образ действия – бесконечный эксперимент. Впрочем, почему в этом смысле нужно противопоставлять современное искусство и моду, осталось непонятным.
Дебютировал проект в 2007 году в Люксембурге, затем побывал в Лозанне, Париже, Берлине, теперь добрался до Москвы. В каждом из городов начинка выставки менялась – для московского «Гаража», например, дизайнер Давид Кома и скульптор Дмитрий Жуков специально создали платье-скульптуру «87–61–87». Наряд из железных шипов напоминает скелет гигантской рыбы и декларирует новые – жесткие во всех смыслах слова – каноны красоты. Эталоном, говорят, стали параметры модели Натальи Водяновой. Пожалуй, эта работа могла бы стать символом московской выставки, хотя она никак не акцентирована (расположили объект явно не для первых ролей). Впрочем, не артикулирована и вся структура экспозиции.
Специально для Москвы обновилось также нутро инсталляции Parasite от французско-немецкого дуэта BLESS. В ней перегородки с фотообоями, воспроизводящими интерьеры дизайнерских мастерских или домов моды, перетекают друг в друга, образуя причудливое пространство. Внутри него – разнообразные предметы, например, туфли и утюг в фирменном «проволочном» стиле Ани Желудь или фрагменты конструкторов Дмитрия Тесёлкина. Название инсталляции забавно, но все остальное вполне серьезно – бутик-галерея функционирует, то есть показывает и продает. За те же туфли и утюг Ани Желудь просят 1,5 и 2 тыс. евро соответственно.
В целом выставка оставляет странное ощущение. Разбирая по косточкам моду, механизмы творчества и стоящий нынче во главе угла вопрос самоидентификации, она уходит собственно от моды, но до полноценного показа современного искусства также не дотягивает. Прежде всего оттого, что слишком гонится за многозначительностью, передать которую представленные вещи способны не всегда.
Инстялляция Антонио Марраса – одна из самых впечатляющих на выставке. Фото автора |
Когда зритель читает название «Вавилон» и видит выстроенные из париков «вавилонские» башни Парижа и Берлина (за первый город отвечают закрученные мелким бесом локоны естественных оттенков, а за второй – веселенькие красные-синие-зеленые волосы), то чувствует, что его попросту надули. И это всё?! А зачем столько пороху вложено в многоканальную видеоинсталляцию Рафа Симонса Repeat про взросление бодро скачущих с экрана на экран подростков? Если и правда весь смысл «киноэпопеи» в том, что мода внутри, что это не одежда, а способ самопрезентации, тогда выстрел получился холостым. И нам еще повезло, что в Москву привезли только 16 экранов – всего их чуть ли не 150! Слишком много места для азбучных истин.
Кроме того, Dysfashional не смотрится как целое. В проекте нет внутренней драматургии, это скорее набор объектов. Выставку можно сравнить с инсталляцией Re-Use I-Do Марка Тюрлана, который соорудил своего рода доску почета из модных журналов. Листая журнал, выбирая случайные фрагменты, человек нарушает заложенную авторами логику издания, разрушает сценарий. Получаются чудаковатые портреты-гибриды, сросшиеся из разных фрагментов. Тот же результат и на нынешней выставке, только сценария, видимо, не было изначально.
Впрочем, есть на выставке объекты, которые запомнятся наверняка. Один из них – Le Orfanelle модельера и арт-директора Kenzo Woman Антонио Марраса. Подвешенные к потолку гигантские белые сорочки подсвечены изнутри и похожи на слегка покачивающиеся белые колокольчики. В родном городе Марраса на Сардинии был монастырь, куда матери подкидывали младенцев. Единственное, что оставалось у детей, – сорочки, и когда в монастыре их снимали, заканчивался один и начинался другой этап жизни. Грустная поэтика инсталляции Марраса основана на истории, на наличии сюжета, вокруг которого создается образ. Вполне осязаемые сорочки, превращающиеся в бесплотные тени, в обобщенные символы. Только к вопросам моды это уже не очень относится.
В итоге Dysfashional прозвучал вопросом, не новым, но важным – должна ли мода быть искусством? Если тут, не задумываясь, говоришь «да», то на вопрос «Должно ли быть модным искусство?» такого уверенного ответа нет.
