Мистификасьон!

«Евгений Онегин» – одна из пушкинских мистификаций. Илья Репин. Дуэль Онегина и Ленского. 1899. Иллюстрация к «Евгению Онегину». Всероссийский музей А.С. Пушкина, СПб

Владимир Козаровецкий после долгого молчания разродился пушкинским двухтомником. Впрочем, и молчанье не чересчур долгое, он все время что-то издает в своей малогабаритной библиотечке, в том числе – и о Пушкине, да и двухтомник – не совсем двухтомник, хотя по оформлению выглядит именно так, пускай «тома» и не пронумерованы. Дело в том, что каждый «том» – это до известной степени самостоятельная книга: «Новый комментарий к «Евгению Онегину» – действительно комментарий и действительно новый – в том смысле, что он описывает совершенно другую структуру, нежели ту, какую привыкли рассматривать во всех предыдущих статьях, книгах, диссертациях и комментариях к «энциклопедии русской жизни». А «Тайна Пушкина» – книга о том, как «наше все» многие годы занимался мистификациями, от детских проказ до литературных розыгрышей. Немудрено, что в этой, так сказать, краткой биографии мистификатора важное место занимает и пушкинская литературная мистификация с «Евгением Онегиным». Таким образом, «Комментарий» может служить как бы непосредственным продолжением «Тайны», но представляет интерес и отдельно, особенно для тех, кто уже знаком с пушкиноведческими работами Козаровецкого.

Сравнивая «тома» между собою, внимательный читатель, несомненно, заметит и разницу – и в подходе, и в способе подачи материала. Если в «Комментарии» текст романа приведен полностью и каждая строфа рассматривается подробно, то в «Тайне» идея, структура произведения и хронология действия даны в самом общем виде. Название, обложка, титул и шмуцтитул, размер, строфика, интонация повествования и стиль «Евгения Онегина» здесь лишь скупо названы и просто перечислены с минимумом подробностей, тогда как в «Комментарии» каждому из вышеперечисленных элементов уделено достаточно места и времени (зато все прочие статьи в «Тайне» предельно подробны).

Как и во всех своих литературоведческих работах, Козаровецкий – принципиальный альтернативщик. В статье, предваряющей «Комментарий», он доказывает, что «Евгений Онегин» – пушкинская мистификация, что Пушкин использовал представления современников, будто бы в стихах повествователь – всегда Автор, а сам сделал повествователем действующего персонажа – Евгения Онегина. То есть Евгений рассказывает историю про себя самого, но в третьем лице. Так, слова «Онегин, добрый мой приятель…» произносит сам Онегин. Для облегчения понимания этого приема передачи роли повествователя Пушкин оставил нам ключи, в паре мест заставив Онегина проговориться от первого лица. Например: «Письмо Татьяны предо мною,/ Его я свято берегу…» А чтобы у читателя не возник соблазн заявить, что письмо Татьяны попало к Пушкину от его «приятеля» Онегина, Пушкин дал в восьмой главе «уточнение»: «…Та, от которой он хранит/ Письмо, где сердце говорит».

Владимир Козаровецкий. Новый комментарий к «Евгению Онегину».– М.: Новый Хронограф, 2021. – 408 с.

Разумеется, в «Тайне» ее автор именно эту мистификацию очертил предельно скупо, рассчитывая, что если уж читатели отнесутся к его трактовке романа с доверием, то найдут возможность познакомиться с ней подробнее в «Комментарии». Зато в «Тайне Пушкина» (а название этого «тома» раскрывается как наличие в пушкинском творчестве некой общей тайны, объясняемой пристрастием поэта к розыгрышам и литературным мистификациям) Козаровецкий подробно разобрал два десятка пушкинских мистификаций, которые сообщают и текстам, и поступкам Пушкина небывалую глубину и новизну, от его поэтической родословной до пресловутого «диплома рогоносца», подлинное авторство которого до сих пор загадка для «традиционной», то есть схоластической пушкинистики. Здесь вы найдете и неожиданные трактовки общеизвестных эпиграмм, и совсем неизвестные эпиграммы Пушкина, и оригинальные аналитические разборы «Гавриилиады» и «Полтавы», и доказательства пушкинского авторства сказки «Конек-Горбунок», с которых когда-то началось мое долголетнее знакомство с Козаровецким. И везде – это главная отличительная особенность всех его книг – нетривиальные подходы к анализу текстов нашего национального гения, на чью сложную, противоречивую, абсолютно неординарную личность поколения не годящихся ему в подметки графов Хвостовых и Бенкендорфов от литературоведения навели «хрестоматийный глянец».

С Козаровецким, разумеется, всяк волен не соглашаться, но возразить ему трудно: его аргументация обоснованна и логична. В любом случае все это чрезвычайно интересно. И мне лично жаль только того, что в этой биографии мистификатора-Пушкина есть пробелы, которые хотелось бы тоже увидеть заполненными.