Поговори со мной

Юрий Беликов. Трещина на Голгофе. Диалоги и предсказания. – СПб.: Алетейя, 2024. – 1080 с.

Как в рецензируемой книге поэта, публициста, лауреата и пр. Юрия Беликова. В ней собраны беседы Беликова... с людьми. Политики и поэты, писатели и путешественники, энтузиасты и философы, критики и актеры, спортсмены и песенники, друзья и «враги» народа, личности медийные и малоизвестные – кого тут только нет. Нет скучных, неинтересных. Заголовок книги взят из диалога, где есть такие слова: «После посещения храма Гроба Господня в Иерусалиме я испытал довольно сильный шок. Потому что, когда вы видите эту трещину (а она цела), которая прошла по всей Голгофе, после того как Христос погиб на кресте, вы не можете допустить мысли, что эта трещина искусственного происхождения. То есть понятно, что все было».

Книга Беликова – не сборник интервью. Для которых, как правило, характерен следующий момент: чем больше аудитория погружена в тему, тем меньше ей нравятся задаваемые вопросы. Здесь речь идет именно о диалогах. То есть общении на равных, независимо от уровня (в том числе известности) собеседника. Что было бы вряд ли возможно, будь автор журналистом, даже толковым. Игра (к примеру, диалог с поэтом, ученым Вадимом Рабиновичем представлен в виде боксерского поединка) интересна, когда силы равны. Беликов же сам по себе интереснейшая личность. И уже к середине книги читатель будет довольно хорошо его знать: круг волнующих тем, симпатии-антипатии, характерные реакции.

И как актеру Николаю Бурляеву, одному из участников диалогов, «нужны те роли, до которых надо дотягиваться», так Беликов с помощью своих собеседников ищет ответы на вопросы, которые выше его самого. И как это обычно бывает, принимает помощь лишь там, где он (почти) справился самостоятельно. Так что при всем многообразии характеров и судеб, представленных в книге, «Трещина на Голгофе» – не лоскутное одеяло. Это стройная жесткая конструкция, объединенная и общими темами, и среди прочего авторским характером.

А люди в книге, конечно, разные. Они спорят. Не только с Беликовым, друг с другом. Спорят, не подозревая об этом. Например, в одном диалоге принадлежность к элите определяется готовностью отдать жизнь за страну, за народ: «Вспомните Бородинское сражение и знаменитого генерала Раевского. Он сам, будучи пехотинцем, шагал в бой и вел с собой двух мальчишек – 16-летнего и 14-летнего сыновей... Даже злодей Малюта Скуратов – и тот погиб от татарской стрелы! То есть – защищая Отечество». В другом диалоге приводятся слова писателя Виктора Астафьева: «Если бы война началась сейчас, то я бы ни за что за эту землю воевать не пошел...» Отсюда можно было бы сделать вывод, что этими словами Астафьев вычеркивает себя из состава элиты. Как непримиримый соглашатель смотрю на это иначе. Как в притче о двух сыновьях: «Он сказал «не хочу», а после, устыдившись, пошел». Астафьев на войне все же был, и, что называется, в первых рядах.

Порой герои Беликова спорят напрямую. Как, например, правнучка Чапаева Евгения, которая рассказывает о его смерти одну историю, и поклонница Белого движения писательница Елена Чудинова – совершенно другую. Как непримиримый соглашатель, не могу не вспомнить Достоевского: «…врите-врите, может быть, и до правды довретесь». Но чтобы добраться до правды, нужно выслушать «вранье» всех. Оно особенно интересно, если звучит рядом, как в книге Беликова.

Одна страница говорит о поэте Юрии Влодове («Прошла зима. Настало лето. / Спасибо партии за это»), что он – гений. Другая напоминает про Влодова: «…смерть грешников люта». Как непримиримый соглашатель, могу сказать: правы все, да Бог милостив. И в первом, и во втором случае.

Характерен диалог с поэтом Евтушенко. Автор был с ним довольно близко знаком. Евтушенко включил Беликова в свою антологию. Казалось бы, Беликов должен представить в книге благостное, отретушированное изображение «больше, чем поэта». Но нет. Портрет Евтушенко дан резкими выразительными мазками. С одной стороны: «Вам перечислить, что я написал, а вы не читали?» С другой: «Пусть я прожил нескладно, / для России я жил». Россия – ее прошлое, настоящее, будущее – занимает центральное место в книге.

В том числе Россия как глобальный неэкономический проект. «Исключительное положение России в мире, в первую очередь, географическое и, во вторую, историческое, диктуют нам необходимость создания некоего надсоциального, надэкономического культурного проекта» (Александр Гордон, телеведущий, актер, режиссер). В том числе Россия «как империя. И существовать может только как империя» (литературный критик Евгений Бондаренко). Как непримиримый соглашатель скажу: что-то в этом есть. В свое время я пытался представить себе Россию, народ которой, наконец, действительно приобщился к западным ценностям. Поэтическое мышление (кто-то думает понятиями, а кто-то – образами) выдало двустишье:

Рядом две Польши,

Одна побольше.

И не могу сказать, что результат меня сильно порадовал. Отсюда легко понять, почему сам факт существования России так настораживает другие, уже «неотличимые» друг от друга государства. И конец ей пророчили многократно. Как, например, «глава мозгового треста» Джордж Фридман (на него ссылается футуролог Максим Калашников), утверждающий, что «к 2030 году России не будет». Кстати, здесь в книгу закралась опечатка: «к 1030 году». Как непримиримый соглашатель должен отметить, что в «Трещине на Голгофе» даже опечатки показательны, многозначны. Гибель России вполне можно было предсказывать и к 1030 году, и к другим датам. Но все эти предсказания оказались, как говорят поклонники пулевой стрельбы, «в молоко».

Так в беликовских диалогах буквально на ходу рождаются и умирают открытия, разочарования, истины, заблуждения. В то же время Истина одна на всех. Поэтому, говоря словами автора, «вероятно, мы будем договариваться долго». Как непримиримый соглашатель, я только «за». Давайте же говорить. В этом смысле новая книга Юрия Беликова – событие, далеко выходящее за рамки итогов 2024 года. Прекрасный тренажер для мыслящих, чувствующих. Соглашателей и непримиримых. Вес – 2 кг, 1080 страниц (не считая цветных фотоиллюстраций), собеседников (включая автора) – 86, количество идей и стремлений учету не поддается.