0
2489
Газета Вера и люди Интернет-версия

15.08.2007 00:00:00

Миф о пророке экуменизма

Тэги: соловьев, католицизм, экуменизм


Владимир Соловьев – провозвестник христианского единства... Так русского мыслителя называли на Западе в начале XX века. «Пророк экуменизма» – еще один ярлык, навешенный на Соловьева. Насколько справедливо – большой вопрос.

Запад начал узнавать Соловьева еще при жизни. Первые работы философа, посвященные прежде всего апологетике папства и католичества, были опубликованы на французском языке. Это «История и будущность теократии» и «Россия и Вселенская Церковь». Причем с работой «Россия и Вселенская Церковь» русский читатель познакомился гораздо позже французского: на русский язык ее перевел Григорий Рачинский. В 1910 году появилась работа Мишеля д’Эрбиньи «Русский Ньюман». Французский иезуит увидел во Владимире Соловьеве фигуру, которая способствовала единству Церквей.

На Западе творчество Соловьева интересовало не только католиков. Уже после смерти философа в 1900 году его работы привлекли внимание антропософов и теософов. Они также переводили его работы на иностранные языки. Их интересовали эсхатологические темы, нашедшие отражение, например, в последнем произведении Соловьева «Три разговора, или Краткая повесть об антихристе».

Наконец, Соловьевым заинтересовались протестанты. Уже в начале XX века «Повесть об антихристе» была переведена на английский язык, чему способствовали англикане. Накануне Второй мировой войны и после нее очень большой вклад в представление о Соловьеве на Западе сделала Евангелическая Церковь Германии, в частности – профессор Людольф Мюллер. Благодаря ему в Германии существует полный перевод произведений Владимира Соловьева на немецкий язык.

Таким образом, возник некоторый «миф» о том, что Владимир Соловьев – предтеча того самого экуменизма, который мы знаем сегодня и который существует по крайней мере с послевоенных лет. Соловьев – своего рода «икона» экуменизма, воплощенного в деятельности нынешнего Всемирного Совета Церквей (ВСЦ). К этому следует относиться достаточно критически.

Доживи Соловьев до наших дней, еще не известно, как бы он отнесся к деятельности ВСЦ. Устроил бы его такой «проект» объединения Церквей? Достаточно вспомнить сюжет «Краткой повести об антихристе», чтобы увидеть параллели между стремлением нынешних экуменических лидеров найти общий базис для всех религий и идеей соловьевского антихриста созвать Вселенский Собор, чтобы объединить всех людей одной верой. Финал произведения со всей очевидностью дает понять, чем заканчиваются подобные прожекты.

Занимаясь эпистолярным наследием Владимира Соловьева, я 15–20 лет назад составил предметный указатель к четырем томам его писем. В этом указателе вы нигде не найдете таких тем, как «единство христиан», «единство Церквей». Зато очень много ссылок на папство, на Римско-Католическую Церковь, на преемство апостола Петра в римском догмате о папстве. Многие исследователи, в частности Николай Котрелев, отмечают, что Соловьев прошел мимо протестантской традиции. Добавлю от себя: он прошел также и мимо древней восточно-христианской традиции, то есть мимо так называемых дохалкидонских православных Церквей.

Вот любопытный пример. Когда Соловьев был еще совсем молодым человеком, в Россию приехал известный англиканский деятель Чарльз Палмер. Он заявил, что его вера не противоречит православию и даже хотел причащаться в православной церкви. На это он получил отказ, который был сформулирован известным богословом митрополитом Московским Филаретом (Дроздовым). Палмеру было сказано, что для этого нужно решение Вселенского Православного Собора.

Конечно, приезд Палмера и интерес англикан к православию не прошел бесследно в России. Этим заинтересовался предтеча Соловьева, христианский мыслитель Алексей Хомяков. И хотя Хомяков олицетворяет собой славянофильство, тем не менее интерес к англиканству, к западному христианству в целом нашел отражение в его последующей переписке с Палмером.

В это же время русская богословская мысль была направлена и на других западных христиан, в частности на старокатоликов. Известный в то время богослов протоиерей Иоанн Янышев специально занимался проблемой возможного диалога и воссоединения старокатоликов и православных. А профессор Санкт-Петербургской духовной академии Василий Болотов даже готовил для Синода записку, в которой рассматривал «проблему filioque».

Конечно, эти попытки православных богословов, с одной стороны, и встречное движение со стороны Запада, с другой, не привели к конкретным результатам. Но богословская, церковная, публицистическая мысль в России активно осваивала эту тему. Между тем в работах самого Владимира Соловьева, посвященных собственно церковному вопросу, эта проблема не являлась магистральной. В деле воссоединения Церквей его, по сути, волновало лишь одно: объединение Православной и Римско-Католической Церквей.

Интересно, что в ранний период своего увлечения католичеством (условно – 1885 год) Соловьев выступает апологетом не столько самого католичества, сколько института папства. Это дает возможность его критикам называть Соловьева папистом. Действительно, Соловьев прошел мимо томизма, мимо очень свойственного середине – концу XIX века увлечения произведениями святой Терезы Авильской и католического мистицизма. Он абсолютно не интересовался литургикой. Не случайно известный автор работы «Пути русского богословия» протоиерей Георгий Флоровский отмечал: «Не надо думать, что для Соловьева мариология, например, имела какое-то большое значение». Он считает, что «Литании» Соловьева Деве Марии – его переводы из Петрарки – это только некий казус, случайность, которая ни о чем не говорит.

Более того, в своих работах, например в реферате на книгу известного немецкого историка Иоганнеса Янссена, автора «Истории немецкого народа от конца Средних веков до нашего времени», Соловьев писал следующее: «Плодом Реформации является упадок религии во всем современном мире. Ревнители чистоты евангельской сделали все, что могли, чтобы очистить Европу от христианства. Такой результат заключался скрытно уже в самом начале этого движения, чего сами реформаторы не сознавали и не предвидели».

Для всякого историка это довольно спорное утверждение. Особенно если иметь в виду, что Реформация была естественным откликом на злоупотребления Католической Церкви и папства в Средние века и имела, безусловно, очистительный характер. Хотя последствия ее оказались несколько иными.

Конечно, не все известные русские писатели и публицисты того времени разделяли такую точку зрения. Именно поэтому в русской богословской литературе XIX века так много переводов протестантских трудов, сочинений тех же англикан и лютеран. Они заложили основу для богословского образования в духовных академиях России.

Внутри русского общества уже назревали тенденции к появлению чисто русского протестантизма. Появились баптисты, или штундобаптисты. В Петербург приехал лорд Гренвилл Вальдигрев Редсток со своим евангелическим протестантским учением, которое нашло большое сочувствие в аристократических дворянских кругах. Отставной полковник Василий Пашков и многие известные дворяне выразили горячее сочувствие этому учению. При этом достаточно вспомнить пример писателя Николая Лескова, который уделил редстокизму, квакерам (которых он называл «квакереями») большое внимание в своих произведениях. Лев Толстой также находился под влиянием этих тенденций в российском обществе – но не Соловьев.

Конечно, все это было реакцией на «глубокую болезнь Русской Церкви», как говорил Достоевский, утверждавший, что Церковь находится «в параличе». Поэтому вполне естественно, что одни думающие люди, мыслители, не чуждые христианства, увлекались протестантскими идеями, а другие – и здесь мы должны обратить внимание на Соловьева и его окружение – были заинтересованы католицизмом.

Здесь мы и сталкиваемся с главным вопросом, на который пока никто из исследователей не смог дать ответ. Кто повлиял на Владимира Соловьева, кто способствовал переменам в его взглядах и переходу от славянофильства к католицизму? Мне приходилось писать в нескольких статьях, что события 1881 года – убийство императора и выступление Соловьева против смертной казни убийц (его личная жизненная катастрофа в этой связи) – толкнули его из лагеря консерваторов, славянофилов в лагерь либералов, где пребывали и религиозные диссиденты русского общества, будь то католики или протестанты. В этом либеральном лагере Соловьев встречает людей, которые являлись членами тайного католического кружка во главе с Елизаветой Волконской. И Соловьев старался на протяжении оставшегося отрезка своей жизни действовать в ключе этого небольшого, но очень влиятельного католического движения. Влиятельного, потому что люди, входившие в него, были не из простого народа, они представляли высшую знать, аристократию, находившуюся в родстве со Столыпиным (как Наталья Ушакова) или с Бенкендорфом (Елизавета Волконская была его дочерью).

Заметим, что у Владимира Соловьева появляется не только интенция оправдать папство, защитить его и показать русскому обществу, что доктрина Католической Церкви также основана на учении святых отцов, но еще и попытка повлиять на политическую жизнь страны. Именно поэтому Соловьев становится автором нескольких писем к императорам Александру III и Николаю II. Он обращается к ним, пытаясь повлиять на политику империи в области свободы религии, свободы вероисповедания.

Не знаю, насколько с этим связана идея о союзе Папы Римского и российского императора, разделяли ли эту идею члены кружка Волконской или же это была собственная утопия, фантазия самого Владимира Соловьева. Но для нас, живущих в XXI веке, все это выглядит совершенно фантастично. Трудно себе представить, что союз Понтифика и российского императора мог кардинально повлиять на политическую историю того времени. Владимир Соловьев, говоря о таком союзе, имел в виду ветхозаветное учение о царстве, священстве и пророках. В дополнение к царю и Папе, согласно его схеме, оставалось лишь найти Пророка.

Императора Александра III, который начал в России контрреформы и сам стал символом консерватизма того времени (о чем Соловьев сказал: «Мы живем в эпоху замороженного говна»), трудно представить медиатором христианской политики, как выражался Соловьев, во всемирном масштабе. Тем более трудно увидеть такого медиатора в фигуре Николая II, неспособного управлять даже своей страной. Мы не знаем, как бы сам Соловьев относился к русской монархии, доживи он до 1905 года. Во всяком случае, его корреспондент, генерал царской свиты Александр Киреев, в 1905 году писал о «полной неспособности царя проводить как внутреннюю, так и внешнюю политику» и, абсолютно не веря уже в императорскую власть, вступил в «Союз русского народа».

Возьму на себя смелость сказать, что и Соловьев в роли пророка выглядел несколько комично. Если мы внимательно будем читать его стихи, то именно фигуре пророка в них посвящена масса шуточных и смешных стихотворений.

Соловьев не был бы Соловьевым, если бы он не эволюционировал, не изменял свои взгляды, в том числе на папство и на Католическую Церковь. Чем больше Соловьев знакомился с реальным католичеством (о чем свидетельствует его переписка с иезуитами), тем больше он понимал, что его скорее теургические и теософские, чем католические идеи не находят понимания у современников в католическом лагере. Точно так же и католическая сторона по мере знакомства с Соловьевым и перевода его работы «Россия и Вселенская Церковь» теряла к нему интерес.

В этот период Соловьев испытывает страшное разочарование, когда понимает, что его утопии нельзя воплотить в реальной жизни. Это приводит его к пониманию единства Церкви уже только в эсхатологическом плане. Именно поэтому в его последней работе «Три разговора, или Краткая повесть об антихристе» появляется и положительный тип протестанта. Соловьев признает, что протестанты в лице героя его повествования профессора Пауля (есть, конечно, некая контаминация с апостолом Павлом в этом имени) оказываются истинными христианами – они противостоят антихристу так же, как католики и православные.

Я не взялся бы назвать Владимира Соловьева провозвестником христианского единства, хотя определенные заслуги в этой области у него есть. Еще в самом начале увлечения католичеством Соловьев писал своему корреспонденту, уже упомянутому генералу Александру Кирееву: «Зря вы думаете, что речь идет о формальном, механическом соединении Церквей. Скорее речь идет о химическом процессе, когда из двух совершенно разнородных элементов можно создать нечто третье». Соловьев понимал, что такая утопическая и идеалистическая схема, как союз Римского Папы и императора, возможна лишь в отдаленной перспективе. Но некое сближение двух христианских конфессий, которые оказались разделенными после 1054 года, существует.

Соловьев уже в XIX веке подготовил почву для того, чтобы православные и католики в наше время могли увидеть как общность своих вероучений, так и их различия. Этот процесс очень долгий и скорее всего может идти лишь на том самом «химическом уровне».

Текст подготовлен по материалам выступления на международной конференции Московского Государственного Университета «Владимир Соловьев и Жак Маритен» (18-19 мая 2006).

Владимир Соловьев вел активную переписку с русскими иезуитами, находившимися в эмиграции в Париже. На фото: священники, члены Общества Иисуса Павел Пирлинг (слева) и Иван Мартынов.
Фото из архива Славянской библиотеки (Лион, Франция)

Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Митрополит Иларион (Алфеев) отправлен на пенсию в Карловы Вары

Митрополит Иларион (Алфеев) отправлен на пенсию в Карловы Вары

Редакция НГ-Религий

Синод РПЦ разжаловал бывшего главного церковного дипломата

0
1755
Что будет с экономикой России после СВО?

Что будет с экономикой России после СВО?

Максим Максимов

Для стран будут актуальны не только социальные и политические вызовы

0
1439
Зюганову компенсировали недостаток ТВ-внимания

Зюганову компенсировали недостаток ТВ-внимания

Дарья Гармоненко

На государственном канале вышло итоговое интервью лидера КПРФ

0
1771
Федеральная палата адвокатов высказалась по итогам года

Федеральная палата адвокатов высказалась по итогам года

Екатерина Трифонова

Уголовные дела возвращают прокурорам, а страну – к советскому правосудию

0
1728

Другие новости