Может быть, венецианка улыбнется завтра мне? Эжен де Блаас. На балконе. 1877. Частная коллекция
* * *
В глуши березовой, сосновой,
где все растет шедеврам счет,
он пишет письма Гончаровой
из Болдино – тридцатый год.
Ему наскучили картины
лесов окрестных и полей –
в Москву! Но всюду
карантины.
Он всей душой стремится
к ней!
Во всем холера виновата –
крадется от сельца к сельцу,
нет писем от сестры,
от брата,
ноябрь меж тем идет к концу.
Он пишет про холеру-морбус,
как отравляет жизнь она…
Прошел по улице автобус,
я это вижу из окна.
* * *
Под клочья туч упрятанное
небо,
октябрь давно остался позади,
и на полях уж ни овса, ни хлеба,
и солнце – даже лучика не жди.
У темных дач не слышно
разговоров,
клесты склевали ягоды
с рябин,
а на проселках лужи,
как озера,
и босиком шагает дождь
по ним.
Гнет над прудом березки ветер
свежий,
продута ветром лесополоса,
и спросишь, вспомнив
пушкинское,
где же
«в багрец и в золото одетые
леса»?
Брента
Отхлебнув мартини бьянко,
различаю плеск вовне…
Может быть, венецианка
улыбнется завтра мне?
А пока что ночь в отеле –
слышу, лампу погасив,
как струится Брента к цели,
чтобы влить себя в залив.
Пушкин пел когда-то
Бренту…
Погружая в дремы бред,
память крутит киноленту
пролетевших дней и лет.
Лента старая, в обрывах,
иногда не ясен фон…
В плеске волн и переливах
Брента в мой впадает сон.
* * *
И вот сижу, как Пушкин
в карантине,
хоть не объявлен этот
карантин,
зато не нужно думать
о бензине,
подорожал, наверное, бензин?
И вообще, уж не такая
драма,
не встретишься, гуляя,
с дурачьем –
смотрю в окно, читаю
Мандельштама,
не брезгую порою коньячком.
Есть время для работы,
для досуга,
для сна, но недостаток есть
один:
за сотни верст любезная
подруга
и у нее такой же карантин!
комментарии(0)