Андрей Терентьев
Далай-лама в свои годы продолжает быть неформалом в политике, религии и культуре: 28 июня он выступил на рок-концерте в Гластонбери (Великобритания). Фото Reuters
Лхамо Дондуп родился 6 июля 1935 года на северо-востоке Тибета в деревушке Такцер. Родился он в крестьянской семье и уже в трехлетнем возрасте был распознан перерождением предыдущего, XIII, далай-ламы. При принятии монашеских обетов он получил новое имя – Тензин Гьяцо, под которым и стал известен человечеству. Далай-лама (учитель – океан [мудрости]) – титул теократических правителей Тибета, считающихся земными воплощениями бодхисаттвы сострадания, Авалокитешвары (тиб. Ченрези).
Хотя буддизм, старейшая из мировых религий, не является централизованной системой, далай-лама в современном буддизме – наиболее весомая фигура. Более того, нынешний далай-лама, лауреат Нобелевской премии мира (1989), стал одним из самых известных людей на планете – как воплощение миролюбия, духовной мудрости, нравственной чистоты. Эту славу ему принесли титанические усилия противостоять трагической судьбе его страны мирными, духовными средствами. А началась эта трагедия, когда 80-тысячный контингент армии Китая вторгся в пределы буддийского Тибета, вооруженные силы которого составляли всего несколько тысяч человек, и «мирно освободил» его. Мировое сообщество слегка повозмущалось, ООН приняла пару резолюций в защиту прав народа Тибета, но тем дело и кончилось.
Далай-лама, оставаясь в Тибете номинальным главой, шел на компромиссы, пытался сотрудничать с новыми властями, встречался с председателем Мао (который поначалу произвел на него такое сильное впечатление, что юный далай-лама чуть было не вступил в китайскую Компартию), пытался успокаивать народное недовольство, но китайская армия вела себя настолько жестко, что в 1959 году произошло стихийное народное восстание, которое не смог сдержать даже далай-лама – и тибетскому правительству пришлось бежать. За далай-ламой ушло в Индию через Гималаи более 100 тыс. тибетцев, в том числе большая часть высшего духовенства.
Об этом и последующих событиях далай-лама довольно подробно рассказал в своих автобиографических книгах «Моя страна и мой народ» и «Свобода в изгнании», доступных на русском языке. Читаются эти книги как приключенческий роман. Представить только: юноша из застывшей в Средневековье мистической Страны снежных гор, который обучался лишь медитации, буддийским принципам любви и сострадания ко всему живому и философии пустоты и был совершенно несведущ в мирских делах, был вынужден в 15-летнем возрасте (17 ноября 1950 года) принять на себя всю полноту государственной власти в своей стране, в момент когда в нее входили стократно превосходящие силы соседнего государства и начинали разрушать национальные традиции и накопленные за тысячелетие культурные ценности... Удивительно, как сдержанно описывает эти события далай-лама в своих автобиографических книгах и как стремится избежать возбуждения ненависти к китайцам, понимая, что зло не победить злом! Ведь и во время, и после массовых убийств и пыток его соотечественников, разрушения тысяч монастырей, издевательств над монахами, уничтожения целых библиотек древних рукописей и прочих святынь он никогда не призывал поднять руку на китайцев, а, напротив, оставался твердым сторонником ненасилия и применил весь свой авторитет для остановки безнадежного партизанского движения в стране. За это, наверное, и дали ему Нобелевскую премию мира.
Оказавшись в эмиграции и став гражданином мира, за пару десятилетий познакомившись с западной цивилизацией, Тензин Гьяцо не мог не заметить болезни нашего общества, и, видимо, здесь и начала вызревать его идея духовной революции. В 1984 году он отмечает: «Ни одному из предшествующих поколений не выпадало столько плохих вестей, как нам: это постоянное чувство страха и напряженности может заставить любого чуткого и сострадательного человека всерьез усомниться в поступательном развитии современной цивилизации. Наука и техника... не могут заменить те вечные духовные и гуманистические ценности, которые в основном определяли развитие мировой цивилизации во всех ее известных на сегодня национальных формах».
Какие же «вечные ценности» имеет в виду далай-лама? Нет, вовсе не буддийские и вообще не религиозные. В отличие от большинства других религиозных мыслителей, он считает, что «вообще не имеет особого значения, религиозны люди или нет. Куда важнее, чтобы они были хорошими людьми». По мнению Тензина Гьяцо, «для решения общечеловеческих проблем необходим всеобщий гуманизм: опора мира на земле – сострадание, и каждый разделяет всеобщую ответственность за происходящее».
Это ключевая идея: нужно помнить, «по ком звонит колокол», и видеть в окружающих не врагов, а друзей. Из осознания нашей взаимозависимости с другими с железной необходимостью следует отказ от эгоистичности. Особенно сложно бывает разглядеть порочность различных форм группового эгоизма, которые, как бы отходя от индивидуализма, подпитываются мощью альтруистических энергий, выдвигая на первый план коллективные ценности типа «наша семья», «наша команда», «наш город» и т.д. При такой фразеологии и формировании менталитета, как у футбольных фанов, наш эгоизм усиливается за счет неиндивидуалистической фразеологии.
Но далай-лама напоминает: «У нас должно быть понимание общности жизненного процесса, в котором счастье или слава одного человека или группы не могут быть достигнуты за счет других». Особенно ярко эти идеи высвечиваются в его последних работах, таких как «Этика для нового тысячелетия» или «За пределами религии», в которых он вновь страстно призывает отставить на второй план религиозные догмы, которые разделяют людей, и руководствоваться общечеловеческой моралью.
Одной из наиболее актуальных его идей мне представляется простая в общем-то мысль (подтвержденная экономическими исследованиями последних десятилетий), что на данном уровне мировой интеграции не только отдельным людям, но и странам просто невыгодно подчинять, принижать своих соседей. Мы будем чувствовать себя более безопасно и комфортно, если наши соседи будут богаты и счастливы. Мы будем счастливее, испытывая доброжелательные чувства, а не ненависть к другим.
Вот это качество – отсутствие ненависти к «врагам» – может показаться необычным до неестественности, но в буддизме это стандарт. Одна из основ учения Будды – ровно доброжелательное отношение ко всем существам, и ничего удивительного, что далай-лама с детства впитал эти идеи всей душой. Будде чужды евангельские слова «кто не со мной – тот против меня»; в буддизме акцентируется то, что людей объединяет (наше общее стремление к счастью), а не то, что разделяет – будь то вера, цвет кожи или взгляды. Искренность далай-ламы понимают в глубине души и его китайские оппоненты: были уже случаи, когда китайские руководители, неустанно ругавшие далай-ламу при жизни, в завещании просили, чтобы он за них молился, что он неизменно и делал.
Среди мыслей Тензина Гьяцо, относящихся собственно к религии (если говорить о буддизме как о религии, с чем далай-лама обычно не соглашается, предлагая свое понимание буддизма как науки о сознании), отмечу хотя бы одну – антимиссионерский характер буддизма. Когда я впервые услышал, как далай-лама рекомендует нашим соотечественникам не переходить в буддизм, а оставаться в православии (если они в нем находятся), я подумал: «Какой современный подход!», но через несколько лет встретил точно такую же фразу в речах предыдущего, XIII, далай-ламы, сказанную в начале ХХ века.
Впервые увидеть далай-ламу мне довелось в 1979 году, во время его первого, конфиденциального, визита в СССР. Тогда помимо Москвы он посетил только Иволгинский дацан в Бурятии, где провел двухчасовую церемонию и благословил верующих. Тысячная толпа бурятских буддистов ждала на коленях часа два, пока наконец подъехал кортеж духовного лидера и далай-лама поднялся на крыльцо храма. Я тоже был в этой толпе: впечатление от этого человека было очень сильным. Будучи окружен свитой важных людей в серых пиджаках и галстуках, следивших за каждым его словом, он выглядел необыкновенно свободным человеком.
Личное знакомство с далай-ламой произошло у меня в Индии, когда в 1990–1991 годах я жил в Дхарамсале. Тогда, при первой встрече, он не поверил мне, что у нас в стране теперь религиозная свобода. Он вспомнил, как душная атмосфера СССР в 1979 году была настолько мрачной, что, приехав в Москву, он два дня не мог сосредоточиться на утренних медитациях. «Вот приеду и проверю!» – с улыбкой пообещал он. Во время визитов далай-ламы в нашу страну в 1991–1995 годы мне выпало счастье сопровождать его в качестве личного переводчика и провести в обществе этого необыкновенного человека больше двух месяцев. И с тех пор до настоящего времени далай-лама остается для меня человеком непредсказуемым – его мысль легко переходит привычные схемы и опирается на неведомые горизонты. При этом он действует, относясь как к отдельным людям, начиная с шофера или переводчика и кончая президентами и целыми народами, с равным уважением и дружелюбием, абсолютно неконъюнктурно. Так, например, некоторая американская поддержка, начавшаяся после китайского вторжения, еще в Тибете (как далай-лама рассказывает в автобиографиях, даже в его свите при бегстве из Лхасы в 1959 году был агент ЦРУ), никогда не останавливала его от критики действий США, например при начале войны с Ираком или при вторжении в Афганистан. Далай-лама считает, что в XXI веке все вопросы должны решаться путем диалога, а не силы – применение силы дает сильному очень недолговечную и хрупкую победу.
Почему о каждом новом слове далай-ламы сразу сообщают ведущие мировые СМИ, а его выступления в любой стране собирают десятки тысяч людей, в том числе не имеющих интереса ни к Тибету, ни к буддизму? Думаю, люди интересуются мнением далай-ламы потому, что он настоящий человек – и притом преисполненный доброты и глубокого ума. Под словом «настоящий» я имею в виду, что он никогда не пытается казаться чем-то большим, чем он есть, или манипулировать сознанием слушателей. Мы истосковались по «подлинности» лидеров и звезд – уже никому не верим: не знаем, что они думают на самом деле и вообще, что они за люди. Мы не знаем, что и в каких выражениях они скажут близким друзьям, когда сойдут с экрана телевизора. Здесь же ты чувствуешь: все, что говорится и делается, – чистая правда, никакого двойного дна, этому человеку можно верить.
Сейчас далай-ламе ХIV исполняется 80 лет, и журналисты все чаще задают ему вопросы о планах на «следующее перерождение». Но он не торопится отвечать; с улыбкой отвечает, что планирует прожить еще долго, а где и как перерождаться – решит потом. Правда, он твердо заявил, что не будет рождаться в Тибете, если тот останется несвободным. Напомним, что далай-лама уже лет 20 назад официально отказался от стремления вернуть Тибету независимость и согласился на реальную автономию своей страны в рамках КНР (хотя китайское руководство этого как будто и не слышит). Если настоящей культурной и духовной свободы в Тибете не будет, говорил он, весело дразня нервничающих по этому поводу китайских товарищей, мечтающих побыстрее найти и назначить следующего, управляемого, далай-ламу, то он может переродиться и за пределами Тибета, и даже не обязательно монахом, а, например, «озорной блондинкой»! Гонконгские и тайваньские буддисты уже произвели комиксы на эту богатую тему, и, заметим, никому не приходит в голову отстреливать этих карикатуристов. В свои 80 лет, несмотря на все печали, на то, что его гандистская приверженность к ненасилию пока не дала никакого продвижения в решении тибетского вопроса, далай-лама остается не только энергичным, не сидящим на месте духовным наставником, но и большим ценителем юмора, даже рискованного. И пока еще рано подводить итоги жизни этого полного энергии человека.
Дарья Гармоненко 