- Господин пастор, расскажите, пожалуйста, что такое Церковь Ингрии, каков ее национальный состав.
- Возрождение лютеранства на севере Ленинградской области начиналось как национальное возрождение ингерманландских финнов. Наш первый пастор Арво Сурво ездил по погостам, отпевал, крестил внуков старых ингерманландских бабушек. Первоначально он полагал, что Церковь Ингрии создается только для финно-угорских народов. Однако сейчас к нам приходит все больше и больше русских. В таких случаях мы не всегда открываем миссию и ищем прихожан, как правило, все происходит наоборот: люди сами находят нас и просят открыть приход.
Что касается национального состава, то наши прихожане - это в основном ингерманландцы Северо-Запада России и финно-угры других регионов. Есть небольшие группы эстонцев и немцев. Все остальные - это русские, и их достаточно много. Специально для русскоязычных прихожан мы создали Русскоязычное пробство (или благочиние), охватывающее всю Европейскую часть России и рассчитанное на работу с русскими.
- Можно ли в связи с тем, что вы ведете обширную работу с русскими, предположить, что для Церкви Ингрии уже больше подходит термин "русское лютеранство"? Или вы все же предпочитаете более политкорректный термин "российское лютеранство", подразумевая многонациональный состав вашей паствы?
- Территория России слишком велика для того, чтобы мы все могли считать себя абсолютно одинаковыми. Поэтому мы говорим не о русском или российском лютеранстве, а о русскоязычном лютеранстве. Я совершаю богослужение и проповедую на русском языке. Я чувствую, что именно русский язык нужен нам сегодня в первую очередь.
Сейчас в нашем приходе проходит апробацию литургия Лютеранской Церкви Финляндии, переведенная с финского языка. Она ориентируется на общецерковную традицию неразделенной Церкви. Как ни странно, Второй Ватиканский собор у католиков подвигнул и Лютеранские Церкви к более внимательному отношению к литургической практике, поэтому Швеция и Финляндия пересмотрели чин своего богослужения и ввели новую литургию. Мы совершаем ее в приходе Святого Михаила Архангела в качестве эксперимента, и результаты, на мой взгляд, впечатляющие.
- Вы можете назвать число прихожан Церкви Ингрии?
- Вопрос сложный, так как мы не ведем статистики. Средним приходом можно назвать приход в 150-200 человек, а крупным - около 600. Но такие приходы у нас можно пересчитать по пальцам. Это церкви в Санкт-Петербурге, в Колтушах, Губаницах, Гатчине, Петрозаводске. Приходы большие там, где проживает ингерманландское население, где много пожилых людей, сохранивших память, так сказать, о "вере отцов".
Что касается количества приходов, то их приблизительно 60, но это колеблющаяся цифра, поскольку в последнее время наметилась тенденция к созданию приходов, которые существуют без юридической регистрации.
Дело в том, что для лютеранского прихода самоуправление в гораздо большей степени характерно, чем для прихожан, скажем, Католической или Православной Церквей. В таких приходах до поры до времени регистрацию не проводят и не учреждают приходской совет. Мы стараемся с этим не спешить, чтобы прихожане не начинали дело с "деления портфелей".
- Расскажите, пожалуйста, о том, какие Лютеранские Церкви существуют в России, есть ли у них какие-то свои сферы влияния, конкуренция.
- Их три: Евангелическо-Лютеранская Церковь (ЕЛЦ) в России, на Украине, в Казахстане и Средней Азии, Евангелическо-Лютеранская Церковь Ингрии на территории России и недавно появившаяся Карельская Евангелическо-Лютеранская Церковь. Кроме того, существует еще одна миссия в Новосибирске, и там есть тенденции к тому, чтобы она стала самостоятельной Церковью в Сибири. Сферы влияния мы не делим. Нет никаких специальных договоров и канонических территорий. На мой взгляд, конкуренция начинается там, где кончаются добрые намерения. Бывает, что иногда встречается некоторое непонимание, поскольку у разных ветвей лютеранства есть свои отличительные черты, например в литургике и богословии. Это реальность, и от нее никуда не деться. Но все развивается, и самосознание, скажем, лютеран, принадлежащих к ЕЛЦ, тоже не то, каким оно было десять лет назад.
- В чем суть богословских различий между ЕЛЦ и Церковью Ингрии?
- Несмотря на то что Церковь Ингрии никогда не делала никаких официальных заявлений богословского плана, у нас существуют некоторые очевидные расхождения с ЕЛЦ. Например, в уставе ЕЛЦ прямо сказано, что пасторами могут быть лица обоего пола, как мужчины, так и женщины. Для нас это неприемлемо принципиально. Это первое.
Второе - это отношение к Священному Писанию. Для позиции ЕЛЦ характерно отношение к Писанию как к тому, что содержит Слово Божие. Это значит, что, кроме Слова Божия, в нем есть некий человеческий элемент, который нужно вычленить и не путать, с тем, что имел в виду сам Господь, давая нам свое Откровение.
Для нас же более характерно утверждение, что Библия не содержит в себе Слово Божие, а является Словом Божьим во всей полноте. Все, что в ней написано, есть Откровение без какого-либо изъятия. Поэтому, каким бы спорным ни казался тот или иной текст, мы должны помнить: текст первичен, а любая наша теологическая концепция вторична. Мы должны скорее свою концепцию считать прокрустовым ложем, нежели что-то отвергать из Священного Писания.
- Как Церковь Ингрии понимает апостольское преемство?
- Церковь Ингрии очень внимательно и серьезно относится к апостольскому преемству. Для нас важна именно непрерывность апостольских рукоположений, так как один епископ отвечает за последующего. Поэтому в наших рукоположениях всегда присутствуют епископы легитимных Церквей Финляндии, Швеции или Эстонии, имеющих непрерывное апостольское преемство. Кстати, первым лютеранским епископом в Швеции во время Реформации стал католический епископ, и он, в свою очередь, посвятил своих преемников...
- Нет ли у лютеран России вообще и у вас в частности "комплекса младшего брата" по отношению к РПЦ?
- Наши гражданские власти еще, может быть, не готовы так же внимательно относиться к потребностям религиозных меньшинств, как к нуждам Русской Православной Церкви. Но обижаться на это не стоит, это нормальное явление.
Если Православная Церковь действительно большая, то, конечно, ей уделяется больше общественного внимания, а ее заявления тиражируются в первую очередь. Наше мнение мало кого интересует. Нужно просто трезво признать этот факт: да, нами меньше интересуются. И в этом смысле может проявляться комплекс "младшего брата".
Но я себя лично ощущаю в России очень свободно, я ее люблю и никуда не собираюсь уезжать. Я служил в армии и, если сегодня стали бы собирать ополчение, пошел бы еще раз. Я - часть этой страны. Я не считаю ту форму христианства, которую я исповедую, в чем-либо ущербной. Для меня лично это единственно приемлемая форма исповедания Христа. Мне и моим детям очень хорошо в Лютеранской Церкви.
- Считаете ли вы нужным создание государственного органа, контролирующего взаимоотношения государства с религиозными организациями?
- Наверное, да. Такие органы есть во многих странах. Другое дело, хотелось бы знать, какие функции такой орган будет исполнять. Может быть, если бы мы получили какие-то предложения для церковного обсуждения и разные Церкви могли бы сделать свои предложения, тогда у нас сформировалось бы свое мнение.
- Иногда из уст лютеран можно услышать такое высказывание: "Мы не протестанты, мы - реформированные католики". Как вы к этому относитесь?
- Мне не нравится эта фраза, потому что слово "реформированные" отсылает к реформатскому исповеданию. Само по себе слово "протестанты" меня не коробит. Но как обобщающий термин, как термин нивелирующий, конечно, он неприятен, потому что у нас есть общее и с баптистами, и с пятидесятниками, и с православными, и с католиками. Ведь у нас один Христос.
Но коль скоро мы придерживаемся различного вероисповедания, коль скоро мы совместно не причащаемся, то хотелось бы все-таки сохранять свою идентичность, в том числе и в терминологическом плане.
Надо сказать, что ведь и "лютеранство" не самое лучшее название. Потому что Лютер святым не был, у нас его никто не канонизировал. Это просто человек, который впервые заговорил о необходимости возвращения к Евангелию. Вообще любой термин ущербен. Самый лучший термин - это "христианин". Он принадлежит всем нам, и его никто не может узурпировать.