Свалка идей для пытливого ума

Название «Русский арбитр» понятно только тому, кто увлечен историей футбола. А история была такова. В 1966 году на финальном матче чемпионата мира между сборными Англии и Западной Германии основная игра закончилась ничьей. В дополнительное время после одного из ударов английского нападающего мяч ударился в перекладину и от линии ворот отлетел в поле.

Немцы уверяли, что мяч не пересекал линию ворот, но линейный арбитр из СССР засчитал этот гол. Скандальный матч завершился в пользу Англии, хотя спор о том, попадал ли мяч за линию ворот, продолжается до сих пор. По легенде, много лет спустя арбитр объяснил свой поступок одним словом: «Сталинград».

В залах галереи «Хэйуорд» нет ничего, связанного с Россией или с футболом. Но название стопроцентно работает на главную идею, потому что куратор выставки Марк Уоллингер, лауреат престижной премии Тёрнера, захотел заразить посетителей своим любопытством к разного рода пределам, различиям, порогам и прочим придуманным людьми границам: физическим, политическим, психологическим.

Он собрал вместе предметы на первый взгляд малосовместимые: общепризнанные шедевры и bric-a-brac из всякого рода артефактов, звукозаписи, фотографии, экспериментальные фильмы и даже видеофайл, найденный в YouTube (там показана ежедневная церемония поднятия флагов в деревне Вагах, через которую проходит белая линия границы между Индией и Пакистаном). И предложил посетителям с их помощью «свежим взглядом взглянуть на случайность наших времени и места в этом мире».

Допустим, концептуальным подходом сегодня мало кого удивишь. Категории в современном искусстве давно ничего не значат, и экспонатом выставки может стать не только достойное произведение, но и любая бытовая ерунда, мусор – при условии, что она работает на концепцию.

Ничего хорошего из этого обычно не получается. (В чем я убедилась, заглянув в той же галерее на соседнюю выставку ведущей европейской художницы Аннет Мессагер. Француженка предложила посетителям удручающий и претенциозный перечень дохлых птичек, а также насаженных на пики вудуобразных кукол и страшноватые детские фотографии, где глаза замазаны черным.)

В первые минуты мне трудно было сориентироваться и в устроенной Уоллингером художественной свалке. Почему именно эти предметы настраивали воображение самого художника в течение всех 25 лет его творчества?

Почему он выбрал своим флагом «Оксюморон», в котором красные и синие цвета британского Юнион Джека заменены зеленью и оранжевым цветом ирландского триколора? Этот флаг несуществующего государства развевается рядом с выставочным центром. Наверное, потому, что нарочитое сочетание противоречий часто рождает новые смыслы, затягивает в игру.

Какие там два часа, запланированные на экскурсию, – мне и трех-то не хватило. Нет, не зря лондонские обозреватели дали «Русскому арбитру» высочайшую категорию. Не сомневаюсь, что успех ждет выставку и в других городах (в мае она переезжает в Лидс, потом в Суонси).

Я увлеченно ходила по выставке, надолго замирая перед некоторыми экспонатами – с чувством, что попала в настоящую пещеру Али-Бабы. Мне запомнились:

– античный «Умирающий галл», опершийся на давно отломанную руку, от которой осталась одна кисть. У него есть двойник в другом зале, сидящий в такой же позе. Это слепок с тела казненного контрабандиста. Поколения художников изучали по нему человеческую мускулатуру;

– снимок 1871 года, на котором коммунары расстреливают двух генералов. Это одна из первых исторических фотографий-фальсификаций, потому что на самом деле генералов ставили к стенке по очереди. Кадры совместили в один, чтобы нагляднее показать зверства революционеров. Но реальность, как это бывает, оказалась еще ужаснее. Одного из генералов убили только с пятнадцатой попытки;

– дотошнейшее изображение блохи, со всеми неприятными подробностями, чешуйками и волосками, недоступными невооруженному глазу. Блоху с помощью микроскопов нарисовал в 1665 году для своей «Микрографии» замечательный ученый Роберт Хук. В ту эпоху это равнялось прорыву в новое измерение;

– стереоскопические снимки гитлеровской Германии и молодой Елизаветы II во время ее визита в Нигерию. Высокое качество германских фотографий вызывает ощущение галлюцинации. Не у фашистских ли скульпторов заимствовал Уоллингер свою идею 50-метровой белой лошади, которая скоро станет самой выдающейся деталью пейзажа северного Кента? В феврале этого года его работа победила на конкурсе по украшению долины Эбсфлит, где запланирована новая железнодорожная станция линии «Евростар», связывающей Лондон с Парижем;

– кинематографические эксперименты концептуалистки Эми Зигель, в которых она столкнула прошлое и настоящее Берлина. Там использован двойной экран. На правой его половине художница представила кадры киностудий ГДР, на левой – собственные работы, где она синхронно, шаг за шагом повторяет точки архивной съемки и повороты камеры. Словно старые фильмы – это партитура, по которой можно разыгрывать новые пьесы.

Эффект от такого совпадения сюжетов в пространстве и расхождения в эпохах получается как при путешествии в машине времени. Например, по одной и той же улице на правом экране едут одни дымящие «Трабанты», а на левом – современные комфортабельные автомобили. Берлинские здания изменились не так кардинально, как люди. А у последних даже выражения лиц стали другими;

– зеркальная металлическая будка Тардис «Время и относительная размерность пространства». Эта работа самого Уоллингера, созданная в 2001 году. Если смотреть на нее с определенной точки, будка кажется прозрачной и словно растворяется в воздухе. Эта Тардис вполне могла бы стать символом выставки, сумевшей представить связь иллюзий и реальности, условность прочерченных границ, перекличку веков и культур.

Собранная Уоллингером коллекция показалась мне не только глубоко интимной, но и живой. Ее экспонаты действуют как медиаторы между зрителем и эксцентричным замыслом художника. Вдобавок они постоянно контактируют друг с другом. Например, древнеримский пограничный камень, изображающий две божественные головы, перекликается с футуристическим бюстом Муссолини, где профиль диктатора угадывается под любым углом.

Мертвый, обряженный в черный шелк солдат с полотна XVII века, которое раньше приписывали Веласкесу, не случайно размещен поблизости от маленького кинозала. Там, тоже на двух экранах, можно посмотреть документальные съемки Reuters и ITN о войне в Югославии. Тема смерти как последнего порога, преодолеваемого нами, заставляет задуматься о мимолетности человеческих амбиций.

Война как война. Вернее, ее рутина, которая обычно мелькает в теленовостях на втором плане, словно она – часть другой действительности. Усталые солдаты, испуганное население, стада коров и коз на опустевших городских проспектах. Эти кадры никогда не были показаны по телевидению. Я недоумевала, почему синхронные сюжеты на экранах похожи, как близнецы, пока не догадалась, что они сняты по разные стороны конфликта...

Почти каждый экспонат этой выставки требует внимательного осмотра и размышлений. Но при этом кажется, что Марк Уоллингер собирал свою коллекцию без всякой интеллектуальной натуги, почти играючи. В голову не придет требовать от него академизма.

Единственное, что я все-таки проверила, это историю с русским футбольным арбитром. Он оказался азербайджанцем, и звали его Тофик Бахрамов. Впрочем, какое это имеет значение, если любая граница – условность.