Вероника Чернышева Сверлит взглядом зеленую скатерть в «Пушкине»: «Это же мой цвет! Абсолютно мой». Какая самонадеянность. Впрочем, для создателя отдельного художественного мира не так уж и нескромно. «Понимаете, – мало таких людей, которые подарили миру целый мир. Очень мало. Замкнутый в себе и совершенно отдельный художественный мир! Понимаете?!» – комментирует ужинающая с Дэвидом Линчем Ольга Свиблова.
Впрочем, окажись на месте Линча за столом не Линч. Он, возможно, скользнув взглядом по зеленой дорожке лунного луча на скатерти воскликнул бы за ужином вот так же: «Да это же Линч! Абсолютный Линч!»
Вопрос: «Сколько у вас реальностей?»
Ответ: «Так же, как и у вас, – у меня одно измерение времени и десять измерений пространства.
33 года Дэвид Линч занимается трансцендентальной медитацией, о которой написал, точнее наговорил книгу. (Дэвид Линч. «Как поймать большую рыбу». – М.: Эксмо, 2009). «Ваша медитация – это...» Перебивает, как будто читает мантру: «Conscience, intelligence... Conscience, intelligence». «Осознанность, ум», – вторит ему переводчица. Он прерывает ее, заметно повысив голос, наверное, впервые за все время пребывания в Москве: Intelledgence... Intellegence – упорствует он, не удовлетворившись словесным обрубочком «ум» или не расслышав его.
Девушки, собравшиеся в «Гараже» на «Ночь с Дэвидом Линчем», почти все до единой с красными подметками – это тоже абсолютный Линч. Это, конечно, по-московски очень – приурочить к открытию бутика Кристиана Лубутена выставку о восьми картинках с голыми женщинами. Ноги каждой продолжены шпилькой, напоминающей вытянутый клюв пеликана. Сверкающие лакированные пятки. Этим туфлям никогда не стоять на земле, не ходить по подиуму – они зависли в воздухе, подвешены пятками к безумным линчевским идеям. Колкие шпильки торчат опасными убийственными иглами – выпирают в нашу реальность, проткнув замкнутый художественный мир Линча.
И москвички в Лубутене. Ночная дискотека в «Гараже». Линча ждали. Не приехал. Кстати, в прошлом номере «НГ-антракта» в анонс выставки Дэвида Линча и Кристиана Лубутена Fetish в «Гараже» едва не закралась ошибка. Автор написал: «Дэвид Линч и Кристиан Лубутен – совреместное творчество». И это тоже абсолютный Линч. Совместно, современно, уместно, совестно? А это уже Гоголь. Линч его любит. Еще ценит Кафку и «Преступление и наказание» Достоевского за тонко воссозданный в литературе внутренний мир убийцы. Жутковато прозвучало из его уст. Так, будто бывал он там. Внутри мира. Хотя, как знать – может, и бывал. И это тоже совсем по-линчевски.
Или взять, например, фото Дэвида Линча в фонде «Екатерина» на Кузнецком мосту. Самая крупная на сегодняшний день выставка творчества Дэвида Линча уже видела Париж. Что понятно, так как большинство экспонатов ее – собственность фонда Cartier. Впрочем, там она представляла собой инсталляцию, напоминающую кинематографическую декорацию, здесь же – «тотальное произведение искусства» – живопись, фото, видео и просто звуки – настоящие линчевские звуки. Он ими увлечен. The air is on fire – вроде как воздух в огне, перевели как «аура страсти». Когда ему снова перевели то, что перевели – он совершенно не возражал: «Ну и хорошо, – говорит, – а вам что-то не нравится?» И это Линч. Или уже почти Гоголь. Гоголем, конечно, он всех купил совершенно.
Утверждает, что любит Гоголя. «Чем докажете, Дэвид, если он почти непереводим? Это же самый что ни на есть русский или, как сказала Ольга Свиблова, – тайный самый русский писатель. Почему? Потому что певец абсурда нашего. Глядите-ка: «Нос ушел погулять».
Но и это же ведь абсолютный Линч. Кстати, Линч иллюстрировал «Нос». Нос висит на стене в «Екатерине». Нос был готов 40 лет назад. Нос и другие рисунки Линча – чистый Гоголь.
«Послушайте, послушайте, Дэвид! А чем вас привлекают полуразрушенные заводы?» – «Все очень просто, – отвечает, – было время, когда к заводам относились как к храмам. Но индустриальный мир себя не оправдал. Они рушатся, они одиноки. Они стремятся вернуться в природу. Я фиксирую это». На фотографиях Дэвида Линча в фонде «Екатерина» видны сквозняки, гуляющие по тому, что некогда было индустриальными пейзажами. Эффект усугубляют плавающие где-то под потолком мистические линчевские звуки. Все эти треки тоже придумал он сам. По углам стоят странные конструкции, напоминающие осколки бывшего оборудования бывших фабрик по производству нет, не грез, но ужасов. Призывно манят посетителя: «Push the button». Да, да, разрешается. Нажимаешь кнопку – в первое мгновение не происходит ничего. Потом словно из какой-то щели выползает вызывающий мурашки скрипящий звук. Скрежет и сквозняк, которому словно бы дали слово. Он постепенно заполняет собой всю комнату экспозиции и уже не принадлежит только вам, хотя это именно вы его вызвали. Другие посетители выставки начинают невольно поеживаться.
«Дэвид! А правда ли, что вы коллекционируете тушки умерших животных?» – «Боже, откуда берутся такие слухи? Нет, конечно, никогда ничего подобного я не собирал. Я собираю разные материалы. Люблю сталкивать фактуру».
«Ш-ш-ш-ш, – умоляет его ассистентка, – он очень просил не задавать ему вопросов о кино, он приехал сюда как живописец». И все-таки: «Так кто же все-таки убил Лору Палмер из «Твин Пикса», Дэвид?» – «О! – хитро подмигивает. – Каждый из вас знает об этом куда больше, чем я».
