Сергей Шулаков
|
|
«Ваша любимая актриса», – шутили друзья по поводу этого портрета Руперта Брука. Шеррил Шелл. Фото из книги «1914 и другие стихотворения». 1915 |
Сильно перехваленный поэт, филолог-классик Руперт Брук (1887–1915) был звездой Кембриджа, литератором и театралом, дружил с однофамильцем Джастином Бруком, тоже самодеятельным актером, специализировавшимся на женских ролях. Руперт Брук стал идеологом кружка георгианцев. «Англия должна быть бомбардирована стихами», – взывал он. В основу своей популярности поэт положил немало усилий: подружился со старшим однокашником Эдвардом Маршем, служившим секретарем у первого лорда Адмиралтейства Уинстона Черчилля, и Артуром Асквитом, сыном премьер-министра Британии, одним из тех, кто «кровавую бойню» и затеял. Машина премьер-министра ждала у ворот типографии, чтобы увезти на Даунинг-стрит тираж первого тома «Антологии георгианской поэзии», вышедшего в конце 1912 года. По настоянию политически подкованного Марша направление было названо по имени Георга V, взошедшего на трон в 1910-м. Марш снабдил первый том пафосным предисловием: «Этот сборник исходит из веры в то, что английская поэзия снова обретает силу и красоту... может помочь любителям поэзии осознать, что мы находимся в начале «георгианского периода», который, возможно, уже в ближайшее время встанет в один ряд с величайшими поэтическими эпохами прошлого». На первых порах ход удался, поэтов заметили, определение «георгианский» стало синонимично понятиям «новый», «современный», в салонах рассуждали, насколько то или иное стихотворение «георгианское».
|
|
Поэты Первой мировой. Британия, США, Канада / Пер. с англ.; сост. А. Серебренников, А. Черный.– М.: Воймега; Ростов-на-Дону: Prosodia, 2019. – 284 с. |
Смерть Руперта Брука нанесла георгианцам удар, оправиться от которого им было не суждено. Появление в «Антологии…» «окопных» поэтов Роберта Грейвза, Зигфрида Сассуна (их неплохие стихи присутствуют в сборнике) давало шанс на развитие течения. Однако победила деградация. О влиянии георгианцев, возможно не вполне искренне, сожалел и Набоков. Современный американский филолог-русист Дональд Бартон Джонсон в статье «Владимир Набоков и Руперт Брук» приводит цитату: «Ужаснулся бы… если бы тогда увидел, что сейчас вижу так ясно – прямое воздействие на мои русские построения разного рода современных («георгианских») английских рисунков стиха, которые кишели в моей комнате и бегали по мне, будто ручная мышь».
Набоков действительно написал эссе «Руперт Брук», оно было опубликовано в берлинском эмигрантском альманахе «Грани» в 1922 году и, вероятно, стало первым опытом писателя в литературной критике. Эссе в основном посвящено теме смерти и потустороннего мира в стихах Руперта Брука: «Ни один поэт так часто, с такой мучительной и творческой зоркостью не вглядывался в сумрак потусторонности…», «поэт видит себя «точкой неподвижного ужаса… мухой, прилипшей к серой, потной шее мертвеца» и т.д. Подобные мотивы у Руперта Брука, даже в стихотворении «Жизнь после смерти», похоже, усмотрел один лишь Набоков. Он прибыл в Англию в 1919 году, и его «Кембрижский период», несмотря на то что, как известно, он начал учебу с ихтиологии, был почти полностью поэтическим. Помимо сочинения собственных стихов Набоков перевел 20 стихотворений Брука, но, по мнению исследователей, отнесся к ним слишком свободно. Кроме самого автора, отголосков поэзии Руперта Брука в сборниках Набокова «Горний путь» и «Гроздь», по всей видимости, никто не обнаружил. Джонсон говорит: «Я не вижу существенной разницы между стихотворениями Набокова до Брука и после Брука». Обо всем этом составители могли бы рассказать в русском издании англоязычных поэтов Первой мировой.
Переводы же, собранные в книге, пожалуй, демонстрируют, насколько пышен цвет конъюнктуры, произрастающий из праха и наследия английских поэтов Первой мировой. Это неприятное чувство сродни тому, что испытываешь, когда стихи, например, Николая Гумилева трактуют как часть метаповествования о Святой Руси.
Дарья Гармоненко 
комментарии(0)