Очертания футурограда

Генплан предписывал создание в Москве новых радиальных магистралей. Улица Горького, 1938. Фото из книги Александра Васькина «Тверская улица в домах и лицах» (М., 2015)

85 лет назад, в июле 1935 года советским правительством был принят Генеральный план реконструкции Москвы. Его авторы, архитекторы Владимир Семенов и Сергей Чернышев, предлагали модернизировать город, сохранив при этом его сложившуюся историческую структуру. Работа закипела сразу после публикации документа. Эта тема нашла отражение и в литературе.

Силуэты нового города

К началу 30-х годов ХХ века на улицах Москвы стало чрезвычайно тесно. Назревал транспортный коллапс. Причины тому – резкий рост населения в послереволюционные годы, узость старых улиц, увеличение числа автомобилей и трамваев. Полная «закупорка» всех трасс грозила непоправимыми экономическими последствиями. «Радиально-кольцевая схема планировки столицы при всех своих многочисленных плюсах имела и существенный минус: расходящиеся от Кремля лучи главных городских магистралей концентрировали в центре города все транспортные потоки», – пишет историк градостроения Алексей Рогачев в книге «Москва. Великие стройки социализма» (М., 2014). Проблему, по мнению исследователя, можно было решить двумя способами: полностью разрушить радиально-кольцевую планировку либо начать создание новых кольцевых и радиальных магистралей, особенно в задыхающемся от пробок центре. В итоге первый вариант, грозивший практически полным уничтожением старой Москвы, власти отвергли.

Знаменитое Постановление от 10 июля 1935 года № 1435 «О Генеральном плане реконструкции города Москвы» – одновременно идеологический манифест, градостроительный кодекс и хозяйственный документ. Здесь конкретно, с точностью до кварталов, улиц и даже отдельных зданий, прописано, что сносить, что строить, что озеленять, что расширять. И в то же время в постановлении можно найти все, чем жила и дышала страна в 30-е годы прошлого столетия. Неистовый пафос обновления. Желание поскорее преодолеть, преобразовать косную старую материю. Безоглядная вера в рационализацию жизни, в торжество умных технологий и машинного прогресса. Коммунистические грезы. Мечты о новых городах и новых жилищах для нового, советского человека… В нем в концентрированном виде запечатлелся стиль эпохи. Недаром сталинскую перестройку столицы пропагандировали в том числе и многие известные писатели.

Зачистка пространства

Чтобы охарактеризовать дореволюционные принципы застройки, авторы Генплана не жалели мрачных выразительных красок: «Узкие и кривые улицы, изрезанность кварталов множеством переулков и тупиков, неравномерная застройка центра и периферии, загроможденность центра складами и мелкими предприятиями, низкая этажность и ветхость домов при крайней их скученности, беспорядочное размещение промышленных предприятий, железнодорожного транспорта и других отраслей хозяйства и быта – мешают нормальной жизни бурно развивающегося города…» Недобрым словом поминался и «варварский российский капитализм» – виновник всех московских неудобств. Одна из главных задач разработчиков Генплана – дать возможность трехмиллионному городу, задыхавшемуся в транспортном тупике, вздохнуть свободнее.

Конечно, такое «хирургическое вмешательство» не обходилось без потерь. Можно сказать, на улицы Москвы впервые после осени 1917-го вновь пришла революция. Но место броневиков и вооруженных солдат заняли бульдозеры, экскаваторы и рабочие. Многие старые жилые кварталы, промышленные и складские зоны шли под снос. Для функционирования транспорта потребовалось вырубить зеленые насаждения на Садовом кольце и некоторых других улицах. Ради расширения жизненно важных трасс сносились торцевые постройки на площадях, образуемых бульварами. Для возведения монументальных домов требовалось расчистить пространство, снеся массу дореволюционных зданий в один-три этажа.

Архитекторы определили границы лесопаркового защитного пояса Москвы, «служащего резервуаром чистого воздуха для города и местом отдыха для населения». Генплан указывал на необходимость благоустройства бульваров и парково-досуговых зон, равно как и на недопустимость строительства новых промышленных предприятий в черте города. Сразу или с задержкой на полтора-два десятилетия, но эти оздоровительные (во всех смыслах слова) меры были в Москве приняты.

Среди прочего была расширена и выпрямлена улица Горького. «В ее тогдашнем виде она не годилась под «дорогу героев и демонстраций», коей должна была стать после перестройки. Такая причина, как неприспособленность к всенародным шествиям, была в 1930-х годах достаточно серьезным основанием для переустройства улицы», – читаем в книге краеведа Александра Васькина «Тверская улица в домах и лицах» (М., 2015). По его мнению, реализацию сталинского Генплана можно в некотором роде сравнить с последствиями пожара 1812 года, когда город лишился многих исторических зданий. «План реконструкции Тверской справедливо было бы назвать планом уничтожения или ликвидации, ибо старую Москву буквально утюжили, пытаясь сровнять с землей», – констатирует историк.

Реализация Генплана позволяла, по мнению разработчиков, уже через 10–12 лет создать «подлинно социалистический город». Но некоторые пункты этого документа были воплощены лишь в 50-е (стадион и метромост в Лужниках, жилые новостройки в Черемушках) и 60-е (улица Новый Арбат). А кое-что из замыслов довоенных проектировщиков реализуется в наше время: например, хордовые автомагистрали.

Футуристическая парабола

У Генплана были и предшественники, и конкуренты. Начиная с 1918 года предложений о способах преобразования красной столицы вносилось множество. Многие зодчие трудились над этими планами на общественных началах. В условиях Гражданской войны и военного коммунизма, когда кругом рушились города и шла на слом вся система прежнего жизнеустройства, они создавали на своих ватманах лучезарные города будущего. Разработка проектов продолжалась в 20-е и в начале 30-х годов. Эти проекты публиковались в печати, обсуждались на диспутах и научных собраниях.

Например, видный немецкий архитектор-дезурбанизатор Эрнст Май предлагал уменьшить население Москвы с 3 до 1 млн жителей и вообще превратить столицу… в большую деревню. Согласно проекту Мая, по окружности Москву должны были окружать маленькие города-спутники, в которых люди бы жили в одно- двухэтажных домиках с приусадебными участниками. А вот советский архитектор-авангардист Николай Ладовский в 1930 году предлагал придать Москве форму параболы или «кометы с историческим ядром». Эта комета, по мнению автора, должна была разомкнуть сложившуюся (и «отжившую») радиально-концентрическую систему Москвы и устремиться к соединению с Ленинградом по оси Тверской улицы. Проект, безусловно, красивый, но скорее художественный, нежели научный.

Всех прожектеров перещеголял Ле Корбюзье. Знаменитый француз предложил снести вообще всю старую Москву (за исключением разве что Кремля и Китай-города) и выстроить на ее месте геометрически рассчитанный и функционально безукоризненный «футуроград». Москва «вся нагромождена в беспорядке и без определенной цели… здесь все нужно переделать, предварительно все разрушив», – безапелляционно заявлял архитектор. Проект Ле Корбюзье никто не воспринял всерьез. Но его отголоски порой бывают слышны в романах-антиутопиях современных писателей.

Луч, нацеленный в будущее

К 1941 году многое из того, что намечалось Генпланом, было реализовано. Оделись в гранит и постепенно застраивались парадными жилыми домами набережные. Через Москву-реку в центре города перебросили шесть новых мостов. Расширялись главные улицы. Возводилось современное жилье. Обустраивались парковые зоны… Но ход работ прервала война. А после ее окончания у страны не хватало денег. После смерти Сталина изменилась строительная концепция. В итоге остались невоплощенными проекты Дворца Советов на Волхонке и Дома промышленности в Зарядье. Не были прорыты Дорогомиловский, Андреевский, Восточный и Северный каналы, призванные спрямить изгибы Москвы-реки. Не проложили несколько широких «лучевых» магистралей (например, проспект от Калужской площади к заводу имени Сталина). Не был заключен в тоннель железнодорожный путь между Курским и Ленинградским вокзалами. Не замкнулось в районе Третьяковской галереи вечно «разорванное» Бульварное кольцо…

Но многое из того, что было запланировано на 30-е–40-е годы, воплощалось позже. Ведь первый Генплан при всех его отдельных «утопических» издержках был научно продуманным и обоснованным документом. Его разработчики жили не одной пятилеткой, а смотрели далеко вперед. Недаром этот документ сегодня пристально изучают историки градостроения, архитекторы, социологи и краеведы.