Поэзия – материя религиозная

Как надоели старые дома, как старые обиды надоели! Фото Евгения Лесина

От автора

Жизнь, как писал поэт, оказалась длинной. Было много встреч, поездок, бесед с разными интересными людьми. Я много лет жил в разных городах и странах. Как литератор я старался зафиксировать моменты, которые, на мой взгляд, наиболее ярко характеризовали моих незаурядных собеседников либо авторов любимых книг…

Постепенно (из разрозненных заметок и публикаций) получилась новая (очень объемная) книга – «ЛЮДИ ИСТОРИИ. ИСТОРИИ ЛЮДЕЙ», фрагменты из которой печатали журналы «Знамя», «Нева», «Дети Ра», «Зинзивер», газеты «НГ-Ex libris», «Литературная газета», «Литературные известия», «Поэтоград» и другие издания.

Зощенко

Михаил Зощенко говорил:

«Человек хорош в хороших условиях. Плох – в плохих. И ужасен – в ужасных».

Это правда.

Но я встречал людей, которые вели себя ужасно в хороших условиях. И встречал людей, которые вели себя хорошо – в ужасных условиях.

И это правда.

Эрдман

Гениальный Николай Эрдман писал – во время опалы – сценарии для мультфильмов. Эти мультфильмы («Золотая антилопа», «Мурзилка», «Остров ошибок», «Кошкин дом» и многие другие) смотрят с восхищением многие поколения нашей страны.

В искусстве не бывает малых жанров.

Соколов

1990 год. Я редактор отдела поэзии толстого журнала для подростков «Мы».

Звоню в Переделкино Владимиру Николаевичу Соколову. Прошу стихов. Он надиктовывает мне по телефону…

Я спрашиваю:

– Вам на визу верстку привезти?

– Нет, не надо. Если что-то не поняли, добавьте от себя…

Ваншенкин

Константин Ваншенкин, царство ему небесное, замечательный поэт, написавший множество прекрасных стихов и песен.

Я видел его один раз в жизни. На какой-то презентации. Сам к нему подошел и сказал: «Константин Яковлевич, вы – великий поэт».

Он засмеялся: «Брось болтать ерунду…»

Вечная память.

Калашников. Слуцкий

Гена Калашников рассказывал:

– Когда я ходил в семинар Бориса Абрамовича Слуцкого, он частенько проверял студийцев по рифмам.

Просил прочитать студийцев только рифмы стихотворения.

Авторы читали – и сами понимали, насколько они слабо пишут. И возникала возможность для творческого роста.

…Семинара Слуцкого сегодня всем нам очень не хватает.

Мамлеев

В трагические дни августовского путча 1991 года я был дома, ко мне в гости, в родительскую квартиру в Вешняках, приехали мои близкие товарищи, литературовед Владик Кулаков и писатель Юрий Витальевич Мамлеев, с которым мы подружились во Франции, в Париже.

Мы пили чай, разговаривали о судьбе страны.

Владик ушел домой первый, а мы еще долго беседовали с Юрием Витальевичем, который мне тогда казался очень пожилым и умудренным жизненным опытом человеком.

Проговорили до вечера, я пошел провожать писателя домой, он тогда жил вместе с женой Машей в Новогирееве, у знакомых. Мы дошли до Кусковского парка, встали у автобусной остановки. Юрия Витальевича как прорвало. Он стал очень энергично говорить:

– Женя, не уезжайте насовсем из России, запомните: Запад нас ненавидит. Не понимает и ненавидит. Счастья вы там не обретете, как не обрел я. А здесь, дома, вы пригодитесь. Здесь у вас гораздо больше шансов для самореализации…

Я не знал, что ответить старшему товарищу, шансов пригодиться собственной стране у меня было немного – нищета, в которой я тогда жил, достойна отдельного повествования.

Я не послушал совета писателя и сделал потом несколько попыток прижиться на Западе – во Франции, Швейцарии, США, Германии… Если честно, ненависти я не встретил, обрел много друзей, был счастлив в любви, но в чем оказался прав Мамлеев, так это в том, что шансов для самореализации у меня, русского литератора и издателя, действительно больше дома. Впрочем, свой опыт я никому не навязываю, просто рассказываю о своей давней беседе с замечательным писателем.

Лиснянская

Графоман:

– В моем творчестве я…

– Я как поэт…

– Моя поэзия…

Выдающийся поэт Инна Лиснянская:

– Я не поэт. Я стихотворец.

Кузьминский

1995 год. Я в гостях у поэта Константина К. Кузьминского на Брайтоне. Речь у нас, нищих стихоплетов, зашла о ценах на недвижимость в Нью-Йорке.

Костя:

– Можно дом купить и за три тысячи. Например, в Гарлеме. Но в придачу надо покупать автомат Калашникова.

Кузьминский. Довлатова

1993 год. Нью-Йорк. Я заехал на Брайтон в гости к Константину К. Кузьминскому, с которым тогда дружил. Он говорит:

– Женя, вы общаетесь с Довлатовыми. Скажите им, что я Сережку не спаивал. Пусть они на меня зуб не точат.

Я сказал об этом Лене Довлатовой. Она как-то грустно улыбнулась.

Орлицкий

Помню, много лет назад мы с моим лучшим другом Юрой Милоравой пришли в гости к профессору Юрию Борисовичу Орлицкому в РГГУ. Он, увидев нас, улыбнулся своей неподражаемой улыбкой:

– Ребята, как я рад вас видеть! Мне так понравились ваши новые книжки.

Я даже удивился:

– Юрий Борисович, вам правда понравилось?

– Да. В полиграфическом смысле...

Долинов

18.11.2014. Бруклин. Ужинали в ресторане в хорошей компании русских литераторов, живущих в США.

Один поэт (Саша Долинов, он более двадцати лет назад приехал в Америку из Израиля) поинтересовался у меня, кто мой любимый писатель.

Я сказал, что Довлатов.

Он удивленно спросил: «А Достоевский?»

Я даже испугался: «Что вы, что вы?! Эти глубины человеческого духа мне совершенно чужды…»

Саша посмотрел на меня сочувственно. А потом начал наизусть читать отрывок из «Идиота». И – заплакал.

Щуплов

Почему-то вспомнился Саша Щуплов. Он едет в метро, потом вдруг достает какой-то клочок бумаги, карандаш и что-то начинает записывать…

Я тогда случайно оказался рядом.

Кенжеев

Был несколько лет назад в Тбилиси на фестивале «Сны о Грузии», который проводит замечательный подвижник Николай Свентицкий.

Нас, группу авторов, повезли читать стихи Патриарху Грузинскому Илие II.

Все мы очень старались. Но лучше всех выступил Бахыт Кенжеев. Он прочел не свои стихи, а стихи Бориса Пастернака – «Гул затих, я вышел на подмостки».

Это поступок настоящего поэта.

Лихтенфельд

I

Ушла вчера беззвездная зима,

Затихли беспардонные метели.

Как надоели старые дома,

Как старые обиды надоели!

Окрасить стены сумрачных

квартир

Я захочу – да с красками морока.

Благословлю себя на этот мир –

Лиловым цветом Врубеля

и Блока.

Это прекрасное и немного загадочное стихотворение Наталия Лихтенфельд написала, будучи школьницей. В 1982 году наш с ней учитель Сергей Евгеньевич Бирюков напечатал это стихотворение, которое, кстати, высоко ценил выдающийся филолог Борис Николаевич Двинянинов, в замечательной тамбовской областной газете «Комсомольское знамя».

Прошло много лет, я до сих пор люблю этот маленький шедевр, часто его повторяю про себя. Это стихотворение – во многом мой жизненный компас, моя отрада, моя надежда на то, что все будет хорошо, все образуется.

II

Наталия Лихтенфельд, уроженка Воронежа и выпускница Тамбовского иняза, почти тридцать лет (в силу коллизий судьбы) живет в Германии, в Берлине. За эти годы стала одним из лучших в мире филологов-германистов, переводчиком русской литературы на немецкий язык. Она перевела книги современных писателей Александра Файна, Эдуарда Просецкого, Николая Хлестова и многих других, произведения отечественной классики.

Но прежде всего Наталия Лихтенфельд – замечательный поэт, автор двух книг стихотворений.

Вот это стихотворение мне нравится особенно.

Поглубже в снег улечься,

Чтоб не оледенеть.

А чтобы не обжечься –

Заранее сгореть.

А чтоб не обижаться –

Самой сказать «прости».

А чтобы докричаться –

На шепот перейти.

Я всегда считал и считаю, что поэзия – материя религиозная. Стихи – это и молитва, и – чаще всего! – исповедь.

Наталия Лихтенфельд показывает единственно верную и жизнеспособную, на мой взгляд, модель поведения человека в социуме. Это позиция человека, глубоко верующего, думающего о душе. И только о душе. Все остальное – тлен.

Именно такая поэзия (поэзия мудрости и всепрощающей просветленности!) помогает мне жить.

Чухонцев

Мне было двадцать пять лет. Я пришел в «Новый мир». И показал свои стихи Олегу Григорьевичу Чухонцеву.

Он нашел у меня одно хорошее стихотворение.

Я удивился:

– Так мало?

Он удивился тоже:

– Я у Пушкина найду пять, у Гумилева – три... Одно стихотворение – это для русской литературы очень много.

Прошло более 30 лет.

Я понимаю, что Чухонцев меня тогда перехвалил…