Противление злу силой

В настоящее время существует несколько объяснений феномена радикального ислама. Первое (по Самюэлю Хантингтону) - это форма конфликта западнохристианской и исламской цивилизаций. Но дело скорее не в этом, поскольку цивилизации как таковые чаще мирно сосуществуют, нежели конфликтуют. Цивилизация скорее культурное, нежели религиозное явление. Например, иудаисты США входят в ту же цивилизацию, что и американские протестанты. Также и марониты Ливана входят в ту же цивилизацию, что и их соседи мусульмане, хотя они - христиане-католики. Поэтому называть нынешнюю агрессию радикального ислама межцивилизационной войной неверно. Тем более что очень многие мусульмане не признают нынешний радикальный ислам и считают его достаточно уродливым явлением в мусульманской духовности.

Второе объяснение - это конфликт двух религий. Здесь, к сожалению, есть больше по крайней мере исторической правды. Уже много было сказано, что христианство и ислам всегда или почти всегда жили в удивительном мире и согласии. Но для историка совершенно ясно, что это не так. Например, Византия с Халифатом находились почти в перманентном состоянии войны. И эта война, конечно, была не геополитической, а именно религиозной. Благочестивые халифы, когда вышли из Саудовской Аравии после смерти Пророка Мухаммеда, преследовали, завоевывая провинции Византии, сугубо религиозные цели. Желание распространить истинную, на их взгляд, веру помогло арабам завоевать огромную часть мира от Инда до Пиренеев.

В российском обществе отношения между верующими разных религий тоже были далеко не безоблачными. Надо сказать, что преследования христиан мусульманами были менее явными, они не имели однозначно религиозного характера, как преследования мусульман христианами после завоевания Иваном Грозным Казани и Астрахани. Однако вплоть до ХVIII века, в частности при Анне Иоанновне, эти преследования носили весьма серьезный характер. Их следствием было появление довольно большой группы татар, сначала насильственно принявших крещение, а потом, как это часто бывает, привыкших к своему новому статусу.

Потом были и другие ситуации, например, вполне мирное сосуществование по соседству друг с другом, но было и другое. В моменты духовного подъема христианство и ислам, безусловно, находились в состоянии конфликта, потому что обе эти религии являются прозелитическими. Сейчас слово "прозелитизм" очень не любят. У греков есть даже закон против прозелитизма. Но не надо забывать, что и христианство, и ислам призывают к активной проповеди своей религии и при этом разными средствами. И на этом тоже, видимо, стоит заострить внимание.

По крайней мере в теории христианство предполагает отказ от насилия. Вера в идеале распространяется путем жертвы и мученичества. И, собственно, если использовать мусульманский термин, то сунна Христа (то есть его поступки и высказывания) - это сунна самопожертвования, отдания себя в жертву. И эту сунну Христа повторили миллионы христианских мучеников, принявших смерть за свою веру.

Другое дело, что в практике христианства было сколько угодно случаев противоположных. Это и отношение к мусульманам в Испании, и отношение к мусульманам в создавшихся Палестинских христианских государствах в эпоху крестовых походов и масса других случаев. И здесь православие не отличается от католицизма, хотя масштаб был другой и случаи мирного сожительства мусульман и православных хорошо известны в истории православной Руси начиная с Касимовского ханства.

Теория ислама в этом смысле иная. Она предполагает борьбу с духовным противником с использованием силы. Это "противление злу силой". То самое, о чем так любил говорить православный философ Иван Ильин. Противление злу неверия и заблуждения силой. "Тем, кто подвергся нападению, дозволено сражаться, защищая себя от насилия", объявляет Бог в Святом Коране (22:39). Я понимаю, что в глазах мусульман богословствование на мусульманские темы немусульманина выглядит наивно и глупо.

Тем не менее я должен заметить, что есть всем известный, по крайней мере специалистам, 29-й аят 9-й суры Корана, где говорится следующее: "Воюйте с теми, кто не верует в Бога и в последний день; не считает запрещенным того, что запретил Бог и его Посланник; и с теми, из получивших Писание (то есть с христианами и иудеями. - Прим. А.З.), которые не принимают истинного вероустава доколе, покуда они не будут давать выкуп за свою жизнь, обессиленные, уничиженные". Есть другие суры, другие аяты, говорящие примерно о том же самом. И это заставило одного суданского богослова недавно даже высказать, с точки зрения мусульманина, совершенно еретическую мысль о том, что мекканские и мединские суры находятся в противоречии друг с другом. И мы должны для нашего нынешнего образа жизни принимать суры мекканские, но отвергать суры мединские, что, конечно же, с точки зрения богооткровенности Корана абсурдно.

Вот тут-то и возникают сложности: ислам действительно предполагает, что надо бороться за веру. Вспомним сунну Мухаммеда - первая кровь, пролитая в борьбе за веру, была кровью противников Мухаммеда. Ее пролил его племянник Али, ударив ослиной челюстью одного из тех, кто пытался помешать Пророку молиться. То есть это была не кровь Мухаммеда или его ближайших сподвижников. Здесь между христианством и исламом есть принципиальная разница и поле для потенциального конфликта. И именно этот потенциальный конфликт сейчас и одухотворяет радикальных исламистов, поскольку без идеи невозможно просто так расстаться с жизнью, а готовность пожертвовать собой мы сейчас видим ежедневно со стороны так называемых "шахидов".

Здесь же хочется подчеркнуть, что широко используемое слово джихад как синоним войны неверно. Действительно, во многих случаях джихад понимается именно так, но на самом деле он означает усилие в направлении к Богу. Джихад - внутренний духовный подвиг человека. Но как его понимать, как подвиг души, путь к Богу, борьбу с собой или как борьбу с иным - это вопрос, естественно, совести человека. Но в радикальном исламе он понимается однозначно: как борьба с иным. И в этом смысле нынешний мусульманский радикализм - это религиозный феномен, несущий опасность межрелигиозного конфликта.

И, наконец, третье объяснение нынешнего конфликта - это борьба двух ценностных систем. Уже даже не христианских и исламских, а просто двух различных общественных систем. Например, западная цивилизация, хоть и не потеряла своих религиозных основ, во многом стала откровенно гедонистической, то есть видящей смысл исключительно в земной жизни, в наслаждении ее радостями и прелестями. Такая жизненная установка у людей и цивилизаций по преимуществу религиозных вызывает отторжение. В частности, у мусульманской цивилизации, видящей цель человека в преодолении греха в этой жизни ради достижения вечности, спасения и пребывания у Бога, в созидании из себя вали Аллах, т.е. друга Божьего.

Итак, в принципе в исламе есть некоторая предрасположенность к крайней радикализации. Скажем, большая, чем в христианстве. Но это отнюдь не означает, что нынешний радикальный ислам - это плод, естественное детище исламской веры. Напротив.

И здесь мы подходим к главной проблеме, отличающей тоталитарную систему сознания от религиозной, в которой высшей и абсолютной ценностью является каждый конкретный человек. Каждый человек, который родился и вышел на свет Божий, бесценен. Об этом говорится в Коране, суннах, хадисах, об этом многократно говорят суфийские мыслители. У одного из суфиев мы читаем: "Адам - это зеркало обоих миров, все, что есть в двух этих царствах - зримо в человеке". Это как комментарий на 53-й аят 41-й суры: "И Мы явили ему Себя и в небосклоне, и в нем самом", то есть в самом человеке читается Бог, виден Бог. "Человек - хвала Бога на земле", - говорится в мистической "хадис кудси". "Человек сотворен для Бога, весь мир дан для человека".

Ислам, так же как и христианство, провозглашает бесценность человеческой личности. Проповедью веры тот же самый джихад, даже в самом военном смысле слова, стремится обратить в истинную веру человека, спасти его, открыть ему полноту истины. Тем более джихад мистический, синоним паломничества, хадж внутрь человеческого сердца.

И вот именно этим радикальный ислам отличается от любой религии, в том числе и от обычного ислама. Он рассматривает человека как средство для достижения некоторых целей совершенно нерелигиозного плана. Главная задача - это распространение ислама, но распространение ислама не как пути спасения, а как некой идеологии. Вроде бы мелочь, но в этой подмене все и заключается.

Никогда правоверный мусульманин, любящий Бога и видящий в каждом человеке образ Божий, не посмел бы погубить несколько тысяч людей в Торговом центре в Нью-Йорке. Наоборот, он ужаснулся бы тому, что несколько тысяч людей, которым не проповедана истина, которые не смогли никак соотнести себя со словом Божьим, были лишены жизни якобы от имени Бога. То же самое можно сказать о любом террористическом акте и в Израиле, и в России.

Любая тоталитарная идеология характеризуется презрением к жизни человека. И этим она принципиально отлична от религии, жаждущей воссоединить каждого человека с Богом. И тем более опасно, что тоталитаризм XXI века уже не борется с верой в открытую, как это делали коммунисты, но пытается, извратив веру, сделать ее орудием для достижения своих вполне человеконенавистнических целей.