«Возлюбившие чистое словесное молоко»

Проповедники молокан всегда опирались на Священное Писание.  В.В. Верещагин. Молоканин. Рисунок 1865 года

Разлив молоканства

Почти 50 лет ни светские власти, ни православное духовенство не обращали особого внимания на эти религиозные группы. Верующие описываемого нами исповедания не имели даже определенного названия. Только в 1765 году тамбовская духовная консистория в докладе Синоду присвоила общинам имя «молокания». Название такое было дано в связи с тем, что верующие православных постов не признавали, употребляя в оные скоромную пищу – молоко. Приверженцы религиозных общин не отказались от этого наименования, только вывели его из текста Нового Завета: «Как новорожденные младенцы, возлюбите чистое словесное молоко, дабы от него возрасти вам во спасение». Коль учение Христа – это духовное молоко, то верующие пришли к взаимному согласию именовать себя «духовными христианами-молоканами».

Бурный разлив молоканства наблюдался в Тамбовской губернии со второй половины XVIII века. Миссию главного организатора и вероучителя молокан взял на себя дворцовый крестьянин села Уварово Семен Уклеин. За особую любовь к Библии Уклеин почитался местным населением как «блаженный». Семен обладал даром живого проникновенного слова, умением непринужденно затевать увлекательные беседы на божественные темы. Занимаясь портняжным ремеслом, Уклеин избороздил Тамбовскую и Воронежскую губернии, проповедуя заодно христианскую веру, очищенную от обрядов.

В Притамбовье, в селе Горелом миссионерские пути Уклеина пересеклись с духоборческим проповедником Иларионом Побирохиным. Горельский проповедник был личностью незаурядной. По словам летописца, Побирохин «еще до принятия духоборчества известен был среди народа как большой начетчик, любивший рассуждать, преимущественно о делах веры». Учение духоборцев пришлось Побирохину по вкусу, и за его распространение он взялся с особым рвением. Однако во взглядах Побирохина и Уклеина обнаружились серьезные разногласия. Побирохин мало вникал в Священное Писание, считая Библию «большой хлопотницей». Уклеин же, напротив, пришел к твердому убеждению, что только Библия служит единственным источником богопознания. На этой почве произошел раскол между двумя проповедниками.

Своих духовных единомышленников Уклеин увидел в лице молокан и вскоре стал признанным лидером молоканского движения. Он отобрал себе в ближайшие помощники 70 учеников, разворачивая с ними миссионерскую деятельность по всей Тамбовской губернии. Набравшись опыта, Уклеин вырос в популярного народного проповедника и своеобразного богослова. Он взял на себя труд по разработке вероучения молокан. Уклеинский «Символ веры» включал в себя 25 пунктов, которые в предельно простой и лаконичной форме излагали общехристианскую догматику и специфически молоканские традиции. Один из пунктов гласил, что «истинная Христова Церковь существовала только до IV века, пока Вселенские соборы и учители Церкви произвольным толкованием Библии не извратили христианство и не смешали его с язычеством».

Приведя в систему молоканское понимание Священного Писания, Уклеин задумал повысить уровень духовного пения. Одаренным певцам он вменил в обязанность «прислушиваться к простонародным песням и на лучшие напевы перелагать псалмы». Благодаря стараниям Уклеина в молоканских общинах закрепилась своеобразная певческая традиция. Молокане поют библейские псалмы и другие тексты Священного Писания в народной старорусской манере с подголосками без музыкального сопровождения.

Проповедник призывал своих последователей изо дня в день читать и изучать Библию. Традиция самостоятельного изучения Священного Писания существенно влияла на повышение грамотности членов молоканских общин. К тому же практически каждый молоканин имел право на участие в проповеди, что служило стимулом для усердного самообразования.

Молоканские семейства отличались от остального населения успешным ведением домашнего хозяйства. Детей с малолетства приучали к труду и полезным занятиям, абсолютную трезвость считали нормой христианской жизни. В дни воскресные и праздничные все от мала до велика включались в духовный труд, участвуя в богослужебных собраниях и интеллектуальных беседах. Естественно, такой гармоничный и здоровый образ жизни не мог не сказаться на хорошем материальном благосостоянии молоканских общин.

Поворотной вехой в многообразной деятельности Уклеина стала предпринятая им смелая миссионерская акция. В окружении 70 учеников с громогласным пением псалмов и проповедями Уклеин проследовал по главным улицам губернского города Тамбова. Торжественный «крестный ход» молокан приостановила полиция. Зачинщик был посажен в острог, но примерно через год его выпустили на свободу.

Освободившись из заключения, Уклеин переходит на положение странствующего проповедника. Он проповедует в тамбовском селе Рассказово, затем в селе Пески Новохоперского уезда и на длительное время переходит в Саратовскую губернию, где останавливается в селе Дурникино Балашовского уезда. Более половины жителей этого села вместе со священником Саввой Ивановым решили войти в круг его последователей. Уклеин на несколько лет обосновался в Дурникино, купил дом, обзавелся хозяйством и отсюда совершал миссионерские поездки по Саратовской губернии. Привыкший к постоянной перемене мест, охваченный жаждой неограниченного проповедничества, Семен удаляется из Балашовского уезда. Он переносит свою деятельность в окрестности Астрахани, на земли донских казаков, на Кавказ.

На склоне лет Уклеин возвращается в Тамбовскую губернию и в 1809 году заканчивает жизненный путь в родном селе Уварово. В трех губерниях – Тамбовской, Саратовской и Воронежской – проповедник приобрел более 5 тыс. последователей.

Одним из первых духовную эстафету от Уклеина принял Семен Швецов, уроженец села Рыбное Моршанского уезда. Человек торговый, практичный, он в то же время имел врожденный дар проповедника. Основным полем для пламенной проповеди Швецов избирал большие базары. Уверенный в своей богоизбранности, проповедник решительно входил в гущу торговых рядов и, прижимая Библию к груди, восклицал:

– Мы нашли истину! Святая Библия открыла нам глаза! Писание учит нас поклоняться Богу в духе и истине, а жить в любви и мире! Бог будет нам помощником!

– Учи нас, мы твои! – ответствовал народ, обступая проповедника.

Не ограничиваясь одним Моршанским уездом, Швецов разъезжал по всей губернии, успешно совмещая дела купеческие с духовной миссией. Упоминая о проповеднических трудах Швецова, исследователь самобытных религиозных течений Федор Ливанов отмечал: «После Уклеина это одно из тех лиц, которое имеет равное с Уклеиным значение в истории тамбовских молокан. Его большая память, ловкость и умение нападать на слабую сторону православия, начитанность в Библии, разнообразие сведений, практичность воззрений и самоуверенность в словах давали ему право на успех в слушателях. Цитаты библейские из уст его лились как бы сами собою, но более всего в речи его кипело желание отыскать и высказать истину».

По стопам Семена Швецова следовали его ближайшие и отдаленные потомки. Почти сотню лет сородичи Швецова неустанно подвизались на проповедническом поприще. Сельчане уважали представителей рода за примерную христианскую жизнь, трудолюбие, хозяйственную сметку и трезвость. Швецовы вносили ощутимый вклад в развитие многоотраслевой хозяйственной жизни Тамбовщины. Они сооружали плотины на реках, строили и пускали в ход мельницы. Когда кто-либо из Швецовых обращался к власть имущим с ходатайством в защиту притесняемых молокан, чиновники к ним прислушивались. Ведь Швецовы из года в год были крупными поставщиками хлеба для Тамбовской и других губерний. Родоначальник молоканской династии Семен Швецов избирался городским головой, награждался медалью за вклад в хозяйственное развитие края.

На духовной ниве у Семена Швецова были достаточно известные соработники. Удельный крестьянин Афанасий Никитин из Спасского уезда, славившийся своей грамотностью и начитанностью, присоединился к молоканам, «желая более познать закон Божий и отыскать настоящую истину». Ему удавалось в течение одной беседы обращать в новую веру десятки душ. Ревностный проповедник в 1824 году был отдан под суд. А через год умер в заключении.

Моршанский, Шацкий и Спасский уезды в 1780-е годы были полем проповеднической деятельности Гавриила Войкина. Когда Войкин узнал, что губернское духовенство готовится принять меры для пресечения его миссии, он покинул Тамбовщину.

Молоканскому проповеднику Никифорову Васильеву, удельному крестьянину Спасского уезда, преследований избежать не удалось. Его судила Уголовная палата в 1824 году вместе с Афанасием Никитиным. Суд приговорил 62-летнего проповедника к позорной экзекуции – наказанию плетьми. Но по прошению министра внутренних дел и Святейшего синода царь повелел отправить Войкина в монастырь на покаяние.

Верующие заменяют обряды и таинства беседами на духовные темы и традиционными трапезами. Фото из личного архива С.П. Петрова

Многие молоканские семейства из-за постоянных стеснений и неуверенности в завтрашнем дне ходатайствовали перед властями о переселении в Таврическую губернию. У властей на сей счет тоже имелись свои практические соображения. Государственные чиновники имели возможность на землях Таврии изолировать исповедников иной веры от православного населения. Кроме того, требовалось меньше расходов на хозяйственные нужды отечественных переселенцев по сравнению со средствами, выдаваемыми иностранным колонистам.

Просьбы молокан принимались к рассмотрению, но дела вершились долго, хлопотно и с риском для просителей. А в некоторых случаях, наоборот, чересчур скоропалительно. Опять же с ущербом для молокан. Когда несколько молоканских семейств из сел Троицкая Дубрава и Пахотный Eгол Тамбовского уезда возжелали покинуть насиженные места, местные власти начали долгое расследование на предмет того, как они могли заразиться молоканством. Когда со временем выяснилось, что «секту молоканскую они содержат по научению родителей», просьба их была удовлетворена.

А вот случай иного рода. Трое молокан из села Новое Устье Моршанского уезда Андрей, Максим и Петр Болотины были преданы суду за то, что они якобы взяли в жены православных девиц без их на то согласия. Суд приговорил Болотиных к наказанию плетьми за «совращение православных в молоканскую веру». Когда дело дошло до Александра I, монарх распорядился наказание отменить и выслать их со всем родством в Таврическую губернию. Глава династии Климентий Болотин писал прошение министру внутренних дел Виктору Кочубею об отсрочке выезда с родных земель. Представители рода Болотиных были людьми весьма состоятельными. Кроме добротных жилищных построек они владели заводом и ветряной мельницей. Для распродажи имущества требовалось немало времени, но министерство на уступки не пошло.

Не нашло желаемого отклика у властей предержащих и прошение 17 влиятельных молокан Тамбова. Это были богатые купцы, а некоторые из них занимали солидные должности в городских учреждениях. Делами по выборам заведовал купец Федор Малин, в тамбовской Палате уголовного суда служил заседателем Иван Попов, госслужащим по ценообразованию состоял Егор Опарин. Тамбовские купцы в апреле 1819 года просили губернатора о «свободном вероисповедании на месте их жительства» и о «запрещении священникам Греко-Российской Церкви входить в дома их». Канцелярия губернатора затеяла по этому поводу длительную переписку с МВД и кабинетом министров. Через несколько месяцев вышло постановление правительства: «Означенную просьбу тамбовских молокан нельзя выполнить, но они могут переселиться на Молочные воды к своим собратьям. А Малина, Попова и Опарина удалить от должностей». 12 августа 1819 года царь утвердил это постановление.

В отношении тех молокан, которые изъявляли желание переселиться в Таврию, неизменно проводилось тщательное поголовное дознание. Местные власти старались во что бы то ни стало выяснять, каким же образом эти лица стали инаковерующими. Об экономических крестьянах Тамбовского уезда села Верхне-Спасского Прокопии Горелкине, Иване Корчагине, Семене Андрееве полицейские чиновники сообщали, что они «сию веру приняли через чтение Священных книг и слушание проповедей в церкви». В 1820 году губернатор пишет донесение министру внутренних дел о том, что в Тамбовской губернии объявилось 187 душ молокан обоего пола. Губернатор уточняет, что 164 человека из них «приняли секту по внушению родителей», а 23 стали молоканами «от слушания и чтения Библии и других священных книг».

Историк Корецкий характеризует всплеск молоканства на Тамбовщине как «широкое демократическое движение, охватившее разные слои города и деревни». У некоторых историков бытует мнение, что время правления царя Александра Павловича было золотым веком для «сектантства». В такой оценке есть изрядная доля преувеличения. Существенные послабления с высоты монаршего трона духоборцы и молокане получили, но свобода отнюдь не была беспредельной. А после ухода Александра I в мир иной и эта пусть относительная, но жизненно необходимая свобода стала исчезать из обихода.

Закат «золотого века сектантства»

Новый российский самодержец Николай I придерживался политики ужесточения мер против распространения религиозного инакомыслия. Следуя монаршей воле, государственная машина изобретала всевозможные способы для подавления свободного религиозного поиска. 1 ноября 1830 года в адрес тамбовского губернатора из Министерства внутренних дел пришло пространное предписание:

«Государственный Совет, для руководства о духоборцах, иконоборцах, молоканах, иудействующих и других, признанных особенно вредными ересями, постановил следующие правила: 1. Всех вышеизложенных, изобличенных в распространении своей ереси и привлечение к оной других, также в соблазнах, буйствах и дерзостях против церкви и духовенства правой веры, предавать суду. 2. Признанных по суду виновными в упомянутых действиях отдавать, буде годными, в солдаты, обращая на службу в Кавказский корпус, а при неспособности к службе, равно как и женщин, отсылать для водворения в кавказские провинции. 3. Главное в Грузии начальство имеет назначить места, кои найдет оно для поселения сих людей более удобными, столько и в уважении пресечения им способов к распространению раскола. Если кто обратится в православие, то их возвращать во внутренние губернии. Если казаки-духоборы вернутся в православие, то возвратить их к войску. Если кто вновь перейдет в раскол – по суду отсылать в Закавказские провинции безвозвратно».

Путь в Таврию для молокан и духоборов теперь был закрыт. Там они могли обустроиться вполне благополучно. В Закавказье среди гор и ущелий ссыльным по суду за веру грозило жалкое существование.

Тамбовские суды не отставали от общероссийской кампании. Местных молокан и духоборов присуждали к высылке в Закавказье, к заточению в монастырские тюрьмы, у них отбирали детей и насильно крестили по православному обряду. Зажиточным иноверцам запрещалось нанимать работников из числа православных. Во многих молоканских общинах довольно успешно работали домашние школы, где обучались не только дети единоверцев, но и отпрыски православных семей. В 1836 году такая школа по распоряжению властей была закрыта в Рассказове.

Почти ежегодно на места по линии МВД от монаршего престола шли циркуляры «О мерах к преграждению распространения секты молокан». Дело доходит до запрета молоканских собраний в так называемых сборных избах и в частных домах. Местному начальству предписывалось организовывать слом «сборных изб». Молоканам запрещается вступать в купеческие гильдии, переходить из крестьянского общества в городское, накладывается запрет на свободное перемещение по стране.

Немалую роль в борьбе с инаковерием играли представители высшего духовенства. Так, епископ Тамбовский и Шацкий Арсений (Москвин) через священников на местах отслеживал поведение молокан и строчил донесения в канцелярию тамбовского губернатора, если они в чем-либо нарушали ограничительные распоряжения властей. Кроме того, Арсений отрядил 35 миссионеров с зарплатой в 200 руб. в год для соответствующей работы с инаковерующими христианами.

В отчете тамбовского губернатора за 1839 год, направленном в МВД, отмечалось, что «главное гнездо молокан находится в Тамбовском уезде, в селе Рассказове». Вскоре из МВД для обследования Тамбовского края на предмет наличия в нем множества религиозных толков прибыл специальный чиновник. По его изыску было установлено, что количество молокан в Тамбовской губернии достигает 40 тыс.

Несмотря на усиление притеснений со стороны светской власти и духовенства, Тамбовщина к середине XIX столетия оставалась одним из главнейших очагов молоканства в Российской империи.