О плохом качестве бюстов

Фейхтвангер так сильно не любил Гитлера, что поверил Сталину. Фото с сайта www.libraries.usc.edu

Стреляным воробьем назвал Лиона Фейхтвангера Илья Эренбург в мемуарах «Люди. Годы. Жизнь» (1961). Сталин принял «воробья» в Кремле 8 января 1937 года. «Полный любопытства, сомнений и симпатий», тот прилетел в Москву, по приглашению Иностранной комиссии при Союзе советских писателей с разрешения ЦК ВКП(б) 1 декабря 1936 года.

Советский Союз и европейские интеллектуалы

Фейхтвангер предполагал, что ему, как и всем иностранцам в России, будут показывать потемкинские деревни, но в себя верил и полагал, что свой взгляд на людей и вещи не изменит, как это произошло с другими европейскими писателями, которых гостеприимно принимали в столице первого социалистического государства.

Бернард Шоу приезжал в Советский Союз в июле 1931 года. Старый скептик решил, что нигде лучше, чем отпраздновать 75-летний юбилей, как в Москве, нельзя. Книги после возвращения не написал – начал, но не закончил, – однако в многочисленных интервью хорошо отзывался о стране и высоко оценил гений Сталина, а в пьесе «На мели» (1933) в предисловии даже оправдал методы борьбы ОГПУ с «врагами народа».

Роллан вместе с женой посетил в Москву по приглашению Горького 22 июня 1935 года и провел в ней целый месяц. Публично отзывался о хозяевах хорошо, вел дневник, но закрыл его для публикации на 50 лет – боялся, что некоторые откровенные записи повредят упоминаемым в нем лицам.

Герберт Уэллс трижды приезжал в Россию, в старую – в 1914 году, в новую – в 1920 и 1934 годах. Россия Николая представилась ему как реалистический роман, Россия Ленина – как фантастический проект, в сталинской увидел, как проект превратился в реальность.

Но всех превзошел Анри Барбюс, который бывал в Москве несколько раз, в 1935 году встретился с «гением всех народов», по возвращении написал его биографию, больше напоминающую «житие святого», чем жизнеописание государственного деятеля. Барбюсу принадлежит формула: «Сталин – это Ленин сегодня».

Единственный, кто устоял перед соблазном, был Андре Жид. Автора романа «Фальшивомонетчики», герои которого лживы и лицемерны, порочны душой и живут ненастоящей, фальшивой жизнью, провести на мякине было нелегко, хотя хозяева очень старались. Жид, поначалу сочувствовавший Советскому Союзу, после своей поездки полностью в нем разочаровался – написал книгу «Возвращение из СССР», в которой рассказал Urbi et orbi, что свобода мысли в этой стране – призрак, общественная жизнь – видимость, а литература, как и все искусство, подвергается жесточайшей цензуре.

Что касается Фейхтвангера, то от автора таких всемирно известных исторических романов, как «Еврей Зюсс», «Семья Опенгейм» и «Лже-Нерон», издававшихся в СССР миллионными тиражами, ожидали многого. Результат превзошел все ожидания – книга «Москва, 1937» затмила книги и высказывания о Советском Союзе Бернарда Шоу, Герберта Уэллса, Ромена Роллана.

«Сомнения растворились…»

Фейхтвангер приехал в Советский Союз 1 декабря 1936 года и наблюдал за его жизнью вплоть до 6 февраля 1937-го. Гостеприимные хозяева хотели показать гостю все достижения советской власти за 20 лет. Его возили по заснеженной Москве – он восхищался горожанами, привезли в замороженный Ленинград – восхитился архитектурой, в сопровождении «товарищей» отправили в Киев, и там ему все понравилось, особенно люди – открытые, улыбающиеся и счастливые. В то же время гость и не скрывал своего удивления – в какой бы город его ни привезли, везде в подходящих и неподходящих местах красовались бюсты и портреты «человека с усами», все речи (политические, не политические) и доклады (научные, литературные и т.д.) начинались с безмерных восхвалений Сталина и ими же заканчивались (помните у Мандельштама: «А где хватит на полразговорца,/ Там припомнят кремлевского горца»?). Вся атмосфера в стране граничила с его обожествлением.

А тут еще в Колонном зале Дома Союзов открылся так называемый Второй Московский процесс, на котором Сталин добивал старых большевиков – Пятакова, Радека, Сокольникова и других, ставших к нему в оппозицию. За первым процессом, на котором вождь мировой революции уничтожил ленинских соратников Каменева и Зиновьева, Фейхтвангер внимательно следил из-за границы – всю жизнь интересовался не только силой денег, но и механизмом власти, как власть уничтожает своих противников. Оттуда процесс «представлялся… какой-то театральной инсценировкой, поставленной с необычайно жутким, предельным искусством». Поэтому в первую страну социализма, обещающую счастье не только своему народу, но и всем народам на земле, он приехал сомневающимся в правдивости спектакля, разыгрывавшегося на глазах всего мира. Драма уничтожения верных ленинцев разыгрывалась на его глазах – второй процесс слушался 23–30 января 1937 года. Ему разрешили на нем присутствовать. В книге он напишет: «…пока я находился в Европе, обвинения, предъявленные на процессе Зиновьева, казались не заслуживающими доверия. Мне казалось, что истерические признания обвиняемых добываются какими-то таинственными путями». В Москве «сомнения растворились, как соль в воде, под влиянием непосредственных впечатлений от того, что говорили подсудимые и как это они говорили. Если бы все это было вымышлено или подстроено, то я не знаю, что тогда значит правда».

Но, поверив в виновность соратников Ленина, все же оговорится, что подобные признания вины «непостижимы» для «западных умов». Тем не менее выдвинет аргументы, которые, на его взгляд, опровергнут западное мнение, что Сталин руководствовался мотивами личной мести: «Объяснять эти процессы – Зиновьева и Радека – стремлением Сталина к господству и жаждой мести было бы просто нелепо. Иосиф Сталин, осуществивший, несмотря на сопротивление всего мира, такую грандиозную задачу, как экономическое строительство Советского Союза, марксист Сталин не станет, руководствуясь личными мотивами, как какой-то герой из классных сочинений гимназистов, вредить внешней политике своей страны и тем самым серьезному участку своей работы».

Горный «орел» и земной «воробушек»

Сталин принял Фейхтвангера в Кремле 8 января 1937 года и произвел «неизгладимое впечатление». Беседа длилась три часа. Чтобы убедить такого ценного гостя, как Фейхтвангер, в своей правоте, Сталин времени не жалел. Фейхтвангер спрашивал Сталина обо всем на свете. И о «функции писателя»: вождь объяснил, что если «писатель… улавливает основные нужды широких народных масс», то он передовой, если нет – реакционный. И о роли интеллигенции в Советском Союзе. В марксистском понимании, объяснил «классик марксизма» рафинированному интеллигенту, роль интеллигенции «служебная, довольно почетная, но служебная». И о демократии: «гений всех времен и народов» терпеливо пояснил: «У нас не просто демократия, перенесенная из буржуазных стран», а «необычная», то есть «социалистическая».

Автор «Лже-Нерона» поделился мнением, что лично на него Сталин производит впечатление «человека простого и скромного», но он не понимает, зачем столь «преувеличены и безвкусны» формы уважения и любви к нему. На что Сталин растолковал гостю: да, ему неприятно, когда любовь преувеличивают до «гиперболических размеров», но, понимаете ли, народ еще недостаточно культурен, люди «рады, что удалось освободиться от эксплуатации», и буквально не знают, «куда девать свою радость».

Эренбург писал: «Сталин, наверное, про себя посмеивался, говоря Фейхтвангеру, как ему неприятно, что повсюду красуются его портреты. А стреляный воробей поверил…»

Однако гость не унимался: речь идет «не о чувстве любви и уважения со стороны рабочих и крестьянских масс, а о других случаях». И уточнил: «Выставляемые в разных местах ваши бюсты – некрасивы, плохо сделаны. На выставке планировки Москвы, где все равно прежде всего думаешь о вас, – к чему там плохой бюст?» На что хозяин одной шестой части суши ответил: «Что касается плохого качества бюстов, то это делается не только намеренно (я знаю, это бывает), но и по неумению выбрать… Нельзя издать приказ, чтобы выставляли хорошие бюсты… Некогда заниматься такими вещами».

Разговор зашел о фашизме. Сталин сказал, что фашизм – «это чепуха, это временное явление» (через три года «чепуховый фашизм» развяжет Вторую мировую), и тех, кто считает, что фашизм все захватит, назвал трусами и паникерами.

А когда возник вопрос, почему все обвиняемые на процессах признали свою вину, ответил: «Просто осознали, что нельзя идти против народа, не хотят быть перед смертью иудами». И добавил: «Ведь Иуда, совершив предательство, потом повесился».

«Стоит Фейхтвангер у дверей…»

9 января 1937 года «Правда» опубликовала сообщение ТАСС о беседе вождя с прогрессивным немецким писателем. Запись к опубликованию не предназначалась, была опубликована в 2004 году.

Фейхтвангер уехал удовлетворенным.

В это же время кто-то из бесстрашных остроумцев пустил по Москве такую эпиграмму:

Стоит Фейхтвангер у дверей

С каким-то непонятным

видом.

Смотрите, как бы сей еврей

Не оказался тоже Жидом.

Авторство приписывали и Николаю Эрдману, и Эмилю Кроткому, но оказалось, что руку к сочинению приложил автор знаменитой «Гренады». До Фейхтвангера эпиграмма вряд ли дошла, а вот до вождя точно. Но вождь дал отмашку (бывало и такое), и Светлова не тронули.

«Москва, 1937»

Если перефразировать украинского философа Григория Сковороду («Мир ловил меня, но не поймал»), то Сталин «поймал» всех, кроме Андре Жида, который (повторю еще раз) до приезда в Москву всегда поддерживал Советский Союз, а после увиденного, прочувствованного и продуманного опубликовал книгу «Возвращение из СССР», в которой рассказал о глубочайшем разочаровании в первой стране социализма.

Что же касается Фейхтвангера, то сомнения автора эпиграммы не оправдались: Фейхтвангер Жидом не оказался, даже совсем наоборот. По возвращении издал в Амстердаме книгу «Москва, 1937. Отчет о поездке для моих друзей». В которой расскажет – во время террора! – «о счастливой жизни советских граждан» (так называлась одна из подглавок книги), о встрече в Кремле с советским вождем, о советской демократии и диктатуре и т.д. и т.п.

Не успела просохнуть краска на страницах голландского тиража, как последовало личное распоряжение Сталина заведующему издательским сектором ЦК Молодцову за сутки организовать издание книги. Молодцов полностью оправдал свою фамилию – издание организовал, книгу сдали в производство 23 ноября 1937 года, подписали к печати 24 ноября, и 200-тысячный тираж в мгновение ока разлетелся по всей Москве.

Писатель не скрывал, что пустился в путь в качестве «симпатизирующего». Как и не скрывал, что к его симпатиям «примешивались сомнения», поскольку он понимал, что Советский Союз был «государством диктатуры». Диктатура же противоречила его потребности свободно выражать все, что он думает, чувствует, переживает «невзирая на лица, на классы, партии и идеологии».

Однако получилось то, что получилось: книга «Москва, 1937» оказалась не просто одобряющей «строительство социализма» и даже второй Московский процесс (очевидно, входивший в это самое «строительство»), но, по сути, апологетикой сталинской системы. В отличие от книги Жида (с которой автор постоянно полемизировал) книга Фейхтвангера была панегириком СССР и Сталину. Несмотря на замечание об отсутствии привычной западному человеку свободы и критические высказывания (совершенно безболезненные) о быте москвичей, множестве мелких неудобств и отсутствии комфорта. Это можно объяснить только тем (встречавшийся с автором «Лже-Нерона» Бабель говорил жене: он все понимает), что страх и ненависть, которые Фейхтвангер испытывал по отношению к фашистской Германии, затмили все другие мотивы и заставили его вопреки всему представить Советскую Россию, Россию Сталина, в выгодном для нее свете.

«Черт» в Москве

После Москвы Фейхтвангер вернулся в Париж. Вторая мировая началась осенью 1939-го. Зимой его арестовали как немца – представителя страны, которой Франция объявила войну. Разобравшись – выпустили. Но летом 1940-го к власти пришел маршал Петэн, и Фейхтвангера арестовали уже не как немца, а как еврея. И заключили в концентрационный лагерь (а propos – в 1995 году президент Франции Жак Ширак принес извинения еврейской общине за соучастие французских полицейских и госслужащих в захватах и ссылке евреев в концлагеря).

Бывают же такие повороты судьбы.

Его освобождению способствовали американские друзья, которые затем и переправили писателя за океан. После чего обо всех своих злоключениях он напишет книгу, в которой назовет себя «чертом» – «Черт во Франции. Пережитое» (1941).

Но Фейхтвангер был космополитом и «чертом» себя чувствовал везде – и в Германии, в которой после прихода Гитлера к власти он был объявлен «врагом нации» и из которой эмигрировал в 1933 году. И во Франции, где он жил в с 1940 по 1943 год – во времена режима Виши. И в Америке, где он провел последние годы своей жизни, в которой подвергался преследованиям во времена маккартизма.

И даже в советской Москве 1937 года… в которой дал себя провести вождю советского народа.

P.S. Ирония истории

Книга Фейхтвангера была запрещена и изъята из библиотек после разоблачений Хрущева на XX съезде КПСС. Переиздана в 1990 году под одной обложкой с книгой Андре Жида «Возвращение из СССР», никогда ранее не переводившейся на русский язык.