Нет посредника, кроме кинокамеры

Месгел, эфиопский православный праздник в завершение сезона дождей, посвящен обретению Креста Господня равноапостольной Еленой. Кадр из фильма «Танцующая трава. Сбор тефа в горах Тиграи». 2019

Международный фестиваль визуальной антропологии «Камера-посредник» прошел в Москве в девятый раз. Общечеловеческое единство в повседневности, которое оказывается в центре внимания его участников – одновременно, как правило, и режиссеров, и сценаристов, и операторов, – проявляется по-разному. И среди этих проявлений на первом месте – религиозность и вера, их постоянное, зримое присутствие.

Что такое визуальная антропология? Фестиваль ставит цель познакомить зрителей с жизнью людей в самых отдаленных уголках земного шара и установить экранный диалог с ними, показать универсальность законов человеческого бытия в единстве и многообразии мировых культур. Название продиктовано его концепцией, а в центре последней – ответственность человека с камерой, которого сложно даже назвать режиссером, перед своими персонажами и своими зрителями, которых он приглашает войти через экран в незнакомый им мир чужой повседневности.

Тем не менее его участники – в первую очередь антропологи: фестиваль организован специалистами Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН и МГУ им. М.В. Ломоносова. На экране по большому счету отчеты этнографических экспедиций, смонтированные и подготовленные к презентации полевые дневники исследователей. Но насколько же доступнее делает их переход от языка академической статьи к видеоряду!

Из разных уголков света организаторы получили около 260 лент. Из них были отобраны 32 фильма: 18 попали в основную программу, демонстрировавшуюся в Инженерном корпусе Третьяковской галереи в Лаврушинском переулке, а 14 – в дебютную, которая была доступна на сайте фестиваля. В последнюю вошли «Ненаписанные письма» (Макс Блохинг, Абд Аль-Рахман Дукмак, Германия, 2020). Этот фильм, в котором «человек верующий» проявляется, видимо, самым неожиданным образом, автору этой статьи довелось перевести.

Перевод – несомненно, отдельный жанр, ведь тому, кто перелагает содержание фильма на другой язык, непросто найти пространство для маневра и собственного видения текста. Тем сложнее и интереснее становится задача перевода в такой особенной кинематографической области, как визуальная антропология.

Вот на экране немецкий режиссер печатает на ноутбуке сценарий будущего фильма, который снимает вместе со своим героем и соавтором. Буква за буквой перед зрителем появляется небольшая житейская драма. Абд живет в Бейруте. Он только что окончил университет. Груз обстоятельств для него как сирийца становится невыносимым. Он задается экзистенциальными вопросами о жизни, смерти, своих мечтах и своей страсти – кино.

Абд – персонаж в собственной истории на экране на нескольких уровнях. И самый глубокий из них – заглавные «ненаписанные письма», воображаемые разговоры с погибшим несколько лет назад другом из родной Сирии. Каждое из них – отдельный жизненный сюжет. Но есть и лейтмотив: «Если бы мы вернулись назад во времени, поступали бы мы так же? Скандировали бы мы те же религиозные и политические лозунги, ни в один из которых я больше не верю?.. Некоторые говорят, что люди, которые покинули нас, дают нам мотивацию и силу продолжать борьбу. Я таким отвечаю: те, кто нас покинул, заставили меня остановиться».

Это признание напоминает молитву – в данном случае столь же личное обращение к несуществующему слушателю, сколь и лишенное всякой конфессиональности. Но как перевести молитву? Должен ли ее перевод быть простым подстрочником, чтобы не исказить смысла, или переводчику стоит как бы молиться вместе с персонажем, передавая настроение нескольких эпизодов, структурирующих ленту?

Так кроме камеры между зрителем и персонажем появляется еще один посредник. Необходимый, хотя скорее всего нежеланный. Их и так многовато: общаться с авторами фильмов в кинозале приходилось, как правило, при помощи видеосвязи и перевода вопросов и ответов сначала на английский, а потом – на родной для них язык.

«Тохоку моногатари» – неспешная и медитативная лента о японских женщинах-медиумах и местности, в которой они живут. Кадр из фильма «Тохоку моногатари». 2020

А вот «Тохоку моногатари» (Илария Векки, Великобритания–Япония, 2020) – лента неспешная и медитативная. Таким и положено быть фильму о японских женщинах-медиумах и местности, в которой они живут.

«Танцующая трава. Сбор тефа в горах Тиграи» (Митику Габрехивот, Эфиопия, 2019) – фильм буквально о хлебе насущном: основной эфиопской зерновой культуре, тефе. Просеивая зерно, крестьяне покрывают им три камня, символизирующие Святую Троицу. Смирный ослик ввозит злак на городской базар, будто Христа в Иерусалим. Месгел, эфиопский православный праздник в завершение сезона дождей, посвящен обретению Креста Господня равноапостольной Еленой. По преданию, во сне ей явился ангел и велел разжечь огромный костер, дым от которого указал на святыню. Поэтому в этот день крестьяне жгут костры.

Такой элемент придает ему сходство одновременно и со спожинками, и с Масленицей – славянскими празднованиями, знаменующими начало и конец сельскохозяйственного сезона. А эфиопские христиане на экране походят на австралийских старообрядцев, которым посвящен фильм «Старая вера – новая земля» (Сергей Головецкий, Россия, 2019).

Обобщая – для фильмов «Камеры-посредника» нет незначительных деталей, нет неважных тем. И даже режиссером может быть главный герой, как в немецко-сирийских «Ненаписанных письмах». Такого рода фильмы стало трудно снимать во время пандемии, но для подхода к работе она открыла невиданные возможности: автодокументы эпохи коронавируса, ролики из Instagram и Zoom ждут своих исследователей и документалистов. И в них совершенно точно не будет недостатка в проявлениях всех сторон «человека верующего».