Играя в шахматы, он напоминал волхва

Застенчивый гений Владимир Шаров.  Фото РИА Новости 

Когда два года назад не стало писателя и историка Владимира Шарова, возникло прочное ощущение, что мимо прошла махина. Как, знаете, бывает в теплых морях, когда ты в маске, лицом в воду, и мимо вдруг проплывает огромная рыба, плывет и все не кончается, близко, можно потрогать рукой. У меня так было, и эмоционально очень похоже, и то же впечатление экзистенциальной оторопи. Нынче с выходом сборника in memoriam «Владимир Шаров: По ту сторону истории» (отмечу характерную удачу с заглавием, потому что и все романы самого Шарова названы емко и небанально) это впечатление, с одной стороны, подтвердилось и даже усилилось, а с другой – смягчилось и облагородилось тем многогранным образом писателя, историка и прежде всего мыслителя, который складывается при чтении вошедших в этот сборник воспоминаний, очерков, философских и литературоведческих штудий.

Ученым штудиям отданы два последних раздела сборника, представляющего собой, как заявлено в аннотации, «первую попытку осмыслить вклад Шарова в художественный мир последних десятилетий». Чтобы дать представление о масштабе явления, приведу цитату из работы Михаила Эпштейна «Сатанодицея: Религиозный смысл русской истории по Владимиру Шарову»: «Все слагаемые русской истории, от крайнего атеизма до крайнего фанатизма, от большевиков, строящих земной рай (но превращающих его в ад), до сектантов, проклинающих все земное и жаждущих мученичества, сходятся в этой новонайденной формуле спасения: безвинное страдание вплоть до смерти – средство

стяжания высшей жизни». Как, захватило дух? На этом остановлюсь и, находя насущно необходимым привлечь к чтению этой, правда, вертиго-книги (головокружение как эпитет кочует из статьи в статью на всем ее протяжении) аудиторию не только рисковую, но самую широкую, перейду к первому разделу сборника, озаглавленному «Мемуары и эссе».

Стоит ли повторять, как много свидетельствуют о человеке те, кто входит в его круг. Кто имел случай подойти близко и к тому ж обладает инструментарием, позволяющим понятое изложить.

Владимир Шаров: По ту сторону истории / Сборник статей и материалов; под ред. М. Липовецкого и А. де Ля Фортель.– М.: Новое литературное обозрение, 2020. – 704 с. (Научная библиотека. Научное приложение, выпуск CCV)

Но первым в ряду воспоминаний – сердечный и откровенный рассказ Ольги Дунаевской, свидетельницы всего, «доброго ангела», спутницы жизни: «У Володи были тяжелые болезни, непростой характер и работа, в жертву которой приносилось все. И пока он был жив, у меня было много своей правды, но вместе с ним она ушла». Это подведение итогов, понятное многим, кто пережил утрату, обладает обратной оптикой и двойным акцентом. Восхищением и неизжитым горем пронизано написанное по свежим следам эссе Михаила Шишкина «Бегун и корабль», которое само по себе, по любому счету, – явление литературы. Прозаик Шишкин продолжает свой разговор с прозаиком Шаровым: «Мое первое впечатление от твоей прозы – гигантский оползень, земля уходит из-под ног, только скатываешься в пропасть не с куском берега, а со всей страной и историей».

Впечатление головокружения, возникающее при чтении шаровских «исторических фантазий» (жанровое определение Александра Эткинда), не всякий готов принять. Шаров не льстит читателю, он ломает со школы усвоенные представления о родной истории и никак, решительно ничем не утешает. Напротив. Однако если читатель вдумчив и смел, если интеллектуальные потрясения привлекательны ему как стимул к мысли, то вот они, в девяти романах, в избытке. Если ж читатель вдумчив и смел, но вертиго ему не по нутру, то сборник, посвященный наследию Владимира Шарова, самоценен, и, пожалуй, можно даже не относиться к нему как к отсылке к романам.