Елена Семенова Маленький, игрушечный луноходик пробирается по поверхности Луны, которая вместо кратеров испещрена черными правильными кругами и напоминает желтую материю в горошек. Собственно, это материя и есть. В центре красного полотна стартует ввысь советская ракета. Черный пароходик тонет в песках высохшего Арала: причем на картине желтое пространство песка пестрит маленькими якорьками.
В затемненном зале – полотна синего, красного, оранжевого и белого шелка, расшитые диковинными птицами и цветами. В центре пространства – известные картины. Этот контекст как бы концентрирует на них внимание зрителя. Лики античных статуй или безмятежные юноши и девушки с шедевров эпохи Возрождения становятся героями серии «Счастье в садах», Саломея и Иродиада – героинями серии «Путешествия Оскара Уайльда».
Но вот – выстрел. Картина «Ноль Объект». Кажется, что полотнище черного, словно обугленного панбархата пронзила пуля. «Что может произойти в случае прохождения пространства через Ноль–Объект? Ноль–Объект является той дыркой от бублика, которая выворачивает пространство наизнанку». Это высказывание автора выставки, ныне покойного художника Тимура Новикова. И не случайно в ассоциативный ряд выстраивается знаменитая communication tube.
Тимур Новиков был активным деятелем неформального питерского художественного пространства конца XX века. Его жизнетворчество, выходящее за рамки живописи, вряд ли можно описать в одной статье. Если рассуждать энциклопедично, то художника классифицируют как основателя питерского неоакадемизма, если шире, его называют неутомимым двигателем творческого процесса, работающего в разных жанрах.
Новиков был другом, соратником и вдохновителем Бориса Гребенщикова, Виктора Цоя, Владимира Соловьева и иже с ними. Все сходятся в одном: это был человек необычной формации. Уже в молодые годы он осознавал себя частью художественно-исторического процесса. В ранний период Новиков рисовал питерские пейзажи. В разрез с популярным тогда в неформальной среде авангардизмом работы были сделаны в классической манере.
Затем, в силу того что диапазон интересов и творчества разрастался, художник последовательно «болел» авангардом, экспрессионизмом, примитивизмом. Позднее он уже сам придумал неоакадемизм, увлекся церковной вышивкой, шелкографией, стал работать с религиозной темой; провозгласил возврат к классическому искусству. То, что к концу жизни он ослеп из-за тяжелой болезни, современники считают особым знаком.
Помимо всего Новиков был организатором множества объединений, в том числе «Новые художники», «Новые композиторы», «Новый театр», Свободный Университет, «Клуб друзей Владимира Маяковского». Чтобы определить его роль в тогдашней атмосфере, друзья придумали название – господин оформитель. Он лепил форму не только в живописи, но в движении, музыке.
Им руководил принцип «всечества». Он участвовал в создании концертов «Поп-механики» и «Кино», в постановке фильма Владимира Соловьева «Асса», снимался в фильме «Рок», ставил балеты, спектакли, балы и показы моды. Он создавал музыкальные инструменты, самым знаменитым из которых стал утюгон, который Сергей Летов описал в своих поминальных записках.
Утюгон представлял собой кухонный столик. В столешницу были вбиты гвоздики, на которые гитарными струнами были подвешены старые чугунные утюги. Около струн на столешнице крепились гитарные звукосниматели, передававшие сигнал на усилитель и колонки. С другой стороны в стол были воткнуты кухонные ножи. Их вибрация также снималась звукоснимателями. При ударе по столу палочками получалось звучание электроусиленного ксилофона.
В 1980-е годы Новиков начал работать с тканью. На подковырки, что это, мол, не мужское занятие, он отвечал, что работа с текстилем наиболее близка к народному творчеству, к истокам. Он экспериментировал с пространством и масштабом, большое значение уделял линии горизонта. Знаки перспективы – кораблик, домик, солнце – превращали ткань то в гладь моря, то в пейзаж, то в небо. На выставке можно увидеть около 30 полотен-горизонтов и текстильных коллажей этого периода.
