0
6714
Газета Non-fiction Печатная версия

03.06.2020 20:30:00

Черт меня дернул жениться

«Бесы» и «Метель»: тема потери ориентиров в предсвадебном творчестве Александра Сергеевича

Слава Сергеев

Об авторе: Слава Сергеев – писатель.

Тэги: пушкин, наталья гончарова, свадьба, карантин, болдино, петербург, москва, любовь, грузия, война


20-15-7350.jpg
Он искал спасения от одиночества… Валентин
 Серов. А.С. Пушкин на садовой скамье. 1899
Мчатся тучи, вьются тучи;

Невидимкою луна

Освещает снег летучий;

Мутно небо, ночь мутна.

Еду, еду в чистом поле;

Колокольчик дин-дин-дин...

Страшно, страшно поневоле

Средь неведомых равнин!

– эти строчки 30-летний Пушкин задумает сразу после помолвки с 17-летней Натали Гончаровой, в мае 1830 года, а окончательную дату поставит 7 сентября, первым днем карантина в Болдине. Май – лучшее время в России, все начинает цвести после тяжелой, многомесячной зимы, да и в начале сентября хорошо, в средней полосе это время обычно мягкое и наполненное медленными воспоминаниями об ушедшем лете. Невеста – юная красавица, одна из первых красавиц Москвы, а тут такие строки: «…хоть убей, следа не видно. Сбились мы. Что делать нам! В поле бес нас водит, видно, да кружит по сторонам…» В чем дело, почему? В школьных и вузовских учебниках эти строки интерпретируют как отражение страданий Пушкина, лишенного из-за карантина возможности поехать к невесте, и в качестве доказательства приводят его болдинские письма к Гончаровой. Иногда в качестве «конфетки к кофе» добавляют озабоченность поэта судьбой России…

Взгляд возможный, опровергнуть его трудно, да и не нужно, мы лишь предложим свою трактовку и рискнем предположить (именно предположить, утверждать что-то в данном случае может лишь Господь Бог), что Пушкин запутался в своих чувствах и на самом деле то хотел, то очень не хотел жениться… Что касается озабоченности «судьбой России», то она постоянно присутствует у Пушкина то в качестве основной ноты, то фоновой мелодии, но конкретно в этих произведениях мы ее не видим. За доказательствами, как обычно, обратимся к биографии. Добавим лишь, что судьба Пушкина, как судьба любого национального гения, давно превратилась в миф, а миф – это в каком-то смысле сценарий. Так вот, чтобы не снять по этому сценарию плохое кино, имеет смысл разобраться в нем как можно подробнее.

Кстати, нас иногда упрекают в приверженности биографическому подходу, говоря, что художники – взять хоть Набокова или Бродского – его не любили, а при упоминании фамилии Фрейд испытывали приступы раздражения, предпочитая представлять себя этакими мотыльками и бабочками, пьющими вдохновенье из чашки кофе, шахматной партии или стакана кьянти; но мы здесь вспомним старинный советский афоризм «Отсутствие у пассажира мелкой разменной монеты не освобождает его от платы за проезд», а также знаменитое ахматовское «когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда», и с Божьей помощью продолжим гнуть свою линию.

Итак… Вообще, знаете, давайте сначала по-простому.

Представим себе 28–30-летнего талантливого мужчину-поэта (это сейчас мы знаем, что он гений, а тогда это было очевидно далеко не всем), фамилии его называть не будем, с кое-какими деньгами, одинокого, самолюбивого, с плохими, очень неровными отношениями с родителями (то есть невротика), картежника, вольнодумца, потерявшего многих друзей, попавшего под надзор полиции, без государственной службы, ведущего так называемую рассеянную жизнь… Представили? Идем дальше. 30 лет в начале XIX века – это было много, рассеянная жизнь иногда очень надоедает, и поэт решает жениться. Тем более, так делают почти все. «Я поступаю, как все люди, и надеюсь, не ошибаюсь», – напишет он в письме к другу. И тут начинается «метель»… С одной не получилось: то ли она ему не понравилась, то ли он ей, то ли он по холостой привычке начал одновременно ухаживать за другой, а первая узнала, но что-то не получилось. Посватался к другой, совсем молодой девочке, 17 лет, из хорошей семьи – отказ. А девочка в своем дневнике еще и отзыв о нем написала ядовитый, который могла показать близким подругам… Как же при этом звание «первого поэта России», как же самолюбие – ведь смеяться будут и за спиной шушукаться… И тогда наш герой бросается к третьей, очень красивой и опять очень молодой. Он знает, что она почти бесприданница, что про семью говорят разное, и, наверное, думает: ну, тут-то получится – ан нет, холодный ответ матери, полуотказ, она рассчитывает на более выгодную партию… Махнув рукой и занервничав, наш поэт отправляется на турецкую войну. Приехав в Москву почти через пять месяцев, первым делом бросается в дом своей новой избранницы, но снова получает от ворот поворот. При этом видит, что она мало что к нему испытывает, девушка даже не выходит из комнаты при его появлении, огорчается, но почему-то продолжает надеяться. Уезжает в Петербург, возвращается к прежней жизни, проходит еще несколько месяцев, и тут ему передают слова матери (заметьте, не дочери), дающие надежду… Имея роман с очень красивой замужней дамой, женой видного госслужащего, женщиной, известной в Петербурге своей сексуальной опытностью, и, возможно, еще с одной дамой, женой посла, поэт, как мальчик, мчится в Москву. Мать торгуется, как на базаре, требует гарантий, в том числе от… 3-го отделения его величества Тайной канцелярии – организации, отправившей в Сибирь многих друзей поэта, установившей за ним пожизненный тайный надзор, просит взаймы крупную сумму на… приданое дочери (!), но его и это не останавливает, только после совсем уж безобразной сцены он наконец-то хлопает дверью. Но не тут-то было, его уже не собираются отпускать, попалась птичка… При помолвке рука его невесты безжизненна, но он «не обращает внимания», хотя все видит, в письмах иронизирует над ситуацией и собой, опять надеется, что его полюбят «потом»… И т.д. и т.п… А теперь скажите мне: был ли поэт слепым?.. Нет. Был ли он, простите, неумен?.. Так бывает: стихи замечательные, а человек – мягко говоря, не Сократ. Тоже нет. Слова царя Николая Романова – Первого всерьез не принимаем, но, судя по документальной прозе и письмам, это действительно был «один из умнейших людей России». Были ли женщины, которые его любили? Да, были, и еще как. Вопрос: зачем же он тогда полез в эту историю?! Ответ есть, и ответ куда более рациональный, чем простое пеняние «несчастливой русской судьбе»: изучайте психологию, господа и дамы. Банально, но других ответов, как говорится, у меня для вас нет.

Если коротко, то Пушкину было не привыкать к холодности любимой женщины, его мать была так же холодна, а иногда даже жестока с ним, его отец в детстве поэта также относился к его матери и к семье иронически, с дистанцией, не ожидая от них особенной близости и находя отдохновение в своей библиотеке; Пушкин другой семейной модели просто не знал. Была возможность, что поэт найдет себе подругу жизни, похожую на его няню, Арину Матвееву, но это могла быть именно подруга, а не жена, так как, согласно «большому психоанализу», мужчина воспроизводит в своих женах именно мать, а не какую-то другую близкую женщину… Может быть, увы (см. в интернете «эдипов комплекс» и тому подобные статьи).

Теперь о подробностях. В них, как говорят, скрывается враг рода человеческого… Возьмем крупный план и добавим немного хронологии. Как известно, Пушкин сватался к Наталье Гончаровой еще в апреле 1829 года, через знаменитого дуэлянта и авантюриста Федора Толстого-Американца, который был хорошо знаком (!) с матерью Натальи Николаевны, Натальей Ивановной Гончаровой, и вхож в ее дом, но получил крайне уклончивый ответ, который можно было считать вежливым отказом. Впрочем, как мы говорили, холодность Пушкина не остановила, и вскоре он написал матери Натальи Николаевны истерическое письмо (истерическое настолько, что историки литературы долго сомневались в его атрибуции), что вспоминает ее «со слезами благодарности» за то, что… ее «ответ не есть отказ»… Повторимся, что Гончарова была не первой кандидаткой в жены для Пушкина, он сам в письмах иронически называл ее своей «113-й любовью», непосредственно перед ней, за три года, он пытался свататься: к своей дальней родственнице Софье Пушкиной, видев ее, по его собственному признанию, три раза, потом к Екатерине Ушаковой, в московском доме которой любили принимать музыкантов и поэтов, потом в Петербурге к Анне Олениной, дочери директора тогдашней Академии художеств. Все три раза ничего не вышло. Родители Софьи отказали поэту сразу и она вскоре вышла замуж за другого, с Ушаковой любовь была вроде бы взаимной, по некоторым источникам они были тайно помолвлены, Ушакова даже подарила Пушкину браслет, он его носил на предплечье, такие вещи не дарят просто знакомым, но что-то, увы, не сложилось. Есть версия – ее излагает историк и пушкинист Петр Бартенев, – что Ушакова, узнав, что гадалка предупредила Пушкина, что он «примет смерть от жены», испугалась и расторгла помолвку; впрочем, эту версию поддерживают не все историки литературы. А Олениной поэт просто… не понравился, хотя однажды на прогулке она даже сказала ему «ты». Но сказать сказала, а замуж не пошла. Поди пойми женщин… Некрасив, развязен, огромное самомнение, напишет крошка Annete (она была очень маленького роста) в своем дневнике, а Пушкин позднее посвятит ей знаменитое стихотворение «Я вас любил, любовь еще, быть может…». Впрочем, существует также версия, что родителей Олениной отпугнула репутация Пушкина как донжуана и игрока. Сам Александр Сергеевич относился к Олениной очень серьезно, кроме посвящения стихов, он назвал ее в своих бумагах «Аннет Пушкина», хотя потом зачеркнул эту надпись…

После этого странного сватовства в мае 1829 года Пушкин cамовольно (он должен был предупреждать главу 3-го отделения о всех своих перемещениях) уехал в Грузию, а потом на турецкую войну; результат – «Путешествие в Арзрум», рассказы о трепете, с которым он пересек русскую границу, и выговор от Бенкендорфа («Покорнейше прошу уведомить меня, милостивый государь, по каким причинам Вы не изволили сдержать данного мне слова и отправились в закавказские страны, никого не предупредив...»). Первый дом, который поэт посетил по возвращении в Москву, был дом Гончаровых, однако там, как мы уже писали выше, Пушкина снова ждал очень сдержанный прием – что в принципе неудивительно, ведь он отсутствовал почти пять месяцев. После этого поэт возвращается в Петербург и остается там до марта 1830 года, достаточно весело проводя время – к этому времени относятся его предполагаемые романы со знаменитой петербургской «цирцеей», женой тогдашнего министра внутренних дел графиней Аграфеной Закревской, с дочерью фельдмаршала Кутузова Элизой Хитрово и ее дочерью, внучкой Кутузова, женой австрийского посланника Долли (Дарьей) Финкельмон… Список фамилий и титулов впечатляющ, но эти бесконечные романы 30-летнего Пушкина, увы, – это не удаль и не «мачизм»: на наш взгляд, это неспособность к созданию устойчивой привязанности, психологическая проблема, корни которой уходят опять же в детство. Кроме того, этот донжуанский список иногда производит впечатление попыток убежать от одиночества и схватиться хоть за кого-то или за что-то в петербургской светской пустыне. Возможно, в браке Пушкин искал именно этого – спасения от одиночества… Остальное мы рассказали выше.

Теперь о стихах и прозе, ведь, собственно, из-за них мы завели всю эту музыку. «Бесы» похожи на «Метель», они и написаны с разницей чуть больше месяца в болдинской «самоизоляции», и там и там снежная буря, Пушкин вообще любил этот образ, и там и там герою и автору ничего не видно, и там и там заплутавшие путники и неосуществленные намерения… Попробуем проанализировать эти замечательные тексты и предположим, что это… сны. Если называют «снами» фильмы, то почему нельзя назвать ими книги?.. Самое простое истолкование – это потеря правильного пути героями, их дезориентация, одиночество (холод – один из синонимов одиночества) и усталость. Чего хотят «бесы» от героя, будь то поэтические «бесы», метафизические или телевизионные? Потери воли, чувства правильного пути, помраченности, легкой управляемости. И Пушкин действительно был растерян и сбит с толку: мы уже дважды говорили, что будущая теща изводила его материальными претензиями и просто дурным характером; хотя дед невесты по отцу, промотавший свое имение и состояние миллионер (он получил по наследству в конце XVIII века, кроме тысяч крепостных рабов, полтора миллиона царских рублей – огромную сумму по тем временам), своими настойчивыми просьбами «поговорить наверху» о своих шатающихся делах и покупке правительством… медной статуи Екатерины Второй, которая пылилась у него в конюшне, переводил дело в статус анекдота… Конечно, будучи человеком проницательным и умным, поэт не ставил знак равенства между «Ташей» и ее родными, в одном из писем он написал, что «ее семье нет дела ни до меня, ни до нее, я с удовольствием плачу им тем же» – о требованиях «справки» от тайной полиции мы уже писали, – но от всего этого Пушкин к концу лета 1830 года страшно устал… «Черт меня дернул жениться…» – напишет он своему другу и, как сказали бы сейчас, литературному агенту Петру Плетневу 31 августа 1830 года.

Кстати, если вдруг вас интересует вопрос, отчего Пушкину так не повезло с тещей (и женой?), почему она и Наталья Николаевна были такими, то у нас наготове наши всегдашние «психологические пять копеек». И мы готовы их предъявить читателю, чтобы снять некий флер «предопределенности» в пушкинской судьбе. Разумеется, «просто» дурного характера, взявшегося ниоткуда, не бывает, и вам, господа и дамы, возможно, будет интересно узнать, что Наталья Ивановна Гончарова была внебрачной дочерью видного екатерининского вельможи, воспитываясь хотя и под одной крышей с его законными детьми, но, как говорится, во флигеле, и, хотя в те времена (ХVIII век) на такие вещи в России смотрели спокойно, можно только представить, какие комплексы и какую злость вынесла она из своего детства и соответственно вымещала на тех, кто хоть как-то от нее зависел. И передала или могла передать своим детям, в частности, неуверенность в себе и желание ее компенсировать.

Один из биографов Пушкина, Ариадна Тыркова-Вильямс, умница и член ЦК партии кадетов (она была знакома с отцом Набокова, снова он возникает в нашей скромной заметке), пишет, что девочки Гончаровы выезжали в свет в старых платьях и дырявых башмаках, и мать запросто могла наградить их оплеухой при посторонних. Напоминаем, что матушка Пушкина, внучка Арапа Петра Великого, «прекрасная креолка», тоже отличалась неуравновешенным нравом, и в этом Пушкин мог искренне сочувствовать Таше. Тем более что сочувствовать красивой девушке – это приятное (хотя и не всегда благодарное) занятие. Наш alter ego – психолог выразился бы не так красиво, он сказал бы, что неврозы Пушкина и Гончаровой были похожи, что в «исходных данных», в «анамнезе» они были «родственные души» и, может быть, Пушкина кроме красоты и молодости Гончаровой подсознательно привлекало именно это. А может быть, к 30 годам он захотел стать «спасателем» – ибо, как известно, нет лучшего способа отвлечься от собственных проблем, как попытаться спасти другого…

А теперь вернемся к текстам и напоследок посмотрим, «про что» написана пушкинская «Метель». Если коротко, то в повести происходит путаница, снег путает все карты, героиня выходит замуж «не за того», а «тот», любимый, потерялся в снегах и впоследствии вообще пропал… Как это «перевести»? На наш взгляд, как метафору, проекцию через волшебный фонарь вдохновения происходящего в жизни Пушкина. Кто-то из них двоих выходит замуж «не за того», кто-то не может жениться на ком хочет, мужем героини становится заезжий искатель приключений, при этом все тонет в снежном житейском вихре… Финальный хеппи-энд в расчет не берем, на него Пушкину пеняли еще современники.

Есть интересные разыскания, что непосредственно в основу сюжета повести легла шумная история молодой графини Строгановой, бежавшей с бедным гвардейским офицером Ферзеном и тайно обвенчавшейся с ним, но вряд ли Александра Сергеевича могла так задеть эта история, если бы она не была созвучна его собственной судьбе. Любопытно было бы узнать, кто был «Ферзеном» Натальи Гончаровой, потому что маловероятно, что под бедным дворянином Пушкин вывел себя (в его карточных проигрышах и письмах того времени фигурируют суммы с тремя и даже четырьмя нулями); зато в письмах Натальи Николаевны и Пушкина периода жениховства возникает фигура некоего студента Давыдова, давнего поклонника Гончаровой – отец даже напишет Пушкину осенью 1830 года, что Наталья Николаевна выходит за него замуж. Но эта линия уводит далеко за рамки данной статьи, хотя, быть может, мы еще разовьем ее на страницах «НГ-EL».

Стесненные размерами газетной полосы, мы вынуждены заканчивать и в завершение скажем вот что: господа и дамы, похоже, нет (или почти нет) никакого предопределения в судьбах обычных людей и национальных гениев, а есть нелеченые неврозы и незамеченные комплексы; и если вы соберетесь жениться или выходить замуж, даже в 113-й раз, хорошенько подумайте, стоит ли, ни в коем случае не говорите «все так делают», внимательнее изучайте будущих членов семьи и – Боже вас упаси кого-нибудь «спасать»…


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


По паспорту!

По паспорту!

О Москве 60–70-х и поэтах-переводчиках

0
370
Израиль объявляет Йемену «первую ракетную войну»

Израиль объявляет Йемену «первую ракетную войну»

Игорь Субботин

Хуситы провоцируют Нетаньяху на полноформатное нападение

0
1394
Достижения вместо свалок

Достижения вместо свалок

Советское окно во внешний мир

0
509
Честь – это твой закон

Честь – это твой закон

«Капитанская дочка», вывернутая наизнанку

0
266

Другие новости