(М)Ученики школьного дьявола

Одноклассница Лида первой удостоилась индивидуальной проповеди Вениамина. Кадр из фильма

Жаль, конечно, что у российских драматургов не нашлось актуальной пьесы, затрагивающей тему религиозного фундаментализма и Кириллу Серебренникову пришлось обратиться к немецкоязычному произведению Мариуса фон Майенбурга «Мученик». Двойной ремейк пьесы, впервые поставленной в Берлине, послужил сценарной канвой для фильма, ведь до съемок «Ученика» Серебренников показал «(М)ученика» на сцене Гоголь-центра. С другой стороны, суть фундаментализма везде одна, потому и ответ на него будет примерно одинаков.

В фильме налицо мощный антиклерикальный посыл (точнее, посыл против клерикальной идеологизации), но он лежит на поверхности, никак не объясняя сюжетную структуру «Ученика». Авторизовав первоисточник вплоть до обрезания буквы в переводе названия, Серебренников добился неожиданного эффекта, который отсутствует в оригинале и пока не разгадан критикой. Речь идет о главной коллизии: кто же здесь ученик и кто соответственно учитель?

С первого взгляда вроде ясно, что учеником является безропотный изгой Григорий Зайцев, влюбившийся в своего одноклассника проповедника Вениамина Южина. Тогда, получается, фильм о нем, и хромой школьник Гриша выступает в главной роли. Вся кипучая деятельность, развернутая Вениамином, – только фон для того, чтобы показать безответную однополую любовь, обогащенную гипотезой о гомосексуализме Иисуса и апостолов. Такое прочтение вполне допустимо для пьесы фон Майенбурга, общественная позиция которого неотделима от протеста против дискриминации сексуальных меньшинств. Но мы говорим о фильме «Ученик», а не о пьесе «Мученик», поэтому не стоит торопиться с выводами.

Второй вариант ответа: ученик – это сам Вениамин. Здесь другая проблема: чей он ученик? Иисуса? Хорош тогда учитель, если его ученик беснуется, лжет, задумывает убийство и в конце концов убивает. Тогда чей же ученик Вениамин – дьявола? Больше похоже на то, а поведение Вениамина сильно напоминает антихриста, каким тот представлен в церковном предании. Ведь главное значение его имени: «тот, кто ставит себя на место Христа». Вениамину доставляет явное удовольствие отождествление себя со Спасителем. Так, он совсем не против сравнения себя с Христом, а Гриши – с «любимым учеником». Евангельская «клеть» для молитвы (Мф 6:6), которую Веня наскоро оборудует из своей комнаты, практически сразу превращается в «потаенную комнату» для обольщения избранных (Мф 24:26).

Вообще центральные события фильма – ключи к его разгадке: создание черной комнаты и водружение креста в школе. Здесь полностью соблюден канон так называемой черной магии, отраженной в семантике народных заговоров. Вначале заклинатель создает контролируемое им пространство, модель мироздания, где объявляет свою волю, а затем переносит эту волю в центр вселенной – в случае «Ученика» – школьный зал, где Вениамин прибивает изготовленный им крест. Причем прибивает криво, как справедливо замечает наблюдавшая за этим процессом учительница.

Окружающие вольны только наблюдать за действиями Вениамина. Так и должны себя вести профаны в присутствии посвященного. Это люди-муляжи, они лишены собственной воли, потому что уже давно и добровольно отдали ее: кто за карьеру, кто за иллюзии, кто за удовольствия.

Несмотря на сильное основание в религиозной культуре, такая смысловая конструкция противоречива: то, что Вениамин – это ученик дьявола, никак не исключает того, что его учеником, в свою очередь, является мученик Григорий. При этом, если судить по поступкам, Гриша никак не ученик Вениамина, а скорее учитель. «По тому узнают все, что вы мои ученики, если между вами будет любовь» (Ин 13:35).

Гриша – это единственный человек в фильме, действия которого хоть как-то удовлетворяют евангельскому стандарту любви. Может показаться даже, что он и есть сама любовь. Григорий терпит поношения, прощает обидчикам, входит в положение абсолютно всех, с кем сталкивает его судьба, он, как любовь, никогда «не перестает» и не взирает ни на какие ограничения, кроме границ чужого достоинства. Наконец, его нежность к Вениамину воспринимается не только в узком чувственном смысле, но шире – как боль за запутавшегося в себе друга, которого Гриша хочет спасти. Спасти, приняв условный язык его бытия. Когда Григорий плачет после акта «агрессивного миссионерства» в черной комнате, то плачет от невозможности достучаться до сердца Вениамина. То, что Гриша неизмеримо глубже понимает Вениамина, чем тот его, Серебренников демонстрирует мастерски.

Куда ни взгляни, Григорий везде предстает гораздо более опытным в бытии человеком, чем Вениамин. Гриша принимает роль опекаемого, которую предлагает ему Вениамин, сразу улавливает фарс со своим угощением и готов активно подыгрывать незадачливому покровителю. Да и «миссия» Вениамина, приведшая к подчинению ему целой школы, начинает приносить плоды лишь после того, как эти двое вступают в диалог.

Евангельская, да и вообще традиционная символика, никак не исчерпывает фабулу картины. «Мне все равно, что сказано в Библии», – бросает Вениамину учительница биологии Елена Львовна. Хотя ссылки на Священное писание возникают на экране буквально, в виде титров, это все-таки не христианское, а постхристианское произведение, и Гриша никак не благочестивый образец для подражания. Да, Григорий – скрывающий себя учитель жизни (недаром Елена Львовна советуется с ним, как на ней сидит шлем – деталь, значимая для сюжета), но, как всякий учитель, он с неизбежностью учит не только добру, но и злу, иначе не возникнет контакта.

Известно, что люди с нормальной психикой (а психическое здоровье Григория даст фору любому из персонажей фильма), но с ограниченными физическими возможностями нередко развивают в себе манипулятивные способности. Если взглянуть на отношения Гриши и Вени с этой точки зрения, то многое предстанет совершенно в ином свете. Например, эпизод с «целительной практикой» в классе, когда они были обнаружены своей одноклассницей Лидой. Ведь этим наш «Иоанн» (кем нарекает Гришу Вениамин) «отбивает» своего любимого «Иисуса»-Веню у потенциальной «Магдалины»-Лиды. Последняя Вениамину явно небезразлична, Лида удостоилась индивидуальной проповеди даже раньше Гриши и сохраняет славные Венины деяния (правда, не в сердце, а в памяти телефона).

Манипулятор от бога, Гриша хочет полностью заполнить собой внутренний мир Вениамина, он играет им практически как вздумает. Григорий подсказывает своему ученику-«учителю» идею с убийством биологички Елены Львовны, когда видит, что тот всерьез зациклился на борьбе с этой преподавательницей. Подсказывает, желая шокировать его и тем самым пробудить, но на деле еще больше утверждает Веню в гордыне вседозволенности.

Возникает большой соблазн объявить Григория антихристом, человеком, замещающим в глазах верующего (то есть Вениамина) подлинного Христа. Однако этому мешает существенный момент: явление воскресшего Григория Елене Львовне. После своего убийства он возникает перед учительницей биологии, как некогда Иисус возник перед Марией Магдалиной. Теперь он действительно добивается пробуждения. Елена Львовна освобождается от начетничества, коим заразилась от Вениамина, пытаясь гасить бензином полемики его пылающий пророческий угль. Вспоминается ремарка евангелиста о том, что Иисус изгнал из Магдалины семь бесов. Узрев воскресшего «Христа»-Григория, «Магдалина»-Елена сознает всю тщетность попыток победить Вельзевула силой самого Вельзевула и возвращается к профессиональному долгу – быть учителем светской школы в светском государстве.

Поэтому ученик здесь Елена Львовна. Сначала ученик лжепророка – Вениамина. Это ученичество фактически разрушает жизнь Елены, как, надо думать, служение бесам разрушило жизнь Магдалины. Она теряет покой, уважение коллег и напоследок – любимого бойфренда. Превращает свою комнату в подобие Вениной, только если тот сдирал обои, эта, наоборот, расклеивает бумажки с цитатами. Когда Гриша предстает перед ней воскресшим, к Елене словно возвращается сознание, она всё начинает видеть в правильном свете.

Сопоставление женского пола Елены с мужским родом «Ученика» приводит на память фрагмент апокрифического Евангелия от Фомы, где Симон Петр требует от Иисуса, чтобы Магдалина покинула общину, «ибо женщины недостойны жизни». Тогда Христос отвечает: «Смотрите, Я направлю ее, дабы сделать ее мужчиной… Ибо всякая женщина, которая станет мужчиной, войдет в Царствие Небесное» (Фм 114). Магдалина не ученица, она ученик Христа.

Кто же в этой перспективе Вениамин? Ровно тот, кем он обозвал Григория, – Иуда. У Вени не хватило духу ни самому убить Елену Львовну, ни принять любовь своего учителя-манипулятора Григория, да и вообще чью бы то ни было любовь: матери, Лиды, отца Всеволода, который на самом деле очень к нему проникся.

Для Григория же его смерть является индивидуальным искуплением и трансформацией. Колдун, живущий на отшибе социума, манипулятор божьей милостью, антихрист, превращается в невинного агнца. Своими манипуляциями он довел Вениамина до настоящего религиозного психоза, превратил его в исчадие ада, смертельно опасное для окружающих. Но он же стал его первой и, будем верить, последней жертвой.

Фильм Кирилла Серебренникова является тщательно выверенной, остроактуальной гиперболой о том, как противостоять экспансии религиозного фундаментализма, свидетелем чего мы являемся сегодня в мировом масштабе. Противостояние людям, готовым убивать и умирать, потребует жертв. Каких именно – зависит от нашей способности вовремя отказаться от манипулятивных стратегий. Как в личном поведении, так и в массовой пропаганде.