Да, я не Моцарт

Композитор мрачного образа – Людвиг ван Бетховен.  Неизвестный художник. Портрет Людвига Бетховена. XIX век. Международный музей и библиотека музыки в Болонье

Впрочем, когда отец понял, что Моцарта не получится, махнул на сына рукой и стал спиваться. А учителя – приятели отца, уважали трудолюбивого ученика. «Обучение было пугающе отрывистым, сегодня он изучал одно, а завтра совсем иное, но вопреки всему мальчик не только не возненавидел занятия музыкой, а начал искать в ней спасение от окружающего его мира, жестокого отца, вечно заплаканной, кашляющей кровью матери, которой он не мог помочь… Музыка дарила радость и свободу, в то время как окружающая его жизнь, мягко говоря, не радовала».

Рано или поздно, приходит время развиваться, двигаться дальше. Подростку помогают наставники, открыв умение давать частные уроки. Учиться музыке модно, многие богатые семьи готовы вкладывать средства в образование своих отпрысков… «Мы ведь музыканты, одни собирают полные залы, играют по церквям, бегают по урокам или просто стоят на улице, собирая гроши. Тем не менее все мы служители МузЫки, а стало быть, равны перед ней». Да, давать частные уроки и продолжать учиться самому, много и упорно работая. Искать учителей, теперь с окрепшим даром, – это становится в провинциальном Бонне все сложнее. Но деваться некуда – здесь семья, и она нуждается в нем.

«Уроки отрывают его от сочинительства и приносят ничтожно мало денег, но на эти деньги он практически содержит семью… У тринадцатилетнего подростка не хватает душевных сил полюбить или хотя бы подружиться со своими учениками».

Людвиг все еще остается подростком, резким, вздорным. Школу он давно бросил – не до нее. Благо в одном из семейств к нему и отнеслись как к ребенку, которому нужны внимание и помощь. Он стал бывать в обществе, на званых вечерах. И понял, что знаний обо всем, что не имеет отношение к музыке, у него ужасающе мало. Людвиг занимается самообразованием – читает запоем книги под тактичным руководством принявшего его семейства. А еще у них же в доме он встречается с приезжими знаменитостями. Кто-то из них становится для него временным, но очень важным учителем: «И еще благодаря своему новому учителю Людвиг наконец узнает, как называется то, чем он столь долго раздражал своего отца. Вариации! И еще одно открытие: в просвещенной Вене за это дело отменно платят».

Нужно ехать в Вену. Здесь уже тесно для него, даже временных учителей найти все сложнее. Но семье нужны деньги. Мать болеет, отец пьет, а братья еще малы.

«Что же такое эти самые вариации? Это основная тема и множество подходов к ней».

Это уже сочинительство, а не просто исполнение музыки. И он посещает Вену, встречается с Моцартом и говорит с ним на одном языке, говорит импровизируя. Мэтр в восторге, готов обучать, но судьба распорядилась иначе. Мать умерла, и семья опять нуждается в его помощи…

Юлия Андреева. Бетховен. Черный человек.– СПб: Северо-Запад, 2021. – 378 с.

«Его музыка действовала по-разному, более слабые впадали в эйфорию, начинали плакать навзрыд или корчились в припадках падучей, кто-то обретал новые силы, кто-то отбрасывал условности и отдавался своим страстям».

Характер у композитора все такой же несносный, резкий, с ним очень нелегко: «Да, музыканты и певцы, коих «жестокая» судьба толкала в лапы ужасному Бетховену, обливались горючими слезами, с трудом перенося его жесткий диктат. Он же требовал невозможного, заставляя людей прыгнуть выше собственных голов и представления о пределе».

И эта неуживчивость выражается не только по части музыки. Он не считается ни с кем и ни с чем. Его раздражают люди все сильнее. Любое жилье превращается в берлогу, ученики заказывают для него одежду. И даже это не побуждает его мыться. А еще есть то, что не только он тщательно скрывает от всех, – во что он отказывается верить сам. Он теряет слух. И в конце концов глохнет полностью. Как же теперь жить и работать? А так: «Неожиданно для себя Бетховен осознал, что его недуг в то же время – его благословение. Сам Господь в своей доброте спас его от лишних, ненужных ему звуков, одновременно с тем оградив и от досужих разговоров, ненужного общения, прочего, прочего, прочего».

Уже не действуют слуховые трубки. Но его друзья ему пишут. Сохранилось много тетрадей с этой «перепиской». Еще больше писалось на клочках, потерянных и уничтоженных. Нетрудно догадаться, что композитора недуг не улучшил: «Бетховен жил будущим, которое звало его к себе, притягивая неизвестностью. Новое произведение было для него намного важнее, нежели старое. Когда же при нем вдруг начинали хвалить вещь, которую он, написав в спешке, теперь ненавидел, Бетховен приходил в ярость».

Бетховен сочиняет много, его симфонии на слуху. Кроме того, им создана единственная опера – «Фиделио». Ее не сразу принимают, она затянута и не всегда понятна зрителям и слушателям, но убедить его что-то изменить практически невозможно. «Надо воспитывать зрителя, как бы он воспитывал собственного ребенка, а не обижаться на него… Вывод: нужно писать больше, не оглядываясь на модные веяния и жалобы. Сегодня не поняли, вырастут – поймут. Не все, но всем и не дано». Всеми правдами и неправдами его уговаривают на переделки, чтобы спасти оперу…

Семьи Бетховен не создал, отсудил опеку над племянником, но и с ним поладить не смог. Композитор все сильнее пьет, и болезнь становится смертельной, врача вызвать было некому.

Людвиг ван Бетховен оказался прав в главном. У него свое место в мире музыки, ни с каким другим несравнимое. Даже глухота пошла на пользу. Для большого числа начинающих музыкантов, живших с ним в одно время, он стал наставником и помощником. Так уж было принято в музыкальном мире.

Вена скорбела, провожая Бетховена в последний путь. А его музыка жива и знакома каждому – по сию пору.