0
3766
Газета Non-fiction Печатная версия

20.10.2021 20:30:00

Мыслитель, а не человек

Лев Толстой против Федоров Сологуба и другие споры в приятельском кругу

Тэги: филология, история, письма, поэзия, философия, лев шестов, лев толстой, ницше, карл маркс, сологуб, гиппиус, мережковский, брюсов, споры, друзья


40-15-2480.jpg
Маркса, Ницше и прочих мудрецов лучше
вообще не читать.  Иван Крамской.
За чтением. Портрет Софьи Николаевны
Крамской. 1863. ГТГ
Переписка философа Льва Шестова (1866–1938) и поэтессы Варвары Малахиевой-Мирович (1869–1954) затрагивает много различных тем, что неудивительно при общении близких людей, испытывающих друг к другу искреннюю симпатию и доверие. Обсуждаются вопросы книгоиздательства, путешествия, политика… Например, Шестов сравнивает германских и российских социал-демократов. У немцев «это огромное, неуклюжее, очень добродушное, – но сильное животное, привесившее себе на вывеску на вид очень страшное. И атеизм, и материализм и что хотите вы вместите в ней. А на самом деле задачи здешней рабочей партии – вернуть свои права путем политической борьбы, да еще мирной непременно. Страшного ничего нет». В то время как отечественные социалисты, хотя и громко «вопиют, что им нужна свобода… как охотно и легко надевают они на себя ярмо». Сотрудники журнала «Новое слово», который возглавляли марксисты, напоминали ему солдат, и такая «единомышленность», какой бы пожелал немецкий ротный командир для своей роты… Помните Ростова в «Войне и мире»? Он сказал, что стал бы стрелять в Пьера, если бы начальство приказало. Я уверен, что сотрудники «Нового слова» тоже не побоялись бы стрелять в родных, если бы у Маркса было бы подходящее правило…».

Но больше разговоров (а переписка между ними воспринимается прежде всего как беседа) посвящено писателям и философам. И Шестов противопоставлял философии литературу, ставя последнюю несоизмеримо выше. Для «настоящей философии» необходимо, по мнению автора «Апофеоза беспочвенности», чтобы «Евангелие и Шекспир были обязательны для всякого философа». Ведь «философ мыслитель, но не человек», даже если речь идет о лучших из них, как, например, Фридрих Ницше. Последний «говорит тоже неправду – ибо повторяет за наукой почти все ее нелепости, вернее одну о следствии и причине». Но искусство выражения ее у певца Заратустры «заключает столько поучительного, что только о нем и думаешь». Поэтому в одном из писем Ваве (как он называл Варвару Григорьевну) мыслитель призывал вообще не читать мудрецов: «Ницше и Маркс Вам ничего не дадут», как, впрочем (это уже из другого послания) и Кант.

Его корреспондентка была более терпима к наследникам Сократа и Гегеля. Рассказывая о встрече с Владимиром Соловьевым, Малахиева-Мирович характеризовала создателя «Трех разговоров» следующим образом: «Философ добродушный и строгий, похожий на васнецовских угодников; он же и стихотворец a la Тютчев». Хотя она выступала адвокатом не только мыслителей, но и поэтов. Правда, не перед Львом Шестовым, а перед Львом Толстым. Вот как Малахиева-Мирович описывала встречу с творцом «Крейцеровой сонаты»: «Зашла речь о стихах, между прочим, о стихах Сологуба, о которых он отозвался с резким осуждением.

40-15-12250.jpg
Наталья Громова. Потусторонний
друг. История любви Льва
Шестова и Варвары
Малахиевой-Мирович в письмах
и документах.– М.: АСТ: Редакция
Елены Шубиной, 2021. – 416 с.
Я стала защищать те стихотворения этого поэта, которые мне нравятся.

– Прочтите что-нибудь вслух, что помните, – сказал Лев Николаевич.

Мне пришло на память одно из давних стихотворений:

Я люблю мою темную землю,

И в предчувствии вечной

разлуки,

Не одну только радость

приемлю,

Но смиренно и тяжкие муки.

Только воля Господня и есть…

Докончить мне не удалось. Лев Николаевич сердито и морщась в то же время, как от боли, прервал меня вопросом:

– Что это значит «темная земля», когда над нею светит солнце? И почему он знает, что разлука «вечная»? И потом – эти пошлые кражи из «Отче наш». Нет, нет – избавьте меня от ваших Сологубов».

Как дальше выяснилось из беседы, дело было не в поэзии создателя «Творимой легенды». «Я стихов и вообще не люблю, – добавил он, несколько успокоившись. – Одно на тысячу, нет, на 10 000, да и не 10 000, одно на 100 000 стихотворение годно для прочтения. Например: «Когда для смертного умолкнет шумный день». После чего граф и поэтесса вместе вслух прочли этот пушкинский шедевр.

Впрочем, в ряде случаев у корреспондентов совпадали оценки писателей и критиков. Шестов предостерегал Ваву от влияния Дмитрия Мережковского, а она, в свою очередь, неоднозначно оценивала его супругу поэтессу Зинаиду Гиппиус, которая оказалась «на рубеже между пошлым и небесным – полу-серафим, полу-кокотка и полу-химера». Не очень им нравился поэт и публицист Николай Минский. Из других общих знакомых со стороны Шестова регулярно доставалось историку литературы и критику Акиму Волынскому, которого он именовал «бумажным арлекином».

Книга дополнена воспоминаниями Малахиевой-Мирович и ее письмами к близкой подруге юности Леонилле Тарасовой, которые помогают лучше понять как взгляды корреспондентки Шестова, так и многие акценты в письмах самого мыслителя, столь не любившего философию.


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


О красивой жизни накануне революции 1917 года

О красивой жизни накануне революции 1917 года

Анастасия Башкатова

В какое будущее газовали "паккарды" новых русских буржуа, читающих первый отечественный глянец

0
2250
Поговори со мной

Поговори со мной

Арсений Анненков

В диалогах Юрия Беликова буквально на ходу рождаются и умирают открытия, разочарования, истины и заблуждения

0
1113
Тоска по миру гармонии

Тоска по миру гармонии

Мария Бушуева

Автопортрет Бориса Кутенкова, перерастающий границы личного

0
892
В Бедламе нелюдей

В Бедламе нелюдей

Виктор Леонидов

Безумной была не Марина Цветаева, безумным было время

0
1314

Другие новости