Рояль большой, а я маленький

Муслим Магомаев. Живут во мне воспоминания. – М.: АСТ, 2020. – 320 с.

Все по-настоящему интересное, если рассмотреть его ближе, всегда оказывается еще интереснее. Потому что узнаем мы не столько о нем, сколько, как быстро выясняется, о себе. Мемуарная литература – яркий тому пример. Такая, как в очередной раз переизданная в этом году книга воспоминаний Муслима Магомаева.

Подобные переиздания всегда своевременны, актуальны, так как, во-первых, позволяют читателю с позиции сегодняшнего дня еще раз оценить, прочувствовать весьма обширный период истории своей страны. А в этом случае – еще и с довольно необычного ракурса: глазами популярнейшего в свое время эстрадного и оперного певца, супер – без всякой натяжки – звезды. И, во-вторых, еще раз проследить, по-новому увидеть знаковые особенности развития творческой личности. Особенности совершенно типовые, независимо от того, о ком идет речь – о поэте, писателе, художнике, музыканте или, например, как в этой книге, о певце.

«Песня плывет, сердце поет!» Понятно, что мы чувствуем, когда это читаем. А вот как сделать ощущения видимыми, слышимыми? Скрытое – явным? Свое – общим?

У певца Магомаева, в исполнении которого мы знаем эту песню, получалось. В Советском Союзе он был в числе первых по уровню популярности. «После концерта я обычно удирал от поклонников через запасные, служебные и прочие незаметные входы-выходы». Иногда «приходилось и со второго этажа из артистической прыгать».

Отец Магомаева геройски погиб на фронте за девять дней до окончания войны, куда пошел добровольцем, хотя мог получить бронь. Мать, артистка, посвятила себя профессии. Воспитал его дядя, азербайджанский партийный функционер. Хотя сам Магомаев «ни в комсомол, ни в партию никогда не вступал».

Не менее важно и другое. Как вспоминает сам певец, «меня воспитывали так, что я понимал разницу между «хочу» и «необходимо»… Мне никогда не давали лишних денег, о карманных деньгах я читал только в книжках». Ребенка не баловали. Все-таки люди делятся не на богатых и бедных, а еще раньше – на мудрых и не очень…

Родившегося в артистической семье (дед, полный тезка, – композитор и дирижер) Магомаева очень рано начали учить музыке. «Рояль был большой, я маленький, но мы с ним ладили: лет с трех-четырех я уже подбирал мелодии… Первую мелодию я сочинил в пять лет».

И уже в детстве проявлялся характер Магомаева – делать не то, что говорят, а то, что считаешь нужным. «У нас был мощный приемник «Мир», большая редкость в те времена. Приемник ловил западную музыку, чужую речь, то, что тогда у нас заглушали, что нельзя было слушать. Почему нельзя? Если нельзя, значит, можно и нужно слушать».

Магомаев уже стал известен в Баку благодаря самодеятельным концертам, тем не менее, как он отмечает: «…Профессионалы не хотели меня признавать». Так что начинал Магомаев как все, но уже с самого начала, когда до настоящей известности было далеко, в его исполнении проявлялось главное, кроме природного дара, – самоотдача.

«Игра в страстность не по мне: я могу исполнять только по-настоящему… Каждое произведение я брал не столько вокальной школой, голосовой механикой, сколько своим существом – от сердца к голосу».

Именно тогда и происходит чудо: «…тебя смущают собственные исполнительские огрехи, а публика, не замечая этого, откликается на твою искренность и непосредственность».

При этом «огрехи» он всегда искал у себя сам, специально слушая записи концертов. «Особое удовольствие от своего пения я редко испытываю».

Между прочим, именно отношение к собственным ошибкам, по Магомаеву, – главное в определении культурного человека. «Отсутствие общей культуры можно скрыть… а вот внутренней – нельзя. И разница между этими вещами очевидна. Человек внутренней культуры, как всякий живой человек, может ошибаться, но он, в отличие от человека просто образованного, знает, что ошибся. Более того, знает, как ошибку исправить. И тут же, не стыдясь этого, исправляет».

Первый серьезный успех Магомаева – выступление на VIII Всемирном фестивале молодежи и студентов в Хельсинки. Затем, в марте 1963 года в ходе Декады культуры и искусства Азербайджана в Москве, его увидела и по достоинству оценила Фурцева, министр культуры СССР. Последовало предложение петь в московском Большом театре, и Магомаев отказался. Уже понимая, что у него – свой путь, а на этой прославленной площадке он окажется в положении очередного «подающего надежды». Будь он действительно таким, конечно бы, согласился…

Примечателен и эпизод, когда к Магомаеву, которому в зените его карьеры «рекомендовали» исполнять за границей «больше советских песен», а пел он чаще то, что считал нужным, однажды приставили «переводчика». Певец без труда догадался об основной профессии попутчика, и в результате все кончилось благополучно: тот не мешал ему работать, а Магомаев в обмен провез ему запрещенную книгу.

И, конечно, многие приведенные в книге подробности читатель воспринимает еще и с точки зрения оперативной истории, текущих событий. В 2020 году, например, – рассуждения автора о том, что «бакинский колорит можно было прочувствовать только там, в этих уголках… где и мухи, и не очень свежие скатерти, и фартук чайханщика не отличается опрятностью...» А он ведет туда свою будущую жену. И я его прекрасно понимаю.

Но гораздо ценнее, конечно, наблюдения, выходящие за рамки конкретных исторических условий. «Во все времена нужна вера», – говорит автор. И, рассказывая о своих дружеских отношениях с патриархом Пименом, вспоминает, как весной 1984 года был у него в гостях в Троице-Сергиевой лавре, сидели в кабинете, и тому позвонили из Кремля с просьбой по-христиански помянуть умершего Черненко. И потом на удивленный вопрос автора последовал ответ – так было всегда, «и когда умер Брежнев, тоже звонили».

Книга Магомаева лишь приоткрывает дверь в его творческую лабораторию, но сколько при этом видно интересного, полезного, закономерного! Мир искусства, который всегда строится на интимном, частном, индивидуальном, имеет в то же время общие для всех без исключения законы, пренебречь которыми у человека не получится независимо от размера дарования.

Один из них – ненадежность границ между правдой и вымыслом, когда смешное с трагическим идут рука об руку. Вот певец рассказывает, как в опере «Тоска» его герой должен скатываться по лестнице и падать замертво. «Ушибиться во время падения я не боялся, потому что уже натренировался, умел сгруппировываться… Только один раз случился казус – я укатился за кулисы, откуда торчали только мои ноги».

В той же роли, в той же сцене другой певец – баритон Мустафаев – во время гастролей Бакинской оперы в Ленинграде «скатывается с лестницы… Все очень выразительно, натурально. Публика довольна…». Певца поднимают на поклон – не встает. «Вот ведь в роль вошел, решили все». Так и оказалось – вошел в роль и не вышел: во время падения у артиста случился обширный инфаркт, и он умер…

Биография Магомаева в его собственном исполнении – это и широкое полотно позднего советского, раннего постсоветского времени. И развернутая картина пожизненной борьбы одаренного человека по меньшей мере с тремя врагами: негативными чертами собственного характера; историческими обстоятельствами, которые тоже никогда не состоят из одних плюсов; сопротивлением творческой среды с ее личными и групповыми интересами.

Задача таланта – победить все это и подарить себя людям. Чтобы уходя сказать, как Магомаев в конце своей книги, – «спасибо всем». И остаться.