Вероника Чернышева
Кэрол Фейерман считает, что повторять подвиги Джефа Кунса, будучи женщиной, довольно нелепо.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
В Галерее на Солянке открылась выставка «46 XX. Что американки думают про секс». Актуальное американское искусство представлено работами четырех художниц Индии Эванс, Кристи Синглтон, Лизы Уэйд и Кэрол Фейерман. 46, XX – шифр природы – набор женских хромосом на языке генетики. Остальное в переводе не нуждается. И, как утверждает одна из участниц визуального форума, – никакого отношения к феминизму не имеет. Корреспондент «НГ» встретился со скульптором-гиперреалистом Кэрол Фейерман.
– Кэрол, с чего вы начинали?
– Я осознала, что хочу быть художником, в три года. Это было тогда, когда успешной женщиной в Америке считалась та, что имеет достаточно богатого мужа, который может о ней позаботиться. Мои родители не одобрили выбора, и, когда я повзрослела, будучи обеспеченными людьми, они не дали ни копейки на мое художественное образование.
– Очень американская история.
– Да, пожалуй. Я ходила в музеи тайком, запоминала, где какая работа висит. Могла передвигаться там буквально на ощупь. Запоем читала биографии художников. Потом меня стала интересовать эротика – а это вообще было недопустимо в 70-е. Да, Джеф Кунс экспериментировал на эту тему со своей женой, которая, как вам известно, была знаменитой порнозвездой. Но Юг Америки, где я выросла, всегда славился пуританскими нравами и религиозностью. А по моей студии бегали голые модели. И не забывайте, что я женщина.
– У меня ощущение, что вы рассказываете не об Америке.
– Чему вы удивляетесь? Это у вас свобода к женщине пришла вместе с революцией. В Америке все это произошло гораздо позже на самом деле, чем принято считать. Чтобы понять, о какой именно несвободе я говорю, надо прожить в Америке. Быть женщиной-художником тут сложно до сих пор. Например, мир искусства достаточно замкнут. Его по-прежнему контролируют мужчины. В основном это мужчины-геи. Это создает дополнительные сложности. Но о них не будем.
– Хорошо, тогда давайте об успехе. Ведь сейчас вы успешны. Ваши скульптуры есть в личной коллекции Хиллари Клинтон, а это что-нибудь да значит.
– Моя первая выставка закончилась крахом. Из посетителей были только человек, который должен убирать мусор после гостей, и мои родители. И вот тогда я сказала себе: «Все! Больше никаких эротических скульптур. Только чистая и здоровая американка. Чистая и здоровая». Знаете, такая простая девушка с веснушками и рыжими волосами. А еще вода. Вода в моих работах появилась, когда я размышляла над образом чистоты и здоровья. Так возникла серия пловчих. Я сделала серию девушек, выходящих из воды, довольных собой, ну или своими спортивными результатами. Когда я выставила их, то смотреть и тем более покупать мои скульптуры тоже никто не стал. Пришли только двое симпатичных мужчин – один молодой, другой пожилой. Естественно, я довольно долго беседовала с молодым, пока мне не сказали, что пожилой ждет уже 45 минут и, если я не поговорю с ним, он уйдет. Пожилой представился. Это был Малколм Форбс. Он сказал тогда: «Я покупаю все, если вы предложите мне специальную цену и она мне понравится». На следующий день он все купил. С тех пор мы друзья. И я всегда помню, что моя карьера началась именно с него.
Уже после этого меня начали выставлять топ-галереи. Я выставлялась с Ботеро и Бэконом.
Трудно ли быть женщиной-художником в Америке? Я вышла замуж в 18 лет. У меня трое детей, которых я растила одна, потому что брак был неудачным. С одной стороны, я все время как будто сражалась с женскими трудностями, с другой – искусством я спасалась. Иногда работая ночами в своей мастерской, я понимала, что счастлива. Все, что связано с творчеством, – это, как воспаление. Остановиться ты не можешь. И трудно понять – ты занимаешься искусством, потому что тебе хорошо от этого, или ты делаешь все это только для того, чтобы тебе не было плохо. До сих пор не знаю, что первично. Но то, что я делаю, кислород для меня. Я очень люблю сам процесс. У меня нет ассистентов.
– Считаете ли вы себя феминисткой?
– Сложный вопрос. Я люблю мужчин. Мужчины хорошо решают проблемы. Женщины же способны их не создавать. Какие-то вещи в этой жизни мужчинам, безусловно, удаются лучше. Но считаю, что президентом должна быть женщина, хотя бы потому, что женщина никогда не пошлет своих детей на войну.
Кстати, Америка еще никогда не была так близка к тому, чтобы приветствовать женщину-президента. Мы были почти готовы.
– Что изменилось в восприятии стереотипов женскости в XXI веке, на ваш взгляд? Меня интересует Америка.
– Многое изменилось. В Америке вы увидите то же, что и здесь. Посмотрите на фотографии (указывает на декор стен в Vogue cafe) – знаете, я еще и астролог. Так вот, как астролог могу вам сказать, что наступил андрогинный век. Мужское и женское слились. (Еще раз указывает на черно-белый портрет модели Натальи Водяновой, которая действительно издалека походит на мальчика.) В каждом человеке есть и то, и другое. И периодически одно над другим начинает превалировать.
– Ответ на тот вопрос, который вынесен в заглавие вашей выставки, российская публика довольно долго искала в сериале «Секс в большом городе». Так все-таки что же американки думают про секс?
– (Смотрит озадаченно.)
– Так на русский переводится название выставки, в которой вы участвуете.
– Вас интересует, что я думаю о сексе? Я вижу в нем красоту, а не вульгарность. С возрастом все меняется. Молодежь воспринимает его как спорт, люди постарше, как искусство. Я всегда хотела изобразить секс, но пока не нашла людей, которые стали бы мне позировать. Но посмотрите на мои скульптуры – они ведь сексуальны и очень чувственны. Вот девушка, которая загорала на солнце, а теперь смотрит, нет ли на теле ожогов. Она никому не позирует, она полностью занята собой. Но как чувственно ее прикосновение к собственному телу! Знаете, на своих выставках я люблю наблюдать за посетителями и тихонько слушать, что они говорят, любуясь на скульптуры.
Все мои героини очень самодостаточны. Они не стремятся демонстрировать свою красоту, потому что она идет изнутри, потому они так естественны и излучают счастье. И вообще актуальное искусство частно несет негатив, я же стремлюсь к тому, чтобы искусство помогало. Сейчас это особенно важно.
