Благовест над Гарвардом

В начале ХХ в. Москва торжественно гудела в праздники голосами сотен колоколен. В этом хоре особой красотой и звучностью выделялся голос Данилова монастыря. До своего закрытия в 1930 г. этот монастырь обладал одним из лучших в столице ансамблем колоколов, отличавшимся красивыми, богатыми тембрами, гармоничным созвучием больших и малых звонов.

Большинство колоколов было отлито в конце ХIХ - начале ХХ в. на московском заводе Финляндского. Можно сказать, что даниловские колокола были вершиной мастерства русских литейщиков. Известный звонарь - композитор Константин Константинович Сараджев (1900-1942), обладавший уникальным музыкальным слухом, писал, что даниловские колокола "имеют величайшую музыкальную ценность; это есть художественно-музыкальный состав из колоколов, именно занимающий одно из крупнейших мест в области науки, а также и в области искусства".

Ансамбль монастыря состоял из 18 колоколов и формировался более 200 лет. Возглавляли его четыре больших колокола. Самый тяжелый - "Большой" весил 722 пуда (около 12 тонн). Он был отлит из старого 300-пудового с добавлением высококачественной меди в 1890 г. в Москве, на заводе Финляндского, мастером Ксенофонтом Веревкиным, "жертвою купчихи Анастасии Сергеевны Захаровой о упокоении ее мужа раба Божия Иоанна". Три других колокола носили названия: "Полиелейный" весом 365 пудов (около 6 тонн), "Постовой" весом 137 пудов (около 2,3 тонны) и "Будничный" весом 131 пуд (около 2,2 тонны). "Полиелейный" появился в 1904 г. "Постовой" был отлит в начале XIX в. и использовался отдельно от остальных - только в дни Великого поста.

Затем шел ряд из 10 малых колоколов весом от 1,75 пуда (30 кг) до 65 пудов (около 1065 кг). Среди них были и два самых старых, отлитых в 1682 г. и пожертвованных царем Федором Алексеевичем. Еще четыре малых колокола весили 10, 12, 13 и 16 кг.

В июне 1930 г. Данилов монастырь был закрыт, монастырское имущество конфисковано советской властью, а почти все монахи осуждены по так называемому "Даниловскому делу" и расстреляны. Монастырский звон ожидала общая для русских колоколов участь - их должны были разбить на куски и отправить на переплавку.

Но в это время колоколами заинтересовался известный американский промышленник и бизнесмен Чарльз Ричард Крейн, решивший купить колокола по совету научного сотрудника Гарвардского университета профессора Томаса Виттемора, члена американской благотворительной миссии в Москве, большого знатока русских культурных ценностей. Сам Крейн был хорошо знаком с Россией и ценил ее православную культуру. В 1887 г. бизнесмен впервые посетил нашу страну, полюбил ее и побывал здесь еще 22 раза до и после революции. В 1917-1918 гг. Крейн присутствовал на Всероссийском Поместном Соборе и, по-видимому, лично знал Патриарха Тихона.

Американец глубоко переживал крушение великой державы и гонения на Русскую Церковь. Поэтому ему очень хотелось сохранить набор даниловских колоколов для воспроизведения в Америке русских церковных звонов. Промышленник оплатил расходы по покупке и перевозке в США всех 18 колоколов, подарил их Гарвардскому университету, а также оплатил все расходы по их установке на башне строящегося студенческого общежития Лоуэлл Хаус.

Покупка русского "звона" состоялась осенью 1930 г. Советское правительство продало набор колоколов по цене бронзы, из которой они были отлиты.

Приобретая колокола, Крейн позаботился и о звонаре, который смог бы научить гарвардских студентов традиционному русскому звону. В Америку вместе с колоколами был приглашен Константин Сараджев, давно мечтавший создать в Москве специальную колокольню - музыкальный инструмент и собрать для нее лучшие колокола из закрываемых церквей. Но, несмотря на рекомендации и поддержку выдающихся композиторов и музыкантов, Народный комиссариат просвещения не дал разрешения на создание такой колокольни. Чтобы избавиться от назойливого просителя и одновременно ублажить влиятельного иностранца, советская власть позволила Сараджеву поехать в Америку.

За океаном Сараджева ожидали разочарования. Оказалось, что колоколов куплено 18, в то время как он рассчитывал, что их будет 34. Но звонарю не оставалось ничего другого, как заняться подготовкой подъема и установки доставленных колоколов. Для их поднятия рядом с общежитием была построена деревянная башня высотой в 36 м, способная выдержать вес большого колокола. Постройка башни заняла весь ноябрь 1930 г., а затем с помощью ручных лебедок колокола были подняты на звонницу.

Большие возражения вызвал метод настройки колоколов, примененный Сараджевым: ударяя в большой колокол, он подпиливал или подрубал зубилом меньшие колокола, изменяя и подстраивая их звук к тону большого колокола. Президент Гарвардского университета Ловелл, узнав об этом, категорически запретил Сараджеву "портить" колокола.

Неприятности и конфликты подорвали психическое здоровье Сараджева, у него начались эпилептические припадки. Поэтому в середине декабря 1930 г. звонаря отправили обратно в Советский Союз. Так рухнули планы Крейна воссоздать традиционный русский колокольный звон в Америке и мечта Сараджева создать колокольню - музыкальный инструмент.

К середине февраля 1931 г. 17 колоколов были подняты и повешены, а 18-й, который Сараджев забраковал как не подходящий по тону, установили на башне Гарвардского коммерческого факультета. Крейн пожелал, чтобы первый колокольный концерт был дан на Пасху 1931 г. Из Лонг-Айленда выписали бывшего звонаря Андронова, начавшего практиковаться на башне. Тут же начались другие неприятности. Студенты, жившие в общежитии, взбунтовались - от звона у них не было никакой возможности ни заниматься, ни отдыхать. Звонарю разрешили репетировать, но только в ограниченные часы.

На Пасху был дан первый концерт колокольного звона, разочаровавший всех. Андронов не смог увлечь публику красотой русского звона, а слушатели не могли воспринять необычный для их слуха звук колоколов Данилова монастыря. Почти через год, в январе 1932 г., репортер местной газеты так характеризовал гарвардский звон: "30 тонн металла и ни одной ноты".

Звучание русских колоколов было непонятно и чуждо американцам. Все попытки "приручить" их оказывались неудачными потому, что не нашлось человека, который смог бы гармонизировать звучание всех колоколов звонницы. Но прошли годы, отношение к колоколам изменилось, и нынешний вице-президент Гарвардского университета Алан Стоун признается, что "колокола играют важную роль в жизни Гарвардского университета, любимы и почитаемы студентами и преподавателями".

После Второй мировой войны в Лоуэлл Хаус был организован студенческий Клуб звонарей, действующий и поныне. Звонари не только изучают историю колокольного звона, но и ухаживают за колоколами. Впрочем, уход этот явно недостаточен - у малых колоколов сгнили сыромятные ремешки, на которых были подвешены языки, да и сами языки потерялись. Звонят колокола раз в неделю - 15 минут по воскресеньям. Звон бывает также по праздникам и в дни футбольных матчей, когда играет гарвардская студенческая команда.

Студенты переименовали русские колокола. "Большой" стал "Колоколом матери Земли" (Bell of Mother Earth), "Полиелейный" - "Колоколом святого елея" (Sacred Oil Bell), еще один теперь называется "Колоколом проклятья, голода и отчаяния" (Bell of Pestilence, Famine and Despair).

Сегодня даниловский звон в Гарварде - один из пяти сохранившихся в мире тяжеловесных русских колокольных ансамблей (остальные находятся в Вологде, Псковских Печорах, Ростове и Таллине). Без преувеличения можно сказать, что его значение для российской культуры огромно.

Будет справедливо, если "величайшая музыкальная ценность" вернется в Москву, ведь старинным монастырским колоколам не место на башне университетского общежития. Такой акт доброй воли послужит важным прецедентом в деле возвращения законным владельцам имущества, конфискованного советской властью.

Тогда, может быть, на свое историческое место вернутся не только даниловские колокола, но и трехтонный колокол со звонницы Казанского собора на Красной площади, до 1930 г. висевший на колокольне старообрядческого Рогожского кладбища.