Утячий крик, ослиный вой

Подлинные герои шмелевского «Солнца мертвых» – горы, небо, солнце и море. Фото Евгения Никитина

3 ноября 1929 года Иван Шмелев в письме к редактору парижского журнала «Современные записки» Марку Вишняку риторически вопрошал: «И что за горевой писатель Иван Шмелев?! Когда появляется новая книжка Ивана Бунина, Бориса 3айцева и др., – о них даются рецензии». Действительно, пристальное внимание критики, серьезные литературоведческие работы о писателе стали появляться уже после его ухода. Можно было бы сказать, что это судьба русских литераторов, но посмертное признание Сильвии Плат или Марселя Пруста опровергают подобное утверждение.

Книга исследовательницы творчества Сергея Дурылина и Ивана Шмелева Евгении Коршуновой посвящена вопросам жизни и творчества создателя «Человека из ресторана». Автор реконструирует «московский текст» на страницах «Лета Господня», «Путей небесных» и ряда других, в том числе «малых» произведений («Голуби», «Город-призрак»). Она также рассматривает отдельные аспекты шмелевской прозы, например роль интертекстуальности в новелле «На пеньках» или поэтику оглавления в тех же «Путях небесных». Кроме того, историк литературы анализирует связи знаменитого писателя-эмигранта с Чеховым (с которым Шмелев случайно шапочно познакомился, учась в гимназии), Буниным и особенно Дурылиным.

Евгения Коршунова. И.С. Шмелев и его время.– СПб.: Издательство РХГА, 2023. – 252 с.

Интересна история появления рассказа и киносценария «Трапезондский коньяк». В 1936 году Шмелеву предложили подготовить сценарий с сюжетом из кавказской жизни. Занятый работой над первым томом «Путей небесных», он довольно быстро отказался от работы над рукописью, но тема заинтересовала писателя, и тот спустя пару лет опубликовал рассказ, а после войны вновь вернулся к созданию сценария. Если рассказ повествует о том, как офицер встретился с местной девушкой-мусульманкой Дзюльмой и женился на ней, то сценарий, во многом повторяющий рассказ, завершается на встрече главного героя и его будущей супруги и их отъезде из дома последней: «Она плачет, ее утешает бабушка, матери нет. Дзюльму наряжают. Пускаются в дорогу: и мулла, и старшина, и свидетели, и отец. Дзюльму сажают на кривую ослицу. Шествие. У духана останавливается Дзюльма, накрытая, ждет в ночи».

Другая архивная публикация связана со стихами Шмелева. Читателю (в том числе специалисту) в основном известно его собственное признание о детских стихотворных опытах, а также поэтические экспромты и лирика, адресованные другу Ивану Ильину (тоже, между прочим, не чуравшегося поэзии) или художнице Ольге Бредиус-Субботиной. Часть их вновь воспроизводится в рассматриваемой публикации по автографам; кроме того, приводится послание другу и корреспонденту Шмелева Константину Бальмонту, а также ряд просто шуточных стихов.

В глухой канаве вижу сон я:

Утячий крик, ослиный вой,

А сам, в грязи и без кальсон я

Воплю во сне – городовоооой!

Через шутки Шмелев признавался, отчего он не стал поэтом.

Нет, не могу писать стихи я,

(Нашел на сердце

черный стих):

Кругом беснуется стихия

И крик в душе моей не стих.

(…)

Сшутил над нами дьявол

шутку –

Владетель тьмы,

властитель зла! –

Орла он обернул на утку,

Медведя обратил в осла!

Как знать, может быть, без этих стихов не было бы и прозы Ивана Шмелева?