Эстетический тоталитаризм

Я только что вернулся из Японии, где провел пару дней на острове Наошима, превращенном усилиями выдающихся художников в один из самых известных музеев современного искусства в мире. Гармония природы и архитектуры, игры со светом, исследование формы и особенностей нашего восприятия, глобализация и история. В общем, все выглядело крайне симпатично, актуально и местами неожиданно. Настораживало только, что местная гостиница, выстроенная одним из идеологов проекта – великим японским архитектором Тадао Андо, напоминала комфортабельную тюрьму. Бетонные стены, бесконечные коридоры, двери с электронными замками, отсутствие телевизора и интернета в номерах. Идея Андо заключалась в том, чтобы принудить постояльца к созерцанию прекрасного, изолировав его от всего лишнего, временами от него самого. В специально арендованной зале нам не позволили передвинуть мебель, чтобы было удобней общаться. «Ее так расставил Мастер» – категорически отрезал служитель. «Это еще что, – сообщила мне знакомая австрийка по имени Надя, – пару лет назад я приехала к Андо обсудить один крупный заказ в Америке, и он отказался со мной встречаться, потому что я женщина. А речь шла о миллионах долларов». Наде пришлось общаться через жену Андо. Переговоры происходили так: в одной комнате сидела Надя. В другой – Андо, а между ними бегала его жена. С точки зрения Мастера – говорить с посторонней женщиной бессмысленно.

Остров Наошима действительно менял сознание, как и положено любому музею современного искусства, быть может, не вполне в ту сторону, на которую рассчитывали Мастер и его соратники.

Европейцы, как известно, всегда искали истину, суть вещей. Японцы – исследовали их форму. Вопрос о целях и средствах для Японии – пустой звук. Цель может быть достигнута только путем выбора правильных средств. На этом месте любой европейский интеллигент возрадуется, вспомнив Достоевского с его слезой ребенка. Но радость эта будет преждевременной.

Процесс или, точнее, процедура в Японии важнее конечного результата, главнее сути. Это страна инструкций, в чем вы убеждаетесь, едва переступив порог гостиницы, не пафосного Hayatt, конечно, а обычной, для своих. Каждый предмет снабжен инструкцией: унитаз, обладающий массой несвойственных унитазам функций, зеркало в ванной, прикроватное бра, будильник, факс, чайник, банный халат. Любое соприкосновение с внешним миром систематизировано, прописано, а в особо ответственных случаях – ритуализировано. Индивидуальность у японцев проявляется в умении следовать правилам. Аккуратно, без напряжения, с неизменной улыбкой и многократным поклоном. Диктатура формы вместо привычной нам диктатуры смысла. Ровно, как тот стол у Тадао Андо: не он для нас, а мы для него, эдакие элементы арт-композиции: люди за столом. Полагаю, что японская модель как нельзя лучше подходит для описания режима, сложившегося в нынешней России: у него нет идеологии, нет сущностей, зато есть форма, инструкции и процедуры. Может, это потому, что кто-то слишком увлекается дзюдо, которое, согласно древним, есть прежде всего «манера держаться».