К 100-летию Владимира Богомолова. Как сделан «Момент истины».

В биографии Владимира Богомолова до сих пор немало неясностей. Фото с сайта www.tcmb.ru

Владимир Богомолов родился сто лет назад – в июле 1924 года. Главный его роман, который многие называли лучшей книгой о Великой Отечественной, увидел свет в конце 1974 года – полвека тому назад. А события, в этом романе описанные, происходят «в августе сорок четвертого», то есть 80 лет назад.

Других поводов, чтобы обратиться к «Моменту истины» сегодня, и измышлять не нужно.

Контекст и фон

В 1974 году в Советском Союзе увидели свет такие книги. Роман Олега Куваева «Территория» (о ней мы еще напишем в одном из ближайших номеров). Повесть Валентина Распутина «Живи и помни». Повесть Бориса Васильева «В списках не значился». Повесть братьев Стругацких «Парень из преисподней». Роман Юлиана Семенова «Бриллианты для диктатуры пролетариата». Пьеса Григория Горина «Тиль».

Константин Симонов в этом году получил Ленинскую премию за эпопею «Живые и мертвые». Александр Солженицын был выслан из страны и лишен советского гражданства.

В других странах в 1974 году были изданы такие книги. «Смотри на арлекинов!» Владимира Набокова. «Опрокинутый мир» Кристофера Приста. «Челюсти» Питера Бенчли. «Потерянная честь Катарины Блюм» Генриха Бёлля. «Шпион, выйди вон!» Джона Ле Карре. «Псы войны» Фредерика Форсайта. «Дзэн и искусство ухода за мотоциклом» Роберта Пирсига.

Среди важных кинолент этого года – «Агония» Элема Климова, «Зеркало» Тарковского, «Свой среди чужих» Михалкова. Лидерами проката стали «Калина красная» Шукшина и «Невероятные приключения итальянцев в России» Рязанова. Кроме того, в 1973-м на ТВ впервые показали сериал «Семнадцать мгновений весны». А японец Акира Куросава в 1974-м снимал в СССР кино по прозе военного контрразведчика Владимира Арсеньева.

На мировые экраны в этом году вышли «Ночной портье» Лилиан Кавани, «Семейный портрет в интерьере» Висконти, «Техасская резня бензопилой» Тоуба Хупера, «Возвращение высокого блондина» Ива Робера, «Китайский квартал» Романа Поланского.

Я стал составлять эти списки, желая представить общий фон эпохи. И лишь в процессе обнаружил, как богато в них представлены тайны, расследования и шпионские страсти. Что, в общем, неудивительно в разгар холодной войны.

Герои Куваева – геологоразведчики и авантюристы. У Приста дело идет о «гильдии разведчиков будущего», а у Стругацких – об инопланетном курсанте спецназа. «Ночной портье» и «Потерянная честь» освещают вечнозеленый сюжет «в постели с врагом». Тиль Уленшпигель выступает и шпионом, и дознавателем. Егор Прокудин у Шукшина, как и Егор Шилов у Михалкова, – «чужие среди своих», в какой бы среде ни оказались. В комедии Рязанова все проводят собственные расследования... Так что общая картина если и тенденциозна, то самую малость.

Тени у плетня

Писатель Богомолов не раз менял фамилию, был склонен к мистификациям и умолчаниям, и в биографии его до сих пор немало неясностей.

Например, считается достоверно установленным, что Богомолов попал на войну, прибавив себе два года (так что в 1944-м ему исполнилось всего 20). Что он успел послужить и в войсковой разведке, и в военной контрразведке Смерш.

Точность описаний Богомолова подтверждается такой его тирадой (сохраненной филологом Владимиром Новиковым): «Я человек средних способностей! У меня в романе все держится на подлинности, за которую я ручаюсь!»

Но в одном из последних интервью (Юрию Грибову, опубликовано посмертно в 2004-м) Богомолов утверждал: «Нет-нет, я в разведке служил, а Смерш знал, конечно. И людей его знал. Мы же рядом были, глаз Смерша за нами, разведчиками, особенно был пристальным: мы же по тылам шастали».

Константин Симонов говорил, что «Момент истины» – роман не о контрразведке, а о советской государственной машине и типичных людях того времени. И был совершенно прав. Но главные герои романа все-таки оперативники Смерша и их непосредственное начальство.

Богомолов утверждал, что хотел восстановить справедливость. Дескать, в нашей военной литературе утвердился негативный образ контрразведчика. Офицеры Смерша изображаются как маниакальные перестраховщики, неумные и трусливые. Между тем среди них были настоящие герои, погибшие за родину с честью.

Но зловещий образ особиста-смершевца всплывает и в подтексте «Момента истины». Капитан Алехин в сельсовете предъявляет не «красную книжечку с пугающей надписью «Контрразведка «Смерш», а офицерское удостоверение. А вскоре, в дорожном инциденте со спесивым майором на «виллисе», в ход идет уже красная книжечка. Обескураженный майор лепечет: «Но я же не знал…» На что Алехин наставительно замечает: «А вам и не надо было ничего знать. Есть правила движения, обязательные для всех». Уже эти эпизоды показывают, что зловещая репутация Смерша была заслуженной.

Герои романа действуют в советском тылу как во враждебной среде. Им противостоят не только немецкие агенты, но и «лесные братья» и прочие враждебные элементы. Население Западной Белоруссии замкнуто и недоверчиво. Воины-фронтовики воспринимают смершевцев со страхом. А собственное московское начальство требует результата немедля и угрожает трибуналом.

Богомолов не смог отмыть репутацию Смерша. Не очень приятные особисты по-прежнему разгуливают по военным телесериалам и по страницам романов типа «Диверсанта» Азольского или «Генерала и его армии» Владимова (с которым Богомолов яростно полемизировал). Но несколько скорректировать стереотип писателю удалось.

Интересно, что другой видный советский писатель, служивший в Смерше, певец северной деревни Федор Абрамов при жизни не опубликовал ни строки об этой стороне своей биографии. Только после смерти в его архиве была обнаружена неоконченная повесть о следователях-смершевцах.

Моменты и мгновения

«Момент истины», как гласит авторская подстрочная сноска, это «момент получения от захваченного агента сведений, способствующих поимке всей разыскиваемой группы и полной реализации дела».

Роман вообще изобилует профессиональным арго: качать маятник; бутафорить; треугольник ошибок; стрельба по-македонски; чистильщики и волкодавы; маршрутники и фланеры и т.п. Некоторые из этих терминов и идиом были известны и ранее. Другие ввел в широкий оборот именно Богомолов; его даже упрекали, что часть терминов он сам и выдумал (например, «стрельбу по-македонски»). Хотя для беллетриста обогатить русский язык новым выражением – это заслуга, а не прегрешение.

Интересно, что «семнадцать мгновений» Юлиана Семенова определенно рифмуются с богомоловским «моментом истины». А в 1973-м вышла на экраны также «Земля Санникова» с песней Зацепина и Дербенева («Есть только миг – за него и держись»), которая сразу сделалась хитом.

Эта «философия мига» напоминает нам, что время – штука загадочная и дискретная (а языковые темпоральности ее только запутывают; например, в тюркских языках есть «недостоверное прошедшее» время). Что бывают экстремальные ситуации, когда нужно действовать, а не размышлять. Иногда добавляют: пусть даже действовать неправильно – это лучше, чем медлить. Хотя этот последний тезис кульминация романа как раз опровергает: «момент истины» здесь достигается именно напряженным размышлением и рискованным промедлением на грани провокации.

Применительно к книге Богомолова стоит подчеркнуть еще один аспект. Идейная закалка, мотивация, патриотизм – вещи на войне хорошие и даже необходимые. Но в один прекрасный миг на передний план выходит профессионализм, который ничем заменить нельзя. Решающая схватка в романе – это поединок профессионалов: матерого немецкого агента Мищенко, с одной стороны, и смершевцев Алехина и Таманцева – с другой. И весь роман Богомолова можно трактовать как производственный: в поле нашего внимания все время находятся методы, тонкости и издержки ремесла оперативника Смерша.

При этом Алехин и Таманцев вовсе не кадровые офицеры НКВД. Это люди мирных ремесел, ставшие профессионалами-оперативниками в очень короткие сроки (правда, Таманцев до войны служил срочную в погранвойсках, но мечтал о флоте).

То же относится к их непосредственному начальнику подполковнику Полякову. Это бывший журналист с возмутительно нестроевой внешностью и манерами. Но весьма талантливый детектив и организатор («Если и не бог, то, несомненно, его заместитель по розыску», как характеризует его Таманцев).

Так что и профессионализм – не панацея. Для успеха требуются еще талант и характер.

Характеры

Главных героев трое. Капитан Павел Алехин, глава оперативно-розыскной группы. Старший лейтенант Евгений Таманцев по кличке Скорохват – легендарный чистильщик, весьма популярный среди коллег. И совсем юный Андрей Блинов по прозвищу Малыш, гвардии лейтенант, начинающий оперативник (хотя уже с фронтовым опытом). В распоряжении группы находится также шофер Хижняк со своей полуторкой, но это герой второстепенный и неполноправный.

Если говорить о литературных и мифических прообразах, сразу на ум приходят три былинных богатыря на васнецовской пограничной заставе. Но это сопоставление нам ничего не дает. Капитан Алехин не похож на могучего Илью Муромца – ни статями, ни характером (общее у них – лишь связь с землей: Илья крестьянский сын, Алехин по мирной профессии агроном). Пылкий острослов Таманцев ничуть не напоминает мудрого дипломата Добрыню Никитича. А интеллигентного заику Блинова и дерзкого насмешника Алешу Поповича сближает лишь молодость (оба – младшие члены триад).

Гораздо интереснее сравнить героев Богомолова с тремя мушкетерами Дюма (подполковник Поляков и генерал Егоров в этом раскладе исполняют функции капитана мушкетеров де Тревиля). Герои Дюма – исполнители тайных поручений особой важности. Они враждуют с гвардейцами кардинала: обычная конкуренция спецслужб (намеки на нее есть и у Богомолова). А на поле брани мы их видим только в эпизоде – при осаде Ла-Рошели.

Правда, мушкетеров на самом деле четверо, а не трое. Но функцию четвертого члена квартета в «Моменте истины» исполняет прикомандированный – помощник коменданта города Лиды капитан Аникушин. Он участвует лишь в кульминационной сцене проверки, но сама эта сцена занимает около четверти объема романа. И только Аникушин, наряду с нашей троицей и ее прямым начальством, становится титульным героем целой серии глав.

Мушкетеры Дюма, как известно, представляют четыре традиционных темперамента, известных со времен Гипппократа. Д’Артаньян – холерик, Атос – сангвиник, Портос – флегматик, Арамис – меланхолик.

Кстати говоря, такой же классификации поддаются и другие знаменитые квартеты. Например: Бендер – сангвиник, Балаганов – флегматик, Козлевич – меланхолик, Паниковский – холерик. Или герои мультфильма «38 попугаев»: Попугай – холерик, Мартышка – сангвиник, Слоненок – меланхолик, Удав – флегматик. Или четверка «Битлз»: Леннон – холерик, Маккартни – сангвиник, Харрисон – меланхолик, Старр – флегматик.

Все это означает, что успешная команда должна быть подобрана (или должна собраться стихийно) по принципу дополнительности. А иные четверки героями не становятся: в жизни между их членами нет должной гармонии, а в словесности и кино за ними неинтересно следить.

Капитан Алехин – классический сангвиник. Хороший организатор и аналитик, прекрасная память, развитая интуиция. Незаурядный актер (несмотря на «малоподвижное лицо»), обаятелен, вежлив и дипломатичен. Способен на быстрые решения, но терпелив и выдержан (профессия агронома-селекционера исключает торопливость).

Как раз перед решающей проверкой Алехин получает ужасные известия из дому: пропал результат его десятилетних трудов селекционера, а маленькая дочка заболела ревматизмом. Вычитанная где-то фраза о ревматизме «лижет суставы и кусает сердце» то и дело всплывает в сознании Алехина. Но на результате его напряженной работы это никак не сказывается.

Таманцев – типичный холерик. Гиперактивный, эмоциональный, часто нетерпеливый (но профессионально внимательный). Остроумен и афористичен (порою на грани хамства). Прирожденный авантюрист и адреналиновый наркоман, как сказали бы сегодня. Но главные его таланты – военно-спортивные: ловкость, мгновенная реакция, взрывная сила, меткая стрельба. Словом, идеальный волкодав.

Блинов – флегматик с чертами меланхолика. Очень молод, в романе не раз именуется юношей. Тяготится зависимым положением в группе, мечтает вернуться на передовую, где был командиром взвода (хотя встреченные сослуживцы рассказывают о больших потерях среди офицеров полка, да и у самого Блинова за плечами тяжелое ранение и контузия). Сильные качества – спокойствие, старательность, терпеливость.

Наконец, помощник коменданта Аникушин – меланхолик с чертами флегматика. В тыловую комендатуру угодил временно – на период излечения после госпиталя. Храбр и честолюбив, способен на героический поступок – приводятся эпизоды его фронтового прошлого. Как офицер не склонен беречь людей: принципы для него дороже, а буква приказа важнее. В мирной жизни оперный певец. Втайне нерешителен, с женщинами застенчив. Самолюбив, невнимателен, не способен к длительной концентрации. Это и приводит его к гибели, а всю операцию ставит на грань провала.

Повествовательные техники

В романе все время меняются повествователи и точки зрения. Прием этот в словесности известен давно (вспомним хоть «Декамерон» Боккаччо), но модернизм ХХ века возвел его в демонстративный композиционный принцип (романы Фолкнера, Дос Пассоса, «Расёмон» Акутагавы). Советская литература эти техники прилежно усвоила, но применяла не столь броско: не выпячивала, чтобы не дразнить начальство.

В «Моменте истины» есть главы с объективным повествованием «от автора», они названы большей частью по месту действия: «В лесу у родника», «В парикмахерской», «В ставке ВГК». Это суховатая лапидарная проза, скупая на описания и эпитеты, максимально доходчивая.

Есть также главы, названные именами героев. Повествование в них может вестись как от первого лица, так и от третьего – с применением несобственно-прямой речи. Если в названии главы стоят имена двух-трех героев – большей частью они построены на диалогах, а точки зрения меняются.

И все это перемежается обширными подборками «оперативных документов». Наконец, в кульминации романа есть фрагменты чистого «потока сознания», в свою очередь, сложно устроенного.

Богомолов демонстрирует в этих сценах высочайшее искусство: такого напряжения советская литература не знает. Оно сравнимо с некоторыми страницами романов Достоевского – впрочем, устроенных совсем иначе.

Роль документа

Богомолов и в этом вопросе напускал туману. Иногда он утверждал, что все документы в романе подлинные, только с переменой имен, дат и мест. Иногда – что все они вымышлены от начала до конца. Исследователи романа к окончательной ясности на этот счет пока не пришли.

Функции документов в романе многообразны. Во-первых, они дают впечатление о грандиозном размахе войсковых операций (грузоперевозки, столпотворение войск в ближнем тылу, механика снабжения). О масштабе сопротивления с которым сталкиваются оперативники. Словом, обо всей военной машине.

Во-вторых, документы движут сюжет. Из них можно понять, какое значение придается грядущему наступлению. Как действия двух-трех шпионов могут дезорганизовать эту махину. Какое давление оказывается на оперативников. Весь громоздкий механизм построен на исполнительности и страхе, и работает он исправно. Вот только здравый смысл из него часто улетучивается: страх вырабатывает кортизол, из-за которого люди глупеют. Вот только два примера.

В донесениях перечисляются пары задержанных по ориентировкам Смерша: Боричевский и Кузнецов, Мамыкин и Приходько, Еременко и Бодров, всего семь пар. Напоминает подозреваемых из эпилога «Мастера и Маргариты», где ловят Воланда: в сети попадают Вольман, Вольпер и трое Володиных, в Казани – Волох, в Пензе – Ветчинкевич…

Машина работает, решёта грохочут.

Всем участникам розыска полагается усиленное питание по нормам ВВС. И с пометкой «Весьма срочно» в эфир летят распоряжения: разрешена замена одного грамма сахара пятью граммами изюма…

Тут же следует поправка: три грамма изюма за грамм сахара. Вроде бы анекдотические подробности. Но с учетом размаха и значения операции любая ошибка тут может квалифицироваться как злостное вредительство.

В-третьих, документы придают этой прозе привкус подлинности. Между прочим, гиперреализм – живописный аналог «документальному тренду» в изящной словесности – вошел в моду как раз в 1970-х.

Наконец, в-четвертых, документы искусственно замедляют динамику повествования, оттягивают развязку, создают напряжение. Но об этом мы уже говорили.

Так в общих чертах устроен «Момент истины», роман без преувеличения великий.