На территории Винзавода устроили «Семейный кутеж» – выставку, объединившую почти 20 произведений Пиросмани из частных коллекций и из собрания Московского музея современного искусства. Но это не все. Еще одна сюжетная линия экспозиции – футуристы Михаил Ле Дантю и братья Кирилл и Илья Зданевичи, благодаря которым о грузинском примитивисте узнали авангардисты Москвы.
Известность Пиросмани - слава гения-самоучки. В том смысле, что систематического образования он не получил. Но все же находятся кое-какие сведения о его общении с художником Башинджагяном, о недолгом пребывании у владельца небольшой типографии Миллера, который обещал обучать Пиросмани. В поисках заработка Нико бросало из стороны в сторону: то он пытался наладить контору по производству вывесок, то ему пришлось податься в железнодорожные служащие┘
По иронии судьбы находящиеся на задворках «большого» искусства вывески Пиросманашвили не только завлекали народ в духаны, но и сделали славу ему самому. По крайней мере на них впервые обратил внимание приехавший в Тифлис Ле Дантю. Написанные на черных клеенках, на жести, эти вывески, обещающие «холодный пиво» и «раз. креп. напитковъ», или портреты-натюрморты, показывающие трапезу торговцев, подкупают своей уверенной простотой. Они написаны всего несколькими цветами, но почти с церемониальной серьезностью: фрукты, кружка с пивом, рог с вином, кажется, составляют центр мироздания (центр жизни старого Тифлиса-Тбилиси). Кажется, о них думает музыкант, подперев голову рукой. И к ним степенно подходят служки и клиенты.
Центром мироздания становится и подбоченившийся бутуз с портрета «Сына богатого кинто». И дородная красавица медсестра. А также «Пасхальный барашек», белая корова или черный бык, «Иранский лев»┘ В изображенных животных есть особая трепетность – Ладо Гудиашвили считал, что они смотрят глазами самого Пиросмани. А с другой стороны, есть в их застылости нечто геральдическое, а корнями уходящее в искусство Древней Ассирии и Вавилона.
Живопись Пиросмани твердо «стоит на земле» и прочно связана с каждодневной человеческой жизнью. Его образы выстроены сосредоточенно и монументально, и, возможно, эти качества ему, человеку верующему, стоило воплотить в церковных фресках, а не на стенах трактиров. Это искусство наивно и грубовато, что отнюдь не мешает ему быть символически наполненным. Так, белый и черный для художника – две стороны света, добро и зло, мир и война┘ Оппозиция проста, как его творчество, – но, может быть, от такой своей «рублености» на «так» или «эдак» она сильнее впечатляет.
«Впечатляет» – это, собственно, про взгляд со стороны. Взгляд художника Ле Дантю, заметившего произведения Пиросмани, но лично так и не встретившегося с ним. Взгляд поэта Ильи Зданевича, купившего работы Пиросмани, которые затем увидели на московской выставке «Мишень» 1913 года, организованной Михаилом Ларионовым, – так проснулся интерес к грузинскому примитивисту. Кстати, теперь показывают экспонировавшийся тогда «Портрет Ильи Зданевича». И взгляд художника Кирилла Зданевича, с которым связано формирование собрания работ Пиросмани в Государственном музее искусств Грузии. В «Проун» привезли портреты «первооткрывателей», сделанные ими в манере Пиросманашвили рисунки, каталог той самой выставки «Мишень» и (внимание!) гравюру Пикассо, выполненную им для монографии о грузинском примитивисте.