Обитель в миру

-Матушка Елизавета, чем устав вашей обители отличается от общемонастырского? Ведь многие монастыри осуществляют социальную деятельность?

- Наша обитель организована специально для того, чтобы помогать обездоленным. Когда великая княгиня Елизавета Федоровна создавала ее, она думала прежде всего о том, как, используя европейский опыт, создать православное социальное служение. Для этой цели лучше всего подошла так называемая диакония, древнее христианское служение Богу и людям. Диаконисы - незамужние девицы или вдовы, которые занимались социальной работой.

Конечно, и до Елизаветы Федоровны были сестричества. Но такой законченной организации, как Марфо-Мариинская обитель, пожалуй, не было. С одной стороны, у нас очень строгий устав и дисциплина. А с другой - мы открыты миру. Нельзя по-сектантски отгораживаться ото всего и работать только с самими собой. Поэтому нужно быть очень укрепленными в вере, не пугаться каждого темного угла. К сожалению, сейчас многие начинают бояться всяких темных сил, повсюду видят три шестерки. И незаметно происходит подмена понятий. Получается не столько вера в Бога, сколько боязнь злых духов.

- Как воссоздавалась обитель?

- По первой своей профессии я - историк. По натуре всегда была робкая. Если бы не советские времена, я, наверное, оказалась бы в монастыре гораздо раньше. Но жизнь меня затянула в противоположную сторону. Вместо кабинетного ученого-историка я стала журналистом сначала на телевидении, потом на радио.

Когда началась перестройка, я просто не смогла работать. Почувствовала, что обманываю слушателей. Помочь-то ничем не могу, а начинаю убаюкивать. Стала думать, а что я могу сделать полезного? Стала изучать, как осуществлялась благотворительность в России до революции. И нашла документы по обители. Приехала, посмотрела - обитель, оказывается, цела. Только помещается в ней неизвестно что.

Я тогда молодая была, спортом занималась. Думала, износа не будет. Сначала под руководством протоиерея Бориса Гузнякова удалось организовать "Марфо-Мариинское благотворительное общество". Постепенно на его основе образовалось сестричество. Мы стали хлопотать, чтобы здания Марфо-Мариинской обители вернули Русской Православной Церкви. И в 1992 году Юрий Лужков подписал такое постановление.

К 1995 году мы набрались сил и решили, что можем подняться на ступеньку выше. Помимо внутреннего устава был принят государственный устав, и по благословению Патриарха мы начали существовать как обитель. К счастью, нам не пришлось ломать голову, на каких принципах строить наше социальное служение. Все ответы находились в дореволюционном уставе, в воспоминаниях сестер и самой Елизаветы Федоровны. Идя по тому же пути, мы заранее знали, где будут трудные моменты, на что надо обратить особое внимание. В своей внутренней жизни обитель руководствовалась старым уставом.

Сопротивление возрождению обители было очень большое. Меня дважды избивали, последний раз в 1998 г. в День независимости. Переделы земли в центре Москвы даром не проходят. Кого могут оставить равнодушным целых два гектара земли в Замоскворечье? Меня поймали, излупили как следует: по поджелудочной, по печени. После этого я потеряла здоровье, заработала посттравматический диабет.

Сложилось так, что с самого начала нам пришлось заниматься не благолепием зданий, а социальной деятельностью. К нам хлынуло огромное количество людей. Ведь тогда, в начале 90-х, время было очень тяжелое. В первую очередь пострадали самые незащищенные: дети, инвалиды, пожилые люди, беженцы, переселенцы. Было трудно, но тем не менее мы сумели спасти очень многих, поставить на ноги бомжей, вернуть им работу. И теперь они уже не просят подаяния, а сами предлагают нам помощь.

- Как происходит подготовка сестер милосердия?

- Мы живем в XXI веке, поэтому самодеятельность исключается. На то, чтобы создавать медицинское учреждение в самой обители, потребуется очень много времени и сил. Зачем изобретать велосипед? Мы решили, что девушки будут получать государственное медицинское образование. А духовным их воспитанием мы займемся сами.

Поэтому обитель сотрудничает с медицинским колледжем # 2, который находится на Лосиноостровской. Это замечательный колледж при Академии Сеченова, в нем очень высокий уровень преподавания. Мы набираем 30 человек, и 3 года они учатся вместе с остальными студентами. Девушки приезжают со всех концов России и СНГ: из Сибири, Алтая, Молдовы, Украины, Средней Азии. Живут они в общежитии колледжа, потому что в обители не хватает места: часть зданий разрушена, часть реставрируется, часть занята. Нам отдали целый этаж.

Мы ввели для будущих сестер милосердия очень строгую дисциплину. Это необходимо, чтобы приучить их к чистоте, порядку, собранности. Время показало, что лучше наших сестер нет. Они очень проворные, внимательные и умелые. За время обучения девушки проходят практику в ожоговом центре Института Склифосовского.

Еще у нас есть бесплатный патронаж на дому, помощь одиноким старикам. Помогаем и армии. Старшие сестры, по желанию, конечно, ездят в Чечню. Мы регулярно возим на чеченско-грузинскую границу грузы с самым необходимым: медикаментами, палатками, альпинистским снаряжением, теплыми вещами, едой. Госпитали в Ростове-на-Дону, Кисловодске, Владикавказе, Аргунском ущелье - тоже наша сфера действия. У некоторых наших студенток - значки отличников погранслужбы.

Знаете, что бы ни писали об армии, у нас очень хорошие воины. Просто они попали в такую страшную ситуацию. Вчера еще на елку ходили, а сегодня оказались в мясорубке. Некоторые просто сходят с ума. Мы видели таких в госпиталях: ты к нему с добром, а он за горло тебя пытается схватить. И тем не менее в большинстве своем это очень хорошие, благодарные парни.

Конечно, помогаем мы и мирному населению. Наши сестры объездили всю Чечню: на машинах, на вертолетах, пешком. К каждой поездке очень тщательно готовимся. Заранее знаем, на какую заставу какой груз пойдет. И обязательно на всех коробках пишем от кого. Ведь солдатам важно знать, что о них помнят.

- Сестры милосердия дают какие-либо обеты?

- Они не монахини. Получив образование, они могут и в столице остаться, и домой вернуться, и очень хорошую работу найти, и семейную жизнь устроить. Тех, кто после учебы хочет остаться в обители, немного. Это очень серьезный шаг. Обет дают девушки, решившие сделать этот шаг, сначала на полгода-год. Если приживаются, остаются на более долгий срок. Следующая ступенька - старшая сестра. Их обет более долгий - пять лет. Это почти монашество, но свобода выбора все равно остается. И только после 45 лет, когда сестра уже все взвесила, окончательно поняла, что не создана для семейной жизни, она идет в монашество. Такой постепенный путь, когда на каждом этапе есть возможность выбора, - самое лучшее для молодежи. Можно проверить и перепроверить себя.

Многие из тех, кто возвращается домой, начинают создавать при храмах и больницах сестричества, подобные Марфо-Мариинской обители. Для них мы проводим специальные юридические консультации.

- Расскажите о вашей детской программе.

- Мы в 1995 году думали, что детский приют начнем организовывать только тогда, когда все отремонтируем. Но однажды рано утром раздается звонок в дверь. На пороге стоит отец Исидор, приехавший с острова Валаам, и держит за руку маленькую девочку. У вас, говорит, ей будет лучше. Алиночка стала нашей первой ласточкой.

Сама я выросла в дворянском городке Пензе, где очень долго сохранялись патриархальные культурные и семейные устои конца XIX - начала XX века. Мы пытаемся создать в нашем приюте интеллигентную обстановку на старых добрых традициях. Мой детский опыт оказался востребованным.

- Сколько всего сейчас воспитанников?

- Всего 20. Самым старшим скоро будет по 18-19 лет. И все они для нас родные, все они - одна большая семья. Иногда спрашивают, отдаем ли мы их приемным родителям. Ну как можно родных детей отдать в чужую семью! Они все наши дети. Для меня, скорее, внуки: уж слишком я их балую. Сестры даже поругивают меня.

У нас действует воскресная школа. Священники, педагоги занимаются с детьми по определенному плану. Но воспитание - дело очень тонкое. Никогда нельзя забывать, что у ребенка есть права. Просто ребенок об этом не подозревает. Но мы-то, взрослые, знаем о них! Нужно помнить что у ребенка может быть склонность к другой вере. Вдруг у него есть, например, азербайджанская кровь, и он тяготеет к исламу. В вере мы прежде всего идем от нравственной стороны православия. И ребенок сам делает шаг к православию.

Школьные знания дети получают в общеобразовательной школе. Я категорически против того, чтобы создавать какие-то внутренние учебные заведения. Это очень дорого, да и не надо укрывать детей от жизни. Они должны быть адаптированы к обществу, ведь мы растим полноценных граждан.

Дети очень много занимаются музыкой. Почти каждый день у них музыкальные занятия. Они изучают церковную и классическую музыку, а также лучшие образцы современной. У нас есть индивидуальное и хоровое пение на русском, английском, итальянском, грузинском, немецком языках, занятия по классу фортепиано и гитары.

Есть и занятия хореографией. Это необходимо, потому что многие ребятишки плохо дышат, страдают астмой, почти у всех неправильная осанка. Костюмы для танцев им замечательно шьет пожилая беженка из Баку, которую мы приютили. Я попросила сделать балетные пачки в стиле Жизель. Девчонки услышали и стали спрашивать: "Какой-такой Жизель?" Теперь регулярно водим их в Большой театр, спонсоры помогают.

Занимаемся с ними и ритмикой. Раз в неделю они посещают бассейн, раз в неделю ездят на лошадях. Мы нашли тренеров, которые оказались каскадерами. Поэтому теперь дети обучаются не просто верховой езде, а джигитовке. Еще мы купили домик с участком в Севастополе, вывозим ребят на все лето. Там с ними занимаются инструкторы по дайвингу, и в будущем дети получат международные удостоверения аквалангистов. Ну и, конечно, коньки, лыжи, велосипеды, ролики, информатика, иностранный язык, трудовое воспитание. Мы не должны терять то лучшее, что человечество накопило к XXI веку.

- Вам кто-нибудь помогает материально?

- Регулярно - никто. Это все отдельные частные пожертвования. Помогают простые люди. Бывают такие ситуации, когда я просто не знаю, что делать. Детей надо хорошо кормить. Ведь они с улицы, с самого дна. Здоровье их подорвано: они прошли и голод, и холод. И в школе от своих сверстников отстают, ведь они столько пропустили. Приходится нанимать частных учителей. Или, например, после гриппа врачи рекомендуют усиленное питание. При том что чуть ли не для каждого нужна своя диета. Одной девочке обязательно надо есть икру, потому что она не растет.

И все равно средства мы каждый раз находим. Вы видели этих детей - ни за что не скажешь, что они с улицы. Конечно, проблем много. Одну решаем, другая возникает. Часто бывает, что меня приглашают на всякие благотворительные форумы и конференции. Но эти сборища ничего не дают: там обсуждаются только глобальные проблемы. Собирается толпа народу, устраивают шикарный прием с банкетом. А я стою и мысленно пересчитываю это все на одежду, на обувь, на еду для наших детей.

- Какие проблемы сейчас наиболее остро стоят перед обителью?

- Хотелось бы расширить приют для детей, чтобы можно было брать самых маленьких прямо из дома ребенка. Хотелось бы открыть свой медицинский центр. Хотелось бы, чтобы освободилась наконец наша территория. Чтобы освободили корпус, где должны жить сестры милосердия. Чтобы заработал большой храм, который своими руками построила Елизавета Федоровна. Конечно, я очень уважаю реставрационные мастерские имени Грабаря, которые сейчас там находятся. Я понимаю, что им нужны достойные помещения, но и обитель достойна того, чтобы сестры могли молиться не в маленьком закутке. Ведь у нас 160 человек, мы не умещаемся.

- Кстати, какие сейчас отношения у обители с мастерскими?

- Мы ведем себя очень тихо. Мы не изображаем агрессию. А что еще остается делать? И мы, и мастерские оказались заложниками ситуации. Наверное, кому-то было бы интересно посмотреть, как мы начнем драться между собой. А чего драться? Реставраторы не уезжают не потому, что им здесь хорошо. Если бы государство и Министерство культуры предоставили им другое помещение, они бы уехали. Создайте им условия - они сразу уйдут.

Ломать - не строить, разогнать-то реставраторов можно в один момент. И не будет уникальных реставрационных мастерских. Но разве это нужно государству? И нам это не нужно. Мы благодарны реставраторам за то, что они сохранили храм. Между прочим, когда нам приходится бегать по разным инстанциям, мы ведь просим не выгнать мастерские, а предоставить им подходящее помещение. Как мы можем позволить выбросить на снег иконы, которые они реставрируют?

- Вы взаимодействуете с представителями других конфессий?

- Мы дружим с Евангелической Церковью Германии. У них есть диаконическая служба, с которой мы очень тесно сотрудничаем. Мы обмениваемся опытом именно в социальных вопросах, не касаясь богословия. Мы ездим к ним на конференции, они приезжают к нам.

Диаконисы из европейской диаконической службы провели у нас курс лекций. Они рассказывали нашим ученицам, как ухаживать за больными дома. Были даже практические занятия. Очень хотелось бы повторить этот опыт. Но, к сожалению, если в России молодежь идет на эту трудную службу, то в Европе такие коллективы не омолаживаются. И те диаконисы, которые учили нас, уже очень пожилые. Им тяжело снова отправляться в такую дальнюю дорогу. Но у нас остались книги, лекции, которыми мы очень активно пользуемся.

Мы дружим со Швейцарией, с другими странами. У нас очень добрые отношения с английским королевским домом. Принц Уэльский Чарльз даже изъявил желание быть нашим попечителем. Мы всегда открыты для диалога, но диалога социального, который не затрагивает богословских вопросов.