Павел Круг.
Искусства без веры не бывает.
Гор Чахал. Троица, 2007.
На этой неделе на Винзаводе открылась выставка Гора Чахала «Хлеб и вино и мать-сыра-земля», с которой были сняты две работы – «Любовь» и «Солнце Правды, Добра и Красоты». «НГ» уже писала об этой ситуации на своем сайте в статье «Церковь напугала "Винзавод"». На вернисаж были приглашены представители духовенства, которые долго рассматривали работы художника, но, похоже, не нашли ничего предосудительного. Более того, по их инициативе в среду, 24 сентября, был организован круглый стол на тему «Церковь и художник: возможна ли духовная цензура?». Накануне этого события Гор Чахал согласился ответить на вопросы корреспондента «НГ» о современном искусстве и его связи с религией.
– Считаете ли вы снятие двух своих работ с персональной выставки проявлением цензуры? Если нет, то что это?
– Я не считаю, что в данной ситуации речь вообще идет о цензуре. И меня очень тревожит, что светские СМИ любые ситуации используют только для того, чтобы в очередной раз нападать на Церковь. Работы не были запрещены к показу, и, более того, вопрос не стоял о запрещении или разрешении. К сожалению, у меня нет сейчас текста запроса в Московскую Патриархию. Но смысл его был в том, что в выставке участвуют работы, в названии которых присутствует христианская терминология, и поскольку мы своей выставкой никак не хотели бы задеть чувства верующих и поскольку куратор выставки не является профессионалом в области богословия, то не могла бы Московская Патриархия дать свою оценку представленных на выставке работ с точки зрения правильности использования христианской символики. РПЦ пошла нам навстречу и сделала свое заключение, обратив внимание, что две упомянутые работы могут вызвать претензии у строгих ревнителей благочестия.
 Молитвенная концентрация в контемпорари-арт. Гор Чахал. Трисвятое, 2005 |
Впервые Церковь идет на какой-то диалог со светским искусством. Вместо того, чтобы поддержать и развивать его, светские СМИ раздувают очередной скандал о цензуре, который приведет только к еще большему ожесточению в обществе. Я с легкостью пошел на изъятие этих работ из экспозиции, поскольку они для выставки не имеют принципиального значения. Задача моей выставки – представить результаты научного эксперимента, а не показать конкретные работы, которые уже неоднократно выставлялись на других вернисажах.
– Не считаете ли вы, что известные выставки «Осторожно, религия!» и «Запретное искусство» в значительной мере предвосхитили сегодняшние события?
– Я говорю как раз об обратном. Выставки типа «Осторожно, религия!» и «Запретное искусство» как раз и вызвали сегодняшние события, и, боюсь, вызвали осознанно. Провокативные жесты по определению не могут служить развитию общества. Они лишь способны ожесточать его еще больше. Провокация – это зло. И это библейская истина.
– Объясните ваш тезис о том, что искусство религиозно по определению. Ведь многие считают, что оно, напротив, противостоит религии... Какие вы видите способы преодоления непонимания между людьми искусства и верующими?
– Дело в том, что на протяжении последнего столетия в философии и теории искусства последовательно и тщательно были разработаны дискурсы конца художественного высказывания, конца автора, конца интерпретации и в конечном итоге – конца искусства в его общепринятой, то есть секулярной, форме.
Так что если в конце концов сегодня еще существуют люди, искренне готовые заниматься искусством, ясно, что речь может идти только о признании ими факта возможности жизни после смерти. И получается, что искусство сегодня может быть по определению только религиозным. Формальных критериев качества современное искусство больше не имеет, его историческое (векторное) движение закончилось и входит в циклическую (реликтовую) фазу. Таким образом, если иметь в виду развитие, вернее – уже спасение системы искусства, то возвращение к живому источнику культуры представляется неизбежным. Мы вновь оказались у порога религии, веры, от которого секулярная культура когда-то отталкивалась. Мы уже были существенно обогащены разрушительным художественным опытом и практически напрочь утратили навыки культурного строительства.
Все революции неизбежно идут по одному сценарию. Но все во благо, слава Богу. Ведь и предательство Иуды послужило прославлению Христа.
Вообще, если глубже проникнуть в природу искусства, можно заметить, что действие художественного метода всегда заключалось в акте выявления. Художник являет воочию невидимое обыденным взглядом, осуществляет, опредмечивает явление, подчас вопреки общественному мнению и социальной реальности, он уверен в своей правоте. «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11:1). То есть оказывается, что искусства без веры не бывает ad hoc, и вопрос может стоять только о ее характере – человекобожеском или же богочеловеческом.
