Специалист по неудобным вопросам

Военному преступнику Эриху фон дем Баху-Зелевскому на Нюрнбергском процессе удалось превратиться в свидетеля обвинения. Иллюстрация из книги

В России опубликованы дневники 1941–1944 годов обергруппенфюрера СС Эриха фон дем Баха-Зелевского, человека во многом замечательного. Разве не замечательно, например, что, возглавляя борьбу с партизанами и курируя «решение еврейского вопроса» во время Второй мировой войны на территориях Белоруссии, а также части Украины, Прибалтики, Европы, руководя подавлением Варшавского восстания в 1944 году и т.д. и т.п., он предстал перед Нюрнбергским трибуналом в качестве… свидетеля. И это далеко не все, чем замечателен господин Бах. Притом что его биография, образование, мировоззрение, в общем, типичны для военных преступников.

Книга его дневников сделана весьма добротно. Она снабжена подробными комментариями, именным указателем, многочисленными ссылками на источники, преимущественно немецкие, и обширной вступительной статьей.

Из нее мы узнаем, что, окончив среднюю школу и на этом завершив свое образование, Бах пятнадцатилетним подростком добровольно принял участие в Первой мировой войне, был награжден.

И уже в 1920-х годах «решительно настроенный фронтовик присоединился к «Немецко-народническому союзу защиты и отпора» – ультраправой организации, провозгласившей борьбу с «еврейским господством». Когда ее запретили, Бах быстро нашел нечто схожее – «Стальной шлем».

Одновременно с политическими исканиями молодой ветеран развивал свои организаторские способности. Основал в Берлине таксомоторную компанию, которая быстро пошла в гору, приобрел небольшое поместье. Однако его амбиции этим не ограничивались. И нетрудно догадаться, с кем он оказался впоследствии.

Новая организация, куда Бах вступил в 1930 году, была мощной и, как бы сейчас сказали, креативной, будила веру в светлое будущее страны, выступала четкой «альтернативой либерализму и демократии», «старой цивилизации и культуре», многое обещала, многого требовала – от своих участников, ото всех на свете, давала прямые ответы на любые вопросы. И называлась Национал-социалистическая рабочая партия Германии. Приятным бонусом была возможность стать элитой независимо от образования и прошлого. Особенно если ты не просто член партии, а состоишь в рядах ее силовиков («охранных отрядов») – СС. Эффектная черная форма, строгая иерархия и дисциплина гармонично дополняли главный бонус.

Так что на первых порах, по крайней мере, туда вступали не для галочки. Вот и Бах «активно включился в работу, создавая с нуля эсэсовский аппарат в своем регионе». В 1933 году стал бригаденфюрером СС, еще раньше – депутатом Рейхстага.

Стремительно делая карьеру, Бах сразу проявил самый ценный для его руководства талант – устранение неугодных. Когда в том же 1933 году нацисты пришли к власти в Германии, он начал с зачистки своего округа от «вредных элементов» с использованием новых возможностей. Все, кто когда-либо был замечен в нелюбви к национал-социалистам и тем более в каких-то насильственных действиях по отношению к ним, даже если они за это уже были осуждены, теперь получали «сполна».

Позже, в 1942 году, когда Бах занимался ровно тем же на другой территории и другими силами, Гитлер вспоминал это так: «Бах-Зелевский – один из самых ловких людей. Даже раньше в партии я поручал ему самые трудные дела. Если где-нибудь еще появлялись признаки коммунистического сопротивления, я посылал его туда, и он их перемалывал».

Работа по ликвидации всего нежелательного быстро потребовала системной основы. Поэтому в 1939 году, после вторжения Германии в Польшу, Бах курировал создание лагеря Аушвиц (Освенцим). Узнав о первом побеге заключенного, инициативный организатор не просто велел казнить пятерых узников, но издал приказ по усилению режима концлагеря. Он предусматривал, в частности, обустройство пятикилометровой запретной зоны и обязанность охраны «расстреливать на месте» всякого, кто в ней окажется.

Когда началась война с Советским Союзом, силами трех немецких групп армий – «Север», «Центр», «Юг» были выделены специальные подразделения из войск СС и полицейских батальонов, отвечающие за «умиротворение» захваченных территорий. Баха со стороны высшего командования СС назначили ответственным за тылы «Центра» – основного, с точки зрения гитлеровского командования, участка, так как в перспективе он должен был включать в себя не только Белоруссию, но также Центральную Россию, Поволжье, простираться до Урала и называться имперским комиссариатом «Московия» со своей столицей – Москва.

Эрих фон дем Бах-Зелевский. Дневник карателя / Авт.-сост. Д.А. Жуков, И.И. Ковтун; пер. с нем. И.И. Ковтуна.– М.: Вече, 2021. – 448 с.

Его дневник начинается 25 июня 1941 года описанием сцены прощания с семьей: «Все дети проснулись вовремя и вместе с девушками обязательного года построились по линейке для почетных проводов». Многочисленные сноски в этой книге – необходимость. Иначе кто бы понял, например, о каких девушках здесь идет речь. А это, оказывается, члены имперской трудовой службы. По приказу Геринга от 1938 года все девушки до 25 лет должны были отработать год «в сельском или домашнем хозяйстве».

Читать дневник Баха тяжело. Еще и потому, что язык его скуден, повествование обтекаемо, формулировки типовые.

Кстати, о формулировках. Любая война – это прежде всего война понятий, языковая война. Поэтому не только Бах в дневнике называет партизан «бандитами». Уже в июле 1941 года выходит приказ, обязывающий применять по отношению к партизанам исключительно данный термин. Убитые евреи у Баха именуются «грабителями». Ликвидации населенных пунктов – «умиротворением местности».

Нужно в очередной раз обращаться к сноске, чтобы понять, например, что автор подразумевает под «эвакуацией из белорусских лесов». Выясняется, что речь идет о приказе Геринга об очищении Беловежской пущи от населения перед присоединением ее к имперским охотничьим угодьям. Приказ исполнялся так: деревня окружалась, жителям давалось на сборы полчаса, затем населенный пункт уничтожался. Только за неделю (с 24 по 31 июля 1941 года) так было сожжено 34 деревни.

17 июля 1941 года Бах жалуется на то, что вынужден проводить ночные «внезапные проверки» своих подчиненных. Те, дескать, слишком увлекаются местными женщинами, чем доводят себя «до уровня побежденных поляков и русских». Из предисловия понятна истинная причина заботы о личном составе. Именно в этот день в Слониме Бах руководил казнью более 1100 евреев. «Казнь, вероятно, была настолько жуткой, что сотрудники штаба Зелевского тем же вечером напились до бессознательного состояния. Баху пришлось не раз в течение ночи приводить их в чувство».

Когда же автор позволяет себе прямые высказывания, они, философские или сугубо деловые, не могут не наводить на размышления.

«Решение фюрера, само собой разумеется, всегда последнее, и критиковать его – преступление». «Несомненно, немецкий солдат, воюя, хочет оставаться порядочным человеком. Но в каждом порядочном человеке есть силы зла».

«Из Могилева в Берлин вышла колонна снабжения с 10 000 пар детских чулок и 2000 перчаток на имя рейхсфюрера СС. Рождественские подарки для детей СС». «При очистке минных полей около 2000–3000 жителей взлетели на воздух».

«Лондонское радио сообщило, что меня включили в список военных преступников! Какая честь! В Варшаве я только занимаюсь защитой человечества перед Богом, а на меня осуществляются нападки!» и т.д.

В июле 1941 года, посещая поле битвы под Белостоком, видя оставленное Красной Армией вооружение, колонны пленных, Бах пишет: «Описать общее впечатление о поле боя невозможно… танк на танке, неповрежденные и сгоревшие грузовики… зенитные пушки, противотанковые пушки подсчету не поддаются… Никакая современная армия не сможет подняться после такого удара».

Запись от 14 августа 1941 года: «если почитать сообщение Фегеляйна, то можно поверить, будто он один ведет кампанию против русских». Почти здесь же заметка от 20 августа 1941 года: «Когда я узнал, что Погост все еще занят противником, я вылетел вновь и атаковал населенный пункт зажигательными боеприпасами».

Кем же он был, этот миловидный очкарик в генеральской форме? «Не по службе, а по душе»? Больше всего поражает его феноменальная изворотливость, способность мгновенно приспосабливаться к любым обстоятельствам. Вот и после войны Бах выжил просто потому, что быстро «заключил сделку с американскими оккупационными и судебными властями». На Международном военном трибунале в Нюрнберге он активно выступал против «своих» – «дал весьма важные показания, разоблачающие нацистское мировоззрение, планы убийства миллионов беззащитных людей и участие в этом верховного командования вермахта».

Верил ли он в Бога? Сначала был католиком, перед женитьбой принял лютеранскую веру. Поступив в СС, объявил себя, как было принято в этой организации, «верующим в высшие формы жизни». После войны вернулся в католицизм. Незадолго до смерти снова принял лютеранство. Какой же он был веры? Думаю, что и здесь последнее слово за дневником. Когда Бах записывает в нем свое письмо «Неведомому Богу», он говорит правду – Бога он не знал.

С именем тоже не все так просто. Сначала фамилия его была фон Зелевский (мать – полька, урожденная Шиманская). Затем Бах-Зелевский. Как считают некоторые историки, помог дядя, носящий двойную фамилию. В 1940 году наш «герой» стал фон дем Бахом, по понятным причинам избавившись от польской части фамилии. После войны опять ее вернул. Авторы книги о нем, специалисты, называют его то Зелевским, то Бахом. Здесь я называю его Бахом не потому, что это его настоящее имя, просто так короче. Как же его в итоге звали?

Казалось бы, хоть с национальностью у пламенного борца со «славянским недочеловеком» должно быть все в порядке. Но нет. Избавившись от польской части фамилии, Бах писал «дорогому другу» Гиммлеру, что исследовал собственную генеалогию и нашел «фундаментальные доказательства» тевтонского происхождения предков. А после войны Бах… нет, не снова обратился к своему отчасти польскому происхождению. Для него, руководителя подавления Варшавского восстания, в результате чего погибло более 180 тысяч гражданских лиц и около полумиллиона угнано в Германию, это было бы неосмотрительно. Он вспоминает о своих еврейских (!) корнях, ссылаясь на родственников.

И каждый раз, меняя убеждения, он очень убедителен. Прежде всего для самого себя. Думаю, что его 85-летняя дочь, давая интервью в 2019 году «Немецкой волне» и называя папу «человеком чести», искренне верила в то, что говорила. Вот и в исторических кругах до сих пор «нельзя сказать, что специалистам удалось выработать единую точку зрения на эту фигуру».

Но хотя на абсолютную объективность претендовать не может никто, полагаю, куда ближе к ней, чем определение «человек чести», характеристики, данные Баху его бывшими соратниками – знаменитыми и не очень. Геринг после выступления Баха на Нюрнбергском процессе, едва дождавшись перерыва заседания, кричал со скамьи подсудимых: «Это грязная, кровожадная свинья! Он ведь самый кровавый убийца, продающий свою душу, чтобы спасти свою вонючую шею!» Анонимный ветеран спецкоманды СС, однажды говоря о Бахе, был более сдержан в оценках: «Я видел его несколько раз, этого очень тщеславного парня, который наслаждался своей ролью господина, властного над жизнью и смертью гражданского населения, а также его подчиненных».

В любом случае слишком многим было очевидно, что в суде над нацизмом роль Баха никак не сводилась к свидетельской. В 1962 году он был приговорен к пожизненному заключению. Многозначительная усмешка судьбы видна в том, что осудили его даже не за масштабные дела 1940-х, а за куда более «мелкие» – организацию убийств немецких коммунистов в 1930-х. В 1971 году, однако, его имя снова появилось в газетах, так как он «засветился» в одной из частных нюрнбергских (!) клиник. Баху пришлось вернуться в больницу, но уже тюремную. Откуда через год он в очередной раз улизнул от земного правосудия. Уже по повестке Высшего суда.

Властолюбие, преклонение перед силой, самооправдание в любой ситуации. И все это – помноженное на кипучую энергию, волю во что бы то ни стало добиваться своего. Вот главные черты господина Баха, специалиста по решению неудобных вопросов, включая борьбу с партизанами. Его собственный дневник показывает это столь явно, что никакая авторская увертливость не в силах этому помешать.

Читать подобные книги трудно, больно. Но необходимо. Друзей надо держать близко, а врагов чувствовать издалека. И наши главные враги – это даже не «люди чести» вроде господина Баха (или как его там?). А то, что делает их такими.