Елена Семенова
Автор перформанса "Падаль" Элоиз Форниелес "осыпает извинениями" тушу коровы.
Фото автора
Неоспоримы слова художника Максима Ксуты, сказанные в интервью «НГ-антракту» (23.01.09) о том, что нынешний Лондон – реальный Вавилон в культуре и моде. Причем художественная субкультура британской столицы примечательна не только актуальностью, но и интернациональностью искусства, в котором взаимодействуют творцы разных этносов, мышлений, вероисповеданий. Эту мысль отразили и в концепции второй выставки галереи Baibakov Art Projekts «Чудеса. Искусство из Лондона», открывшейся на фабрике «Красный Октябрь».
В основу проекта Марии Байбаковой, Кати Саттон и лондонского галериста Ника Хакворта легли идеи Освальда Шпенглера, в которых культурное разнообразие позиционируется как альтернатива прогрессу. Замах был глобальный, что ощущалось и в названии, вызвавшем в памяти эпизод романа «Сто лет одиночества», когда герой ходил смотреть на лед. Итак, мы – москвичи с по-детски широко раскрытыми глазами – пришли «посмотреть на лед».
Шокировало уже то, что сообщили по «испорченному телефону» – на вернисаже будут резать корову. Иллюминация на лестничных пролетах втягивала взгляд в спиралевидный туннель, толпа поклонников искусства напоминала гостей достославной «нехорошей» квартиры.
Если выстраивать целостный образ, то английский пирожок с надписью «Съешь меня!» оказался начинен вкусным мясом со слоями непропеченного теста. Самым зрелищным был перформанс молодой художницы аргентинского происхождения Элоиз Форниелес. Как было указано в пояснении: «Перформансы Элоиз Форниелес – это тревожный вуайеризм и чувственные инсталляции, захватывающие до полной потери связи с реальностью».
В темном зале звучал монотонный, шаманский ритм. На пестрой куче одежды красовался каркас здания, деревянный стол, висела освежеванная туша коровы. Форниелес осуществляла цикличный процесс одевания-разоблачения. Надев первые попавшиеся предметы одежды, она садилась за стол, сидела с трагической миной, затем раздевалась, брала нож и втыкала его в тушу. Все повторялось снова.
В этом действе под названием «Падаль» бросились в глаза несоответствия. Тревожный вуайеризм был похож на эксгибиционизм, а «обращение к насилию и потребительскому отношению» показалось странным. Форниелес, «осыпающая труп извинениями, собранными у аудитории» почему-то выражала их в истязании мертвой коровы.
Вторым сочным кусочком мяса стал перформанс жениха Элоиз Форниелес – Дэвида Биркина «Созвучие». В нем фигурировало «освежеванное» фортепьяно, весь механизм которого был вывернут на обозрение публики. На нем музицировал актер перформанса. Но не просто так. На пальцы его, подобно когтям Фредди Крюгера, были надеты маленькие лампочки с тянущимися от них проводками.
Музыкант исполнял сонату «Созвучие», созданную Чарльзом Айвзом в 1913 году. Струны, торчащие из чрева инструмента, символизировали голосовые связки, а в тишине вместо мелодичных звуков раздавались глухие удары дерева о войлок. Подоплека у этого действа оказалась весьма концептуальная. Она связана со стандартизацией и механизацией движений человеческого тела.
В 1913 году Фрэнк и Лилиан Гилберт прикрепляли лампочки к рукам опытных работников фабрики носовых платков. Они выполняли работу, а исследователи фотографировали движения с длительной выдержкой. По световым следам создавали каркасные модели и предлагали менее эффективным работникам двигать руками по этой схеме. Итак, ученые стояли на службе пресловутого прогресса, стремления к производственному идеалу общества, с которым, если судить по аннотации, борется Форниелес.
Но два этих сложносочиненных перформанса по силе и простоте воплощения победила задумка Кирка Палмера «Шелест». На экране показывают кино – черно-белые колышущиеся от ветра кроны деревьев, снятые сверху. Сначала это происходит в полной тишине, потом вдруг начинает нарастать мерный и страшный гул, который становится громче и громче, пока не достигает апогея. Это создает разные иллюзии, в частности, предчувствие ядерной катастрофы.
Вот, по-моему, эти три вещи и олицетворили тот самый вожделенный «лед», прибывший из Лондона–Вавилона. А в гуще непропеченных слоев, то бишь работ, в которых, может быть, из-за разницы ментальности трудно было ощутить лакомый вкус смыслов, показались интересными вещи Дианы Бауэер «Не видимо – не вредно» и Конрада Шаукросса «Медленная дуга в кубе II».
Что еще? Публики было много, но, к сожалению, к сухому шампанскому, присутствовавшему в огромном количестве, не предусмотрели даже минимальной закуски в виде печенья и винограда. А среди знаменитых персон были замечены Варвара Ремчукова и Ольга Свиблова.
